Шлифовальная машинка уверенно и без лишней суеты скользила по неровной ещё поверхности, выбрасывая из себя фонтан пыли, насыщенной пахучими древесными смолами. Запах свежей сосны взрывал мозг в обонятельном оргазме. Расползшийся по цеху аромат бодрил лучше самого мощного энергетика. Саша ловко управлял инструментом. Разглядывая годичные кольца, он изучал биографию дерева. Выключив и отложив в сторону машинку, Саша провёл ладонью по двери. Результат удовлетворил: от заусениц не осталось и следа. Присел на верстак – передохнуть. Замер на несколько минут, чтобы ощутить умом окончание работы, реально оценить сотворённое, и со вновь нахлынувшими силами покорить очередную вершину.
– Николаев! Друздь! Косой! – заорал Полковник из открытой двери раздевалки, перекрикивая гул станков. – Ко мне!
Стряхнув мелкую стружку со спецовки, Саша соскочил с верстака. Взмахом руки подозвал Виталика с Лёхой. На похмельную рожу последнего нельзя было смотреть без слёз. Полковник плотно закрыл дверь и пригласил их за стол, на котором кипой лежали развёрнутые чертежи и железные кружки с чёрным чаем. Он заваривал его лучше всех не только на заводе, но и во всём мире. Полковник – не кличка, фамилия такая. Василий Игнатьевич. Хоть и командир им, но человечище золотой.
– Чайку хлебните… вот, – предложил он любезно.
Они сразу набросились на горячий – после ударных утренних часов.
– Пейте и смотрите на рисунки внимательно, а я буду рассказывать… вот. Это школа в Искомино – наш основной объект сейчас, как вы знаете… вот. Пять окон и три двери для начала, их мы заканчиваем сегодня… вот. Нужно их установить. Выезжаете завтра. Не хочу быть нудным, но от того, как вы их поставите, будет зависеть наше дальнейшее сотрудничество с директором школы и, следовательно, благосостояние ваших семей… вот. Постарайтесь, пожалуйста. А ты… – Он погрозил пальцем Лёхе. – Чтобы завтра был как стёклышко!
Тот поперхнулся чаем.
– Сколько даёшь нам времени? – спросил Саша.
– Я вас не гоню… вот. Нужно сделать очень хорошо, но и тянуть не стоит. Постарайтесь без бухла… вот. Сделайте – за мной не заржавеет. Загруженная машина будет готова к шести утра… вот. Командировочные получите сегодня после обеда. Свободны!
И снова Лёхе:
– Ты понял?
– Да! Уже завязался.
– Э-э-э… – протянул Саша. – Василий Игнатьевич…
– Чего ещё?
– Твой чаёк… Как ты его делаешь?
Полковник улыбнулся.
– Идите уже. Водки лью немного в чайник для смягчения воды… вот.
Остановились на окраине посёлка рядом с небольшим кирпичным домиком, окружённым низким деревянным забором, каждая дощечка которого сияла искусной резьбой. Во дворе лежал нетронутый снег. Можно поспорить, что в тёплое время года там – идеально стриженная лужайка, не испорченная уродливыми грядками. Рядом с таким дворцом соседние строения выглядели разбитыми сараями.
– Куда дальше-то? – спросил Лёха, глянув с укоризной на бригадира.
– Не знаю даже. Полковник сказал, что школа в Искомино одна.
Виталик дремал, из его приоткрытого рта вырывался лёгкий храп.
– Пойду спрошу, – сказал Саша.
Выпрыгнув из машины, он утонул в грязном снегу обочину. Навстречу ему из сказочного домика уже бежал толстяк, одетый в синие тренировочные штаны, белую футболку и коричневую фуфайку, поправляя на ходу сползающие с носа очки. Они встретились возле калитки.
– Ребятки, вы случаем не со «Стройлеспрома»? – поинтересовался он, протянув руку для приветствия. – Михаил Юрьевич Шахно, директор местной школы. Я вас жду. Игнатич звонил вчера, предупредил, что вы сегодня будете.
– Добрый день. Александр.
Он пожал влажную руку директора.
– Проходите в дом! Позавтракаем для начала, а потом поедем на объект. Я покажу вам всё.
Саша махнул рукой друзьям.
Внутри дома царила идеальная чистота, хотя женщиной тут не пахло. Может быть, она и существовала, но боязно было заикаться об этом. Саша успел заглянуть в зал: одну из стен украшал громадный телевизор, на журнальном столике располагался ноутбук с включенным Интернетом. К стене был приклеен плакат, удивительный и страшный одновременно: распятый на деревянном кресте обнажённый мальчик лет пяти парил в облаках, его голова с закрытыми глазами и полным страдания лицом безвольно болталась на худой шее, на которую была намотана ржавая цепь, состоящая из достаточно крупных звеньев, в них свободно могли пролезть несколько детских пальцев, внизу плелась завитушками надпись красными буквами, с них капала кровь и стекала по облакам. «Держи слабого», было написано. Что это могло значить, Саша так и не понял, но создатель этого художества явно был извращенцем… Михаил Юрьевич захлопнул дверь зала перед его носом: не суйся, мол, куда не надо.
Он пригласил их на кухню – к столу.
– Чай, кофе… выпить? – спросил Сашу, державшегося увереннее остальных.
– Чайку, пожалуй, – неожиданно ответил за него Лёха.
– Вообще-то, мы сюда приехали работать, – возразил бригадир.
– Молодой человек, работа никуда не убежит, а язву желудка с голодухи можно подхватить запросто. Поэтому садитесь и кушайте, обязательно хорошо пережёвывая. Вот печенье, хлеб с маслицем. Колбаску копчёную берите. Даю вам пятнадцать минут, пока буду бриться. – Он пощупал свою щёку, покрытую однодневной щетиной. – У нас коллектив чисто женский. Я единственный петух в курятнике.
И вышел, плотно прикрыв за собой межкомнатную дверь.
Кусок отчего-то не лез в горло: душок у еды был противный – на уровне подсознания. Только похмельный Лёха хлестал крепкий чай. Шахно, как и обещал, вернулся через полчаса. Он не удивился нетронутым вкусностям и не спросил, почему гости не притронулись к еде.
Просторные классы одноэтажной школы наполнялись светом через множество больших окон. Мельком оценив объём работы, Саша прикинул, сколько времени бригада потратит на неё и приблизительно посчитал стоимость этого заказа. Сумма получилась внушительная. Лёха тем временем подогнал машину к складу, расположенному во дворе школы. Начали выгрузку. Шахно ждал, пока окна и двери перенесут в сухое помещение. Пару раз пощупал продукцию, удовлетворённо цокнув языком.
Единогласно решили начать работать с завтрашнего утра, а пока – вселиться в общагу и немного устроиться на новом месте. Под неё искоминские власти отвели длинный барак, расположенный на окраине посёлка. Во время жатвы в нём жили наёмные комбайнёры и различный рабочий люд. Приятное местечко – с чистым постельным бельём, холодильником и телевизором, с двумя душевыми кабинками и туалетом.
Устроив быт приезжих, Шахно поспешил удалиться, сославшись на сильнейшую занятость.
За ужином раздавили пару бутылочек, предварительно охладив их в снегу. Нельзя в командировке без водки, которая согревает и успокаивает душу, томящуюся в одиночестве вдали от дома. Подвыпили прилично. Виталик задремал перед телевизором. Саша несколько раз предлагал ему идти спать. Он просыпался, говорил, что сейчас пойдёт, и снова закрывал глаза.
– Этот Шахно скользкий типчик, – сказал Саша, налив водки в чайные кружки. Одну дал Лёхе, другую взял сам. – Видал, какая у него хата? Телик последний, Интернет, домик какой отгрохал красивый. На казённых харчах так не проживёшь, даже если ты директор сельской школы.
Лёха понюхал зачем-то водку, но пить не стал.
– Да, в таком месте должность директора школы ничего не значит, – ответил он.
– Я о чём и говорю. Он определённо гребёт чёрное бабло. Только с чего?
Стукнувшись кружками, они проглотили водку. Лёха выдохнул через сложенные трубочкой губы, сморщив в отвращении лицо.
– Да пошли они все! Зарабатывать надо честно – своим горбом или головой, но никак не воровством.
– Сам знаешь, это радость для нашего человека: украсть, хапнуть, дать на лапу, чтобы своровать ещё больше. Мне ли тебя учить? За что твоего батю попёрли с автоинспекции?
Насупившись, Лёха потянулся за кружкой. Саша налил ему.
– Зачем ты так? Когда берёшь и не делишься, становится хреново, хоть и кажется сначала, что будет хорошо. Деньги работают против тебя, когда они грязные.
На что Саша ответил:
– У нас цивилизация денег. Их оборот растёт каждый день. Скоро они сметут всё. Останется посреди пустыни один человек в звериной шкуре с дубинкой в руке. Будет стоять и думать, где ему достать кусок мяса и глоток воды… Деньги в конечном итоге станут ничем, угробив тех, кто их создал.
Во время его пламенного монолога Лёха отрубился. Саша накинул куртку и вышел на улицу покурить. Морозная ночь была хороша: звёзды сияли в безоблачном небе, под ногами скрипел снег. Саша вспомнил о Юле – после достаточно долгого перерыва. Странно, как легко забывается хорошее. Он нервно выкурил сигарету и взял ещё одну… Бедная девка, не повезло ей. Чувство вины за то, что не сделал абсолютно ничего, вспыхнуло вновь, и оправдываться не хотелось – всякая попытка обелить себя пахла слабостью.
– Я трус… – зашептал он. – Кусок дерьма… Пусть мне тоже никто не поможет, когда мне станет плохо. Я желаю себе сдохнуть в толпе врачей от потери крови…
Он выплюнул окурок и пошёл спать.
Колесникова ломало – невидимый призрак вцепился в него когтистыми пальцами и вонзил острые зубы в его душу, он питался человеческой кровью. У призрака было имя – трескун. Он подцепил Колесникова на крючок. До сих пор достаточно было выкурить утром один его хрупкий жёлтый лепесток, чтобы чувствовать себя… Как? Хорошо ли? Он затруднялся с оценкой своего самочувствия. Вечером он вновь принимал дозу и на протяжении всего дня грезил о зелёной жестянке из-под английского чая с наркотиком и чёрной от гари стеклянной трубке. Если так пойдёт и дальше, он будет курить дурь на работе, но пока это не входило в его планы, неимоверными усилиями у него получалось сдерживать себя. Он вдавил педаль газа в пол до упора. «Тойота» рванулась с места, выбросив из-под покрышек грязный снег. Домой! Зазвонил мобильник. Колесников резко затормозил, машину занесло, мимо пролетела, дико сигналя, синяя «шестёрка». Телефон вывалился из дрожащих рук и утонул в грязной луже на коврике. Колесников нежно вытер его носовым платком и лишь после этого ответил на звонок.
– Слушаю, Игнат.
Молодой человек с пластилиновым характером, из которого хотелось вылепить соразмерную себе глыбу. Колесников старался помогать парню во всём, надеялся, что в конечном итоге сосунок превратится в настоящего следака. Он добровольно взвалил на себя эту миссию.
– Юрий Анатольевич, выручай! – Игнат был взволнован. – Хлестова помнишь? Не хочет, падла, колоться. Что делать, придётся отпустить.
– Не надо никого отпускать, Игнат. Никогда никого просто так не отпускай. Понял? Все люди грешны, любого можно упечь за решётку.
– С точки зрения закона он совершенно чист, никаких доказательств его вины…
Колесников заорал в телефон:
– К чёрту закон! Ты хочешь, чтобы он вышел от нас и убил свою жену? Возьми его за яйца и проверни их пару раз по часовой стрелке. Он сразу во всём сознается.
– Я так не могу… круто.
– Круто – разгребать трупы на местах преступлений. Я сейчас буду.
Он швырнул телефон на заднее сиденье… Трескун подождёт пока – ещё можно держаться, затирая тягу к опустошению собственного мозга чужими мыслями и действиями. Вернулся на работу. Некоторые на допросе постоянно лгут, другие чего-то не договаривают, и небольшой процент людей просто молчит. Отрешённо наблюдая за тобой с идиотским выражением лица, они кричат глазами: «Ну что, не добился от меня ничего? И не добьёшься! Ха-ха-ха!» Их мало, но они иногда встречаются, куски гранита…
О проекте
О подписке