Цитаты из книги «Чертополох и терн. Возрождение веры»

Эль Греко не только вне времени, но и вне места. За исключением хрестоматийного «Вида Толедо» и второй картины «План Толедо», нет ни единой картины, указывающей на местонахождение художника. Это может быть равно и Крит, и Мадрид, и даже Марс. Эль Греко изображает прежде всего небеса, причем это не то небо, что он наблюдает над головой, но выдуманные небеса, такие, как ему требуется в связи с концепцией многоярусного неба.

Глядя на картины Эль Греко, вообще невозможно определить эпоху, в которую они созданы. Если вспоминать испанских художников: Моралеса, Бермехо, де Ла Круса, Рибальту, Сурбарана, Рибейру, Мурильо, Монтаньеса, Пачеко, то все они крайне привязаны к быту, по их произведениям легко реконструировать время: вот из таких бокалов испанцы пили, такие платья носили кавалеры, а такие башмаки крестьяне, так выглядела девица на выданье, а так – мать семейства. Помимо прочего, живопись этих мастеров – энциклопедия материальной культуры. Живопись такого рода (показывающую приметы быта) можно использовать как иллюстрацию к литературным памятникам: к Лопе де Вега, Кальдерону, Кеведо, Луису де Гонгоре и т. п. Мало того, произведения самого испанского испанца, Диего Веласкеса, созданы спустя немногие годы после творчества Эль Греко: живописцев разделяет недолгий срок, Веласкес выступает с картинами лет через десять после кончины Эль Греко, не более; а кажется – меж ними столетие.

Есть, однако, и другое значение имени. Слово «Росинант» (Rocinante) есть анаграмма слова «Ренессанс» – Возрождение (Renacimiento). Стоит переставить буквы в испанском слове «Ренессанс», и получим слово «Росинант».

Имя Росинант (Rocinante) содержит корень Rocin, что значит «низкопородная лошадь или, в переносном смысле, грубый простак»;

Но Эль Греко – вовсе не ренессансный художник; точно так же, как Сервантес – не ренессансный писатель.

глядя на полотна Сурбарана или Риберы, забываешь, что в Испании имеется яркое небо, ласковое море, обилие фруктов. Испанская живопись сурова, полотна почти черные; это единственная культура в Европе и даже в мире, где черный цвет доминирует в изобразительном искусстве. Ренессанса в итальянском понимании в Испании никогда не было

Из Италии великая живопись ушла, оставив там слащавые академии; во Франции наступало барокко, и жеманная школа Фонтенбло готовила большой декоративный стиль; бургундская культура отдала свою живопись Фландрии и Голландии, и живопись стала бюргерской; в Англии рефлексивной живописи никогда не было. И лишь мало известная европейцу испанская цивилизация, провинция Римской империи, захватившей полмира, становилась на глазах Эль Греко живописной державой. В тот момент, когда живопись итальянская стала декоративной, иного центра притяжения уже не было. Испанская пластика отныне определяет развитие изобразительного искусства.

Эль Греко выбрал Испанию потому, что живопись выбрала Испанию. В данном рассуждении живопись предстает этакой одушевленной субстанцией, у которой имеется своя цель. И это, в сущности, так и есть. Цель живописи (в отличие от многих иных видов изобразительного искусства) – это рефлексия, создание образа гуманистической воли. Как только данная цель исчезает, живопись хиреет, некоторое время сохраняется оболочка, но потом исчезает и она – остается орнамент.

Надо сформулировать, в чем состоит особое высказывание Эль Греко, которое нужно реализовать. Скажем, ван Гог реализовал свое человеколюбие, гипертрофированное чувство солидарности со всем живым; Сезанн реализовал идею общего проекта мира, универсального ткачества, единых для всего сущего «семян», из которых прорастает общая природа – это мысль Анаксагора; Гоген реализовал ту мысль, что дух свободы, заложенный в христианстве, принадлежит не одной культуре, но любой, и может быть перенесен куда угодно; Микеланджело реализовал мысль о единении античности и христианства в западной цивилизации. И вполне естественно, что надо задать вопрос мыслителю, выбирающему точку для приложения усилий: что именно этот мыслитель собирается реализовать? В чем состоит его мысль?

Быть одиноким – страшно; для художника – страшно вдвойне; он знает: окружающие сделают все, чтобы его картины забыли. И верно, картины Эль Греко забыли на триста лет. Это чудо, что мы знаем Эль Греко сегодня.