Цитаты из книги «Бунин и Набоков. История соперничества»

Набокова «Красавица» (1934), с которым Бунин здесь полемизирует. (Заметим, что неслучайно в рассказе Набокова, позднее названном «A Russian Beauty» («Русская красавица») в английском переводе, фигурирует «Верочка, подруга прежних лет» — «her one-time friend Vera».

В действительности идея взаимосвязанности физической любви и смерти восходит к более ранним произведениям Бунина, особенно к его переработке библейских сюжетов. Уравнивание женщины и смерти — ключевая тема модернистского искусства и литературы.

Работая над «Темными аллеями», Бунин оказался лицом к лицу с двойной проблемой. Отвергнув в своем творчестве нарочитые эксперименты — как со стилистикой прозы, так и с повествовательной структурой, он отвергал их и в русской прозе Набокова. Бунин хотел думать, что остается русским классиком. Однако с позиции конца 1930-х и начала 1940-х годов он ясно понимал, что ему необходимо найти какое-то художественное решение, которое сделало бы его книгу рассказов о любви непревзойденным достижением русской литературы. С точки зрения языка повествования Бунин решил воздерживаться от откровенных сексуальных выражений, которые в русском языке либо неизбежно вульгарны, либо строго научны, но при этом пытаться подвести целомудренный язык русской литературы как можно ближе к описанию секса — как в процитированной выше сцене в поезде из рассказа «Генрих».

Читаю Блока — какой утомительный, нудный, однообразный вздор, пошлый своей высокопарностью и какой-то кощунственный, ибо в эту постоянную «тайну», в постоянную высоту онанирует рукоблуд привычный, равнодушный. Да, таинственность, все какие-то «намеки темные на то, чего не ведает никто» — таинственность жулика или сумасшедшего

Тогда почти одновременно в «Русских записках» был опубликован рассказ Набокова «Лик», а в «Современных записках» — «Посещение музея», пожалуй, самый сюрреалистический из русских рассказов писателя.

«богатый и нецеломудренный» («rich and unchaste») словарь писателя.

Теперь же, в 1938-м, Бунин стал для Набокова предметом эпатажа (похоже, почти семидесятилетний Бунин с его манией величия и помпезностью действительно казался гротескным почти сорокалетнему Набокову).

Набокову еще предстояло написать свои лучшие рассказы, включая «Весну в Фиальте» (1936) и «Облако, озеро, башня» (1937). Однако коридоры русской культуры — и русского языка — становились слишком тесны для него, и такой проницательный человек, как Бунин, не мог этого не понять. Смесь разочарования, желчности, ревности и продолжающегося восхищения талантом Набокова…. Именно так можно описать отношение Бунина к Набокову в конце 1930-х годов. Берберова вспоминала, что Бунин «терпеть не мог» Набокова, «называл дураком»

Умно, талантливо, высокохудожественно, но — безблагодатно и потому вряд ли не эфемерно»189. Но уже два года спустя, в 1936-м, Бицилли так оценил

Читали два рассказа Сирина, «Сказка» и «Рождество». «Сказка» — написанный очень давно, поражает своей взрослостью. И как чудесно выдумал он чорта, — стареющая толстая женщина. Как он все завернул, смел очень. А ведь почти мальчишкой писал. Да уж очень много ему давалось с детства: языки к его услугам, музыка, спорт, художество, все, все, все. О чем бы ни хотелось писать, все к его услугам, все знает. Не знает одного — России, но при его культурности, европеизме, он и без нее станет большим писателем. «Рождество» — лиричнее, и потому слабее, не в лирике у него дело, но бабочк<а> написана превосходна, молодец!