– Я и один-то раз, наверное, не подниму, – признался Андрей Максимович.

– Вот видите! – воодушевилась Елена Аристарховна. – Это же не значит, что вы дурак?!

– Надеюсь, не значит.

– У глупости еще одна особенность есть, – сказал Вячеслав Станиславович. – Она величина непостоянная.

– Это как? – спросил Андрей Максимович.

– Да очень просто, – Вячеслав Станиславович закинул ногу на ногу, – каждый человек может умнеть или глупеть в зависимости от обстоятельств.

– Я тоже вашу мысль не очень поняла, – насторожилась Елена Аристарховна.

– Да что тут понимать! – вмешался Юрий Гургенович. – Это очень точно подмечено. Вот мой заместитель по финансам регулярно умом колеблется. Если, скажем, надо налоги в центр перечислять, так он дурак дураком становится и месяцами плохо соображает, а если из столицы субсидия какая замаячит, так он сразу преображается. Любые цифры в голове без калькулятора считает! Ценнейший человек!

– А еще уровень ума зависит от того, в каком кабинете сидишь, – опять заговорил Константин.

Анечка с интересом посмотрела на симпатичного провинциала, и тот, поощренный ее взглядом, продолжил:

– Нельзя же в кабинете начальника быть умнее самого начальника. Показать себя слишком умным не только глупо, но иногда даже опасно: могут задуматься – а на своем ли месте человек? А потом к себе вернешься, и умственные способности постепенно восстанавливаются. Но и это еще не все… – Константин все больше терял связь с реальностью, глядя на очаровательную улыбающуюся Анечку, которая сидела совсем рядом и пахла теплым, дурманящим ароматом.

– Неужели и продолжение последует? – Вячеслав Станиславович наблюдал, как наливаются первобытным удивлением глаза Юрия Гургеновича.

– Конечно! – Костя все еще не замечал выражения лица своего начальника. – Когда в кабинет приходят твои сотрудники, то сразу чувствуешь, как наполняешься умом и знаниями. Просто распирает от них! А подчиненные на глазах глупеют…

– Да, дураком иногда полезно прикинуться, – произнес Прохор Петрович, – жаль, не у всех получается.

Юрий Гургенович слегка наклонился над столом, чтобы Константин наконец заметил его за пышной прической Елены Аристарховны:

– Костик, а сейчас ты в каком кабинете?

Константин вздрогнул, словно очнулся от наваждения.

– Сейчас я на террасе, Юрий Гургенович, – выдавил он, – и просто поддержал беседу в философском разрезе.

– Это хорошо, – сказал Юрий Гургенович и откинулся на спинку стула, – а то ведь любую философию можно на такие цитаты порезать, – он рубанул воздух ребром ладони, – что потом ни один хирург не сошьет.

Настроение на террасе становилось все веселее. Хмельные напитки забирали себе часть разума и делали общение раскованным, а беседу непредсказуемой. Тормоза приличия отказывали, позволяя мыслям превращаться в слова без всякой внутренней цензуры. Все чаще слышался смех, все кокетливей улыбалась Юрию Гургеновичу Елена Аристарховна, все выше поднималось платье на загорелых ножках Анечки. Она наслаждалась возбуждением Кости и ревностью Прохора Петровича и понимала, что ничего ей за эти маленькие шалости не будет.

Степан Александрович постепенно отстранялся от происходящего и говорил уже редкими, короткими фразами, чтобы не запутаться в собственных предложениях, но иногда произносил все-таки полную глупость, которая опасно граничила с правдой.

Юрий Гургенович чувствовал себя тамадой на семейном празднике, пытался инстинктивно понравиться всем сразу и говорил все больше и все быстрее.

Прохор Петрович маслеными глазами смотрел на Анечку, на ее, хорошо знакомые ему, загорелые ноги и мечтал уединиться с ней в своем кабинете.

Елена Аристарховна громко хохотала над каждой шуткой, но иногда промахивалась и смеялась над случайной фразой, абсолютно лишенной юмора, вызывая ответный хохот, который она воспринимала как одобрение ее тонкого восприятия иронии. И даже Андрей Максимович, наивно надеявшийся начать сегодня избавление от дураков, все больше погружался в этот безумный водоворот бессмысленного общения.

– Юрий Гургенович, вы говорили, что дураков нужно умело использовать. – Вячеслав Станиславович все еще стремился поддержать общий стержень разговора.

– Говорил.

– А что вы с ними делаете?

– Я о своих забочусь. – Юрий Гургенович развалился на кресле. – Если своих дураков не поддерживать и всех разогнать, так ведь чужие нагрянут. А чужие дураки заметно хуже своих. Это всем известно. Дураку на самом деле не очень много надо. Ему главное, чтобы остальные его дураком не считали, и ради этого он готов на любые глупости.

– И получается заботиться? – спросил Андрей Максимович.

– Конечно! Был бы я губернатором, если бы не умел с дураками работать.

– Ну а все-таки, – настаивал Вячеслав Станиславович, – поделитесь опытом. Может, и нам пригодится.

– Да здесь секрета никакого нет. Вот был у нас один ду риал ист…

– Дурналист? – переспросил Вячеслав Станиславович.

– Это я так глупых, дурных журналистов называю.

– А-а! – опять захохотала Елена Аристарховна. – Как это правильно! Я помню, один такой дурналист и у меня интервью брал. Все вопросы глупые задавал, с каким-то подтекстом. Не знаешь, что и ответить. Я ему говорю: молодой человек, хватит из меня уже дуру делать, я и так ничего не понимаю!

– Удивительно еще, – прошелестел заплетающимися губами Степан Александрович, – что дураки никогда не могут вовремя помолчать. Даже ради собственных интересов. Казалось бы, чего проще!

– Они когда молчат, дураками себя считают, – подсказал Андрей Максимович.

– Да? – вылупился на него Степан Александрович. – А знаете, это интересная мысль!

– Коллеги, – возмутился Вячеслав Станиславович, – дайте уже Юрию Гургеновичу рассказать!

– В самом деле! – отозвалась Елена Аристарховна.

– Всё! Молчим! – Степан Александрович приложил палец к своим губам. – Молчим.

– Извините, Юрий Гургенович, – сказал Вячеслав Станиславович, – мы вас внимательно слушаем.

– Дурналист этот, – продолжил Юрий Гургенович, – все критиковал, что у нас историческая усадьба разваливается. Писал на каждом столбе, что в усадебном парке коттеджи хотят строить. Ему несколько месяцев объясняли, что это все домыслы, пустые слухи. А он все свое! Дурак, одним словом. И тогда мы… – Юрий Гургенович так хищно посмотрел на собеседников, что у Андрея Максимовича даже мурашки по спине побежали.

– Юра! – Прохор Петрович попытался остановить откровения своего друга, но Юрий Гургенович на этот раз проявил упрямство и договорил:

– И тогда мы его директором этой усадьбы и назначили!

– А-а… – с облегчением выдохнул Прохор Петрович.

– Да, – победоносно заулыбался Юрий Гургенович, – бюджетик небольшой на реставрацию подкинули и с проверками к нему не спешили. Я же понимаю, история! Ну, он и поумнел постепенно. Через месяц машину себе приличную купил, через три квартиру присмотрел, а потом сам же сокращение территории усадьбы и согласовал. Теперь и ему хорошо, и усадьба сохранена, и коттеджи построены. Полный консенсус!

– А бывает так, что дураки не умнеют? – спросил Андрей Максимович.

– Бывает, конечно. Только это уже не дураки, а придурки. Придурок тем от дурака и отличается, что не умнеет, когда его учат. Умный же человек, как известно, всю жизнь учится. А совсем умный еще и на чужих ошибках. А если не учится, значит, полный дурак, то есть придурок. Прохор Петрович, – Юрий Гургенович повернулся к главе корпорации, – помнишь, егерь такой у нас был, Иваныч?

– Смутно что-то.

– Да как же! Помнишь ты его отлично! Это ж ты от него убегал, когда мы хорошо приняли на морозе и тебе медведь почудился! А потом ты еще в капкан угодил, и мы тебе ногу вытаскивали! Вспомнил?

– М-м… – неопределенно протянул Прохор Петрович.

Степан Александрович наклонился к уху Вячеслава Станиславовича:

– Вот почему хромал так долго после охоты…

– А нам говорил, что волков от лагеря отгонял, – также тихо ответил Вячеслав Станиславович.

– Егерь он был – от Бога. Каждую тропку знал, на логово легко выводил. Зверя нутром чуял! – Юрий Гургенович ударил себя кулаком в грудь. – Но по жизни придурком оказался. Стоило один раз кабана в заповеднике завалить, так он сразу жалобу в столицу написал, что мы там постоянно без всяких лицензий редких зверей бьем. И зачем, спрашивается?

– И за-ачем? – Степан Александрович смотрел на Юрия Гургеновича округлившимися оловянными глазами.

– Все справедливости какой-то неуловимой искал. Сколько мы ему водки привозили, сколько продуктов недоеденных оставляли… А он из-за какого-то паршивого кабана всю романтику охоты испортил и справедливости, конечно, никакой не добился: гнилое дерево на него упало и насмерть задавило. Вот и вся справедливость! Собаки потом случайно нашли.

Анечка поморщилась и посмотрела на Костю, молча спрашивая: неужели правда? Но тот высказываться больше не стал, только вздохнул и развел руками.

Юрий Гургенович помолчал, а потом печально произнес:

– Так что, когда Бог человеку ума не дал – это еще можно исправить, а если придурком создал, то тут уже ничего не поделаешь. Понял теперь разницу?! – Юрий Гургенович неожиданно перешел на «ты», навалился руками на стол и смотрел на Андрея Максимовича налившимися кровью глазами.

– Сложно не понять, – ответил Андрей Максимович, – вы очень доходчиво объясняете.

– Молодец! – И Юрий Гургенович протянул над столом свою жилистую ладонь, которой схватил руку Андрея Максимовича и долго бессмысленно тряс ее, пока не опрокинул на стол чей-то бокал с остатками наливки.

– Я одного только не пойму, – Андрей Максимович решил не сдаваться, – почему наш разговор каким-то странным образом все время сводится к оправданию дураков? И люди они неплохие, и жалко их, и полезными даже бывают. Но с кем работать-то, если вокруг тебя одни дураки?! Как ни пристраивай их к полезным делам, они рано или поздно всё своей глупостью измажут. На дурака нельзя положиться, он в своей дурости непредсказуем!

– И опять ты ничего не понял! – махнул рукой Юрий Гургенович. – Это на придурка положиться нельзя, а на дурака в самый раз! Правильный дурак, он как железнодорожный вагон, поставил его один раз на рельсы, и он катит в нужном тебе направлении. Главное – стрелки вовремя переводить. А слишком умный, он всегда что-то там про себя думает, придумывает, сомневается. Может и до критики начальства досомневаться. Кому это нужно?! И вообще подозрительно, когда вокруг ни одного дурака. Умных людей это должно настораживать.

– Это хорошо, когда вокруг лидера работает команда единомышленников, – Елена Аристарховна соскучилась по выступлениям, – когда люди понимают друг друга, так сказать, без перевода. Не везде это получается, к сожалению. – Она с презрением посмотрела в сторону Андрея Максимовича. – Назначат вместо опытного человека кого-то случайного, и думай потом, что о тебе подумают.

– Редкая у тебя, Прохор Петрович, заместительница. – Юрий Гургенович сложил руки на груди и с восхищением смотрел на Елену Аристарховну. – Проникновенная и все понимает. А переезжайте ко мне, Елена Аристарховна?! Я вас вице-губернатором сделаю. Будем на оленя вместе ходить!

– И брать его за рога? – захохотала раскрасневшаяся от наливки и комплиментов Елена Аристарховна.

– Можно и за рога! – согласился Юрий Гургенович.

– Отпустите меня, Прохор Петрович? – Елена Аристарховна посмотрела на своего начальника.

– Ни за что! – честно признался Прохор Петрович. – Ты у нас незаменимая!

– Не отпускают меня, Юрий Гургенович, – Елена Аристарховна довольно улыбалась, – придется вам с оленьими рогами самому справляться!

– Жаль, – разочарованно произнес Юрий Гургенович, – но я Прохора Петровича понимаю.

Юрий Гургенович заметно хмелел и расслаблялся телом и мыслями. Помощник уже несколько раз напоминал, что пора на самолет, но Юрий Гургенович отмахивался, говорил: «Без меня не улетят!»

– Господа, – Степан Александрович поднялся со второй попытки, – я хочу сказать тост.

– Ха-ха! – захохотала Елена Аристарховна.

– Давайте! – поддержал Юрий Гургенович.

– Я чем больше вас всех тут слушаю, – для равновесия Степан Александрович оперся рукой на стол, – тем больше понимаю, что дураком быть прекрасно! И пожалеют тебя, если что, и пристроят куда-нибудь, и на пенсию с почетом проводят, лишь бы другим дуракам не мешал. Умному такой жизни еще поискать! А главное, я теперь понимаю, что на дураках у нас все и держится. Предлагаю выпить за дураков!

В едином порыве все поднялись и принялись радостно чокаться. И Андрей Максимович по какой-то необъяснимой инерции тоже поднялся, взглянул в чуть заслезившиеся глаза Прохора Петровича и, не пригубив свой коньяк, поставил рюмку на стол.

Через пятнадцать минут Юрий Гургенович, благодаря нечеловеческим усилиям своего помощника, все-таки осознал, что регулярный рейс может улететь и без него, и стал прощаться. Он по очереди, долго и многократно целовал всех в лицо, приглашал на охоту: «У нас такие заповедные места!» – обещал показать свои бесчисленные трофеи и напоить волшебным самогоном на травах, который в этот раз, к сожалению, не довез.

– На ход ноги! – кричал одурманенный хмелем Степан Александрович и, к ужасу Константина, уже третий раз возвращал к столу Юрия Гургеновича, который опять выпивал на посошок и начинал заново свою поцелуйную церемонию.

Наконец общими усилиями Юрия Гургеновича удалось вывести с террасы и направить в сторону выхода. Чуть задержавшиеся Андрей Максимович и Вячеслав Станиславович взглянули друг на друга.

– Никогда не думал, – сказал Андрей Максимович, – что простой вопрос о сокращении дураков может превратиться в такую комедию!

– Да, – вздохнул Вячеслав Станиславович, – чем умнее себя считаешь, тем большим дураком иногда оказываешься.