Но не обилие веселого народа в «Геркулесе» и не продажа спиртных напитков из-под прилавка наслала панику на районного гостя. Паника, которая обуяла Ведерко, была вызвана даже и не рядовым скоплением посторонних и бойких водителей, а более редким для данной местности обстоятельством. Дело в том, что каким-то диким образом на эту дорогу попал целый автобус, напичканный американскими туристами. Эти странные люди, вместо того, чтобы как все рассматривать культурные центры России, решили окунуться в действительность и проехаться по глубинке. Это их и погубило. Будь то какая другая глубинка, более развитая и цивилизованная, может быть, они и проскочили бы. Но таможенный пост близ Но-Пасарана… Через него не мог проскочить и велосипедист, а не то, что автобус, набитый перспективными носителями чумы. А тут еще у одного из туристов на руке оказалась царапина. Наивный техасец на возмутительном русском объяснил, что поцарапала его неведома-зверушка на привале, обозначенным гидом как «Девочки – налево, мальчики – направо». Названия зверушки он не знал. Американец махал руками, корчил рожи, вставал на четвереньки, но растолковать, что за зверь покусился на его суверенитет, так и не смог.

Американцы были обречены. У техасца взяли анализ крови, который и пустили в долгое путешествие в область, медсестре из местного фельдшерско-акушерского пункта поручили провести с подозреваемым курс уколов от бешенства, а весь автобус задержали до выяснения дальнейших обстоятельств.

Что означало появление довольно солидной группы иноземцев в забытом богом Но-Пасаране, объяснять не нужно. Местные власти определили это событие как миниатюрный конец света. Они даже пробовали подкупить таможенников, но денег, выделенных директором совхоза на взятку, не хватило, и парламентеры были с позором изгнаны. Так или иначе, но вся ответственность по обустройству быта непрошенных гостей падала на невинных но-пасаранцев, а следовательно – и на участкового Комарова.

– А это не опасно? – предусмотрительно поинтересовался Комаров.

– В смысле? – честно признался Ведерко.

– Не грозит ли задержание целого автобуса с иностранцами международным скандалом? Сами понимаете: права человека всякие.

– А, это, – махнул рукой капитан, – не бойсь. Эти чумные американцы даже рады. Они, видишь ли, изучают российскую глубинку, а ваш Но-Пасаран как образец глубинки их очень даже привлекает. Все формальности, связанные с задержкой, они берут на себя.

– Хорошо, – совершенно искренне обрадовался Костя.

– В общем, тебе все ясно, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Ведерко, – чтобы все было того, сам понимаешь. Иностранцы, все-таки. Если что – спрос с тебя.

Костя приблизительно понял. Он уже привык к лаконичному и сумбурному языку начальства и выработал особую стратегию понимания его требований. Начальство не придиралось по мелочам, не изматывало постоянными проверками и даже доверило расследование убийства, произошедшего недавно в совхозе. Надо ли говорить о том, что молодой, тонущий в избытке собственной энергии и старательности Комаров оправдал доверие? Ведерко тоже остался доволен. Когда за тебя кто-то выполняет твою работу и еще считает это за честь, то редкий хохол останется недоволен. В общем, в отношениях между Комаровым и Ведерко царило полное взаимопонимание. Ведерко тихо, поплевывая через левое плечо чтобы не сглазить, радовался Комаровской активности, а Комаров, так же тихо поплевывая, гордо нес доверие районного начальства.

Он помахал в окошко пыльной туче, поднятой канареечным УАЗиком, пригладил вихры перед зеркалом и взялся за фуражку. Задание получено, необходимо срочно проведать задержанных туристов. Может, жалобы какие, а может, просьбы. Но сразу же исполнить мягкий приказ начальства ему не удалось. На крыльце раздался грохот, и в кабинет ввалилась парочка: молодая краснолицая блондинка и чумазый, колором лица в мать, юнец лет восьми. Одна пятерня блондинки намертво вплелась в сивые вихры отпрыска, другая страховала пленника за ухо.

– Вот, – посетительница отпустила ухо и вихры сына и толкнула его на середину кабинета, – нате вам. Оформляйте.

– Зачем он мне? – не сразу понял правил игры Костя.

– Да не вам лично, а в тюрьму же, – как бестолковому, растолковала она, – как у вас там положено? Сначала пару ночей здесь посидит, потом в город – к убийцам и маньякам в лапы. Ну, а дальше, как повезет – в Сибирь, болота осушать или в Шушенское. Шалаши ремонтировать.

– Что натворил? – Комаров начал понимать, что от него требуется, вернулся за стол и открыл папку с чистыми бланками протоколов допроса.

– Ну, говори, раз ты такой взрослый и смелый у нас, – закатила сыну оплеуху мамаша, – а то как мать родную матом крыть – так он орел, а как перед законом ответственность держать – так телок бессловесный.

Сын зло зыркнул на нее покрасневшими от готовых пролиться слез глазами и отвернулся.

– Говори, говори, собачий сын, все равно придется. Не здесь, так в Сибири все расскажешь, маньякам. Уж они-то твой блудливый язык наружу вытащат, уж они-то тебе покажут, как матерь родную забижать!

Губы преступника слегка дрогнули.

– Сядьте на стул и помолчите, – потребовал Костя. – Дальше дознание я буду вести сам.

– Только его не до крови тут, – пожалела в последний момент мамаша, – а то нам его еще в райцентр везти на смотр художественной самодеятельности. Фокусы показывать. Фокусы, он, видите ли, показывает! Я ему покажу, фокусы! – опять завелась мамаша.

– Рассказывай, – перебил ее Костя.

Ему было жаль мальца. Комаров сам только что закончил школу милиции и уехал из под материнской опеки, поэтому чувства мальчишки были ему гораздо ближе и понятнее, чем о том могла догадываться его мамаша. Задержанный немного помолчал, бросил короткий взгляд на участкового, почувствовал, видимо, ту каплю симпатии, которую Комаров не сумел сдержать и буркнул:

– Сама виновата.

«Уже хорошо, – отметил Костя. – То, что преступник начал говорить – положительный симптом».

– Она меня не пускала Лешака ловить, – кололся меж тем малец, даже не дожидаясь наводящих вопросов Комарова, – а мальчишки говорят, что мне слабо. Я хотел через зады убежать, а она поймала – и крапивой. А я…

– Продолжай.

– Ну, а я не сдержался и по-матушке. А чего она лезет? Я же не лезу, когда она с теть Мариной неприличные анекдоты рассказывает или с папкой кассеты смотрит, а меня выгоняет. Им – все можно, а мне – нельзя?

Правдолюбец вытер потекший нос пыльным, в черных разводах и точках локтем.

– И это он о родной матери! – не выдержала сидевшая в углу женщина, – я его носила, рожала, кормила, пеленки стирала, ночами не спала, воспитывала, а он мне…

Матушка словесно продемонстрировала слегка оторопевшему участковому оскорбление, которое нанес ей сын.

– Хорошо, – вздохнул Комаров, – выношу решение. Смотри сам: у матери твоей какая главная задача? Сделать из тебя человека, так?

– Так.

– Значит, сейчас она у тебя выполняет особо важное задание, так?

– Ну.

– Отвечай по-форме.

– Так точно.

– То есть в данный конкретный момент мать у тебя находится при исполнении?

– При исполнении, – ненадолго задумавшись, согласился юнец.

– Неподчинение сотруднику, находящемуся при исполнении карается законом. В курсе?

– А то!

– А ты еще добавил срок попыткой к бегству. Было?

– Так точно.

– Значит, наказания тебе не миновать. Три часа исправительных работ при местном отделении милиции завтра с утра. Будешь линовать протоколы допросов. Приходи ровно в восемь и без опоздания. Опоздание приравняю к побегу. После исправительных работ попросишь у матери прощения. Ясно?

– Ну. А прощения я и сейчас могу попросить. Я уже раскаялся. Можно?

– В порядке исключения.

– Только я дома. На ушко.

И такими делами приходилось заниматься Комарову. Жизнь совхоза имени Но-Пасарана была несколько бедна на серьезные преступления. Поэтому один молоденький участковый должен был сочетать в себе функции следователя, группы захвата, инспектора детской комнаты милиции и еще бог знает кого.

Костя проводил посетителей, долго и старательно поправлял фуражку перед зеркалом, закрыл отделение на ключ и отправился на встречу с иностранцами.

Он почти не волновался. Единственное, что немного напрягало, это то, что Комаров практически не знал английского языка. В общеобразовательной школе и школе милиции он учил немецкий, по-английски знал несколько расхожих слов и выражений типа: «вау» и «йес».

– Ну, ничего. Если я с но-пасаранцами научился разговаривать, то и с американцами разберусь, – решил он.

Последняя фраза не была пустой похвальбой. Когда Комаров по собственной, так и не понятой товарищами и родным братом Кириллом инициативе, приехал в далекое незнакомое село бороться с преступностью, он столкнулся со многими трудностями. В том числе и с непониманием со стороны аборигенов. Местные жители почему-то воспринимали повестки, рассылаемые по дворам, как личное оскорбление всему их роду до седьмого колена. Девицы, с которых Комаров пытался снять показания, срочно были зачислены в категорию «невест с подпорченной репутацией», а мамаши этих самых девиц чуть не разорвали самого Комарова на множество меленьких аккуратненьких кусочков. Умение работать в параллельном мире сельской местности осваивалось Костей путем опасных проб и роковых ошибок. И первый экзамен был сдан на «отлично». Костя сумел расследовать убийство и собственноручно задержал убийцу, восстановив таким образом справедливость и получив одобрение местных стариков. А это что-нибудь, да значило.