«ОНА ИДЕТ!»
Эта фраза, фраза из сна, слова, нашептанные окровавленными губами, пульсировала в ушах. Антон облокотился о подушку, соображая, где находится. Мозг прогревался, как двигатель на морозе. Дача… бывшая жена с дочкой в соседней комнате…
Он всколошматил волосы пятерней. На улице брезжил рассвет, небо серело. Тени сгруппировались в сенях, подальше от окон. Антон намеревался зарыться под одеяло и подремать до семи, но мысль полоснула: «В гостиной не горит свет».
Он точно помнил, что оставлял лампу включенной.
Антон встал и надел кофту. Поскрипел половицами. Слух уловил негромкие звуки. Шепот… шорох… сдавленный хрип… Вскинувшись, Антон влетел в сумеречную комнату.
Дочь и Марина спали. Ему послышались и слабое шуршание, и призрачный шепоток. Но не хрип – он был реальным. Аня хрипела во сне, вся сморщилась, покраснела. Пальцы впились в наволочку.
Ее мучили кошмары. Неудивительно, после всего произошедшего.
Антон погладил дочь по плечу, липкому и горячему. Убрал за ухо волнистую прядь, укрыл одеялом. Посмотрел на Марину. Спящая, она всегда молодела – не дашь больше двадцати пяти. Ворот рубашки съехал, обнажая ключицу. Родинки… он называл их картой звездного неба. Целовал эти созвездия на животе, на пояснице. Знал наизусть.
Нежность и вожделение смешались в равных пропорциях.
Что, если он ляжет между Аней и Мариной? Обнимет их, оградит от плохих снов? Поцелует эту красивую женщину в щеку тихонько, принюхается к аромату кожи и волос?
«Я любил тебя». – Горечь ожгла сердце.
Антон повернулся, чтобы уйти: в свое логово, в законное одиночество.
Простыня, закрывающая зеркало, вздулась парусом. Абсолютная тишина была ужаснее, чем любой шорох, чем даже клацанье ножниц. Кто-то толкал ткань изнутри, выпячиваясь. Фигура, облепленная розовой материей, проникала через рубеж: вот голова, вот рука, шарящая по полу, вот плечи. Секунда – и длинные суставчатые пальцы выпростаются из-под ткани и заскребут когтями по половицам.
«Тебе здесь не место!»
Поборов оцепенение, Антон ринулся через комнату и ударил ногой – ступня запуталась в пустой оболочке, простыня соскользнула.
Снова галлюцинации. Проделки сквозняков и разыгравшейся фантазии.
Антон заглянул в зеркало, будто в лицо ненавистного врага. Щетина превращалась в полноценную бороду, на скулах белели седые участки. Набрякшие мешки… точно старик, а не мужчина в расцвете сил.
Взгляд сместился на постель. Марина спала как убитая. Рядом с ней никого не было. Антон вперил взор в кровать – уже без посредства лживой амальгамы.
Дочь пропала. Подушка хранила отпечаток головы. На простыне лежала запятая срезанных волос.
«Я все еще сплю».
Антон ущипнул себя за предплечье, но надежды не оправдались.
– Зайка?
Истошный крик рубанул по ушам. Антон отшатнулся, едва не упал. Дочь стояла в углу – в том, из которого он только что пришел. Простыня, служившая защитой от зазеркалья, тогой обмотала ее. Девочка кричала, закатив глаза. Полумесяцы белков вызвали ассоциации с белоглазыми зомби – не ожившими мертвецами, а гаитянскими зомби, жертвами магии вуду.
– Что? Что? – всполошившаяся Марина изумленно моргала.
Антон бросился к дочери, схватил за плечи. Показалось, что в освободившемся зеркале кто-то скрежещет.
– Малышка! Малышка, тише!
Аня кричала, не реагируя на встряску. Он видел небные миндалины и вибрирующий язычок в широко распахнутом рту.
– Доченька! – Марина подскочила, впилась себе в волосы ногтями – от отчаяния и беспомощности.
Крик оборвался. Из-под век выплыли пустые остекленевшие глаза.
– Она здесь, – просипела Аня.
Ледяной холод объял Антона.
– Здесь никого нет!
– Что с ней? – взмолилась Марина.
– Она здесь, – повторила Аня, обмякнув у отца на руках.
Он поднял ее, избавился от простыни. Понес к постели, мельком отразившись в зеркале.
– Антон…
– Тс. – Он уложил обессиленную дочь на кровать. – Уснула. Или вообще не просыпалась.
– Хочешь сказать… это лунатизм?
– Это гораздо хуже.
– Надо отвести ее к врачу. К психологу. – Марина обхватила ладонями виски, будто пробовала череп на прочность.
– Психолог нас не спасет, – угрюмо проговорил Антон.
Аня пила на кухне какао – словно приступ померещился издерганным родителям. Марина потрогала ее лоб, Аня раздраженно тряхнула головой:
– Да здорова я, сколько можно повторять.
– Ты… спала хорошо?
– Хорошо. – Рядом с чашкой устроился компаньон – плюшевый медведь, подаренный Антоном много лет назад. Ненадежный защитник от худых призраков.
Марина вышла за Антоном из кухни, притворила дверь. Зеркало, снятое с крючка, стояло личиной к стене.
– Ничего не помнит, – поникла Марина.
– Это к лучшему. Ты как?
– Будто катком раздавили. Что дальше? Долго мы тут отсиживаться будем? Ане в школу послезавтра. У меня дела.
– Да забудь ты про дела, – буркнул Антон. – Никуда не денется старье это. Двести лет пылилось – пару дней подождет.
– Мы как погорельцы, – сказала Марина.
«Погорельцев, – подумал Антон, – пожар не преследует по пятам».
– Скажи, Марин… Чижик вчера за гаджетом своим не возвращался?
– За планшетом? Нет.
– То есть он дома?
– В гостиной. На столике-кабриоле.
– А по-русски?
– Стол с изогнутыми ножками. Возле шкафа.
– Я съезжу за ним. Чижик переписывался с мужиком… специалистом по чертовщине разной.
– Чертовщина… – Марина выглядела как человек, которого сейчас стошнит. – Ты серьезно? Ты правда веришь?
– Так. – Антон потеребил бывшую жену за плечо. – Езжайте в центр. Сходите в кино, в Макдональдс, на коньках покатайтесь. Займите себя. Чтобы рядом люди были. – Он вынул кошелек.
– Деньги есть.
– Пожалуйста. – Антон сунул купюры в карман Марины.
– Захвати мне одежду, – попросила бывшая жена. – Кофту, джинсы, парочку трусиков. В шкафу, сам знаешь. И Анькины вещи.
– Захвачу. – Он застегнул молнию на куртке. И напутствовал: – Все время рядом с людьми.
От Глебыча цокнуло сообщение: «Я больше не желаю вести с тобой бизнес». Антон вырулил на дорогу и через минуту забыл про эсэмэску. С Глебычем разобраться проще, чем с тварью, присосавшейся к дочери.
Тучи бежали по небосводу, как на ускоренной видеозаписи. Тоскливый полдень мало чем отличался от тоскливого рассвета. Долгострои напоминали черепа инопланетных гигантов. И воронье траурно голосило над микрорайоном.
Дом, где жильцов уничтожал монстр из зазеркалья, сливался с черными фасадами нежилых зданий. Антон припарковался во дворе, кивнул старушкам, сплетничающим на лавке. Донеслись клочки разговора:
– Да какое там самоубийство, окстись.
Антон шмыгнул в подъезд, застыл, приложив ухо к закрывшимся железным дверям.
– …весь в крови, мать бедная сказала.
– А что ты хотела? С высоты такой…
– У него дырка в брюхе!
– Напоролся на что-то… на сук…
– Ага, и сук ему кусок живота вырезал. А перед прыжком он описался. Петровна, убили пацана.
– Но квартира заперта была!
– Дубликатом ключей, значит, заперли…
Антон подумал, что существам, приходящим из зеркал, не нужны ключи.
«Не на того напала, – чеканил он в лифте. – Ох, не на того! Зубы, гадина, сломаешь».
Перед внутренним взором маячила страшная фигура за соснами. Лысая, худющая мерзость. Щупальца…
Створки разъехались – Антон едва не откусил язык, так сильно клацнул зубами. У лифта стояла Катя в белой водолазке и стрейчевых штанах.
– Как ты меня…
– Прости.
– Предупреждать надо. – Он перевел дыхание. – Нервы на взводе.
– Я твою тачку в окно заметила.
– Идем. – Антон взял Катю за локоть. – Дома поговорим, подсобишь мне.
За время отсутствия квартира стала еще темнее. Тараканов травят химикатами. А чем вытравить тени, окопавшиеся по углам?
– Спокойная ночь была?
– Как бы не так, – скривилась Катя. – Я ее видела.
– Пиковую Даму?
– Угу. – Катя потупилась. В свете коридорных лампочек Антон видел ее изжеванные губы, синяки под глазами. – Она телевизор включила. Дразнилась, щелкала. Помнишь, мотивчик из уоки-токи?
Как не помнить? Тягучая колыбельная, пробуждающая в голове чужеродные образы: тайги, проклятых деревень, болот и старух с болотными отпрысками.
– Такая мелодия… и шорох…
– Тетку разбудила?
– Зачем? Чтоб она меня в дурку сдала?
– Нельзя одной…
– Умираем мы всегда одни, – философски проговорила Катя.
Трудно не согласиться…
– Пиковая Дама была в зеркале?
– Нет. За шторой. Там сейчас разрез полуметровый – она ножницами пропорола.
– Она что-то сказала? – Лампочки потускнели: перепад напряжения.
Катя ответила, глядя на люстру.
– Нет. Я швырнула в нее пудреницей – и она исчезла. То ли играет с добычей, то ли сил достаточно не набралась. – Катя сощурилась на черную яму дверного проема. – Зеркало занавешено?
Антон вспотел за секунду. Пот был холодным, жгучим. Жестом приказал не двигаться, пошагал в гостиную.
– Зажмурься! – крикнула Катя.
Он смотрел в пол. Касался сундуков и спинок кресел, ища какую-нибудь ткань. Лобной костью ощущал присутствие зеркала в комнате. Старого, потрескавшегося, полного нечистых помыслов.
– Антон?
– Цел я. Не переживай…
Он протиснулся к кушетке. Одолеть зверя вслепую – так назывался конкурс. Победитель проживет… какое-то время.
– Антон, говори со мной.
– Говорю, говорю… – Он шел, будто астронавт в безвоздушном пространстве планеты, населенной убийцами. Или водолаз, исследующий впадину, полную акул. Плечом толкнул массивный шкаф, дверцы отворились, запищав противно.
«Оно наблюдает за мной», – подумал Антон.
В плафоне вспыхнули лампочки. Антон оглянулся на Катю, потом – на комод. Зеркало закрывал чехол для одежды. В нем Марина хранила свадебное платье.
– Твою мать. – Антон пнул дурацкий криволапый столик. На столешнице подпрыгнул планшет.
– Я раньше мечтала о зеркальном потолке. Представляешь?
Антон поднял принадлежавшую покойнику вещь, потыкал в экран.
– Нужна зарядка.
Они прошли в Анину комнату, всюду включая свет. Зарядное устройство нашлось сразу. На мониторе забелело яблочко. Марина сказала, рассматривая серое небо за окнами:
– Я про Пиковую Даму в Интернете прочла. Ну, до ритуала. Что мальчик ее вызвал, и она его преследовала… волосы остригала.
У Антона скрутило кишки. Слайдом полыхнуло в голове: подушка, на ней обрезанный локон Ани.
– Парнишка умер. Наглотался средства для прочистки труб.
– И ты все равно решила вызвать ее? – Антон сжал кулаки. Царапина запекла. – Умно, ничего не скажешь.
– Я не поверила. Кто бы поверил в такое? А ночью она стригла меня. – Катя помассировала затылок. – Утром я нагуглила тот пост. Это копипаста…
– Что?
– Копия другого, более старого поста. Короче, я нашла первоисточник. Заметка трехлетней давности в ЖЖ. Парень, оказалось, был из нашего города. Я и имя пробила, и аккаунт. В друзьях была девушка с такой же фамилией: у нее на странице – номер телефона. Девушка не появлялась онлайн с шестнадцатого года, но я позвонила, и она ответила. Сестра того мальчика. Она готова встретиться.
– Хорошо. – Антон склонился над планшетом. – Hanter1971 – это ваш Экзорцист?
– Наверное…
– Пишет: «В большинстве случаев она не опасна».
– Ну-ну…
– «Только пугает». «Наблюдайте, избегая отражающих поверхностей»… Он вроде в Сети?
– Разреши… Да, в Сети.
– Так-с.
Антон застучал по виртуальной клавиатуре.
«Вы здесь?»
Ответ пришел моментально. Будто Hanter1971 ждал.
«Что случилось, Саша?»
– Это же скайп, – сказала Катя. – Вон иконка видеозвонка.
– Точно… чайник…
Гаджет запиликал, и экран стал оконцем, ведущим в заставленный книжными стеллажами кабинет. Полутьма скрадывала лицо сидящего за столом мужчины так тщательно, будто над этим эффектом поработали профессиональные осветители.
– Он меня слышит? – спросил Антон.
– Слышу-слышу. – Голос глубокий, поставленный.
– Это вы… Экзорцист?
За плечом мужчины щебетала заточенная в клетку канарейка.
– А вы кто?
– Как прогнать Пиковую Даму? – без экивоков поинтересовался Антон.
– Я Сашке рассказал. И больше, чем следовало.
– Где вы живете? – Злила эта теневая маска над воротом свитера. Тоже мне, таинственный Джокер из долбаной колоды… – Давайте я приеду и пообщаемся.
– Не выйдет.
– Люди гибнут.
Экзорцист остолбенел. Антон даже почувствовал парадоксальное злорадство.
– Саша не говорил, что кто-то погиб…
– Саша мертв.
Мужчина засуетился, завозился в кресле.
– Так дела не делаются. Был договор… Кто погибнет – я не участвую.
– Не участвуешь? – Антон вцепился в планшет так, что по экрану расползлись радужные кольца. – Моя дочь в беде!
– Извините. Извините.
Оконце потухло. Hanter1971 вышел из Сети.
– Ублюдок, – прошипел Антон. – Он что-то знает.
– Так поезжай к нему. – Катя забрала планшет.
– Куда?
– Информация о профиле, ссылка… бинго.
Катя продемонстрировала карту на экране, перевернутая капля помечала точку.
– Геолокация. Двадцать первый век.
– Умница. – Возбужденный Антон схватил Катю за плечи.
Она отстранилась, посмотрела на него в упор. Синеву радужек заволокла пелена.
– Ты мне поможешь?
– Обещаю.
– Помоги мне сейчас.
– Как? – не понял Антон.
Катя отошла к стене и стащила с себя водолазку – он опомниться не успел. Тело было белым и ладным, под ребрами трепетал живот. Взгляд невольно прикипел к цветущим конусам маленьких нежных грудок. Бюстгальтер Катя не надела. Ореолы розовых затвердевших сосков покрылись мурашками.
– Помоги, – сказала девушка низким испуганным голосом. Синие глаза наполнились мольбой. – Полюби меня.
Пальцы юркнули под ремень джинсов – скинуть последнюю преграду.
– Перестань.
– Чтобы живой себя чувствовать… – напирала Катя.
Антон приблизился, отвел ее руку от ремня. Как давно он не стоял вот так перед обнаженной, предлагающей себя женщиной? Десять месяцев… или одиннадцать…
– Не хочешь здесь? – Она облизала сухие губы. – Поднимемся ко мне. Я все сделаю, я умею.
– Ну ты что, дура? – беззлобно спросил Антон. – Оденься.
– Сам ты… – Она толкнула его. Отвернулась к окну, оскорбленная. Натянула водолазку, растрепав волосы.
Он потупился. Опешил.
– Грудь некрасивая, да? Плоская? Поэтому не захотел?
– Красивая-красивая. Но ты мне в дочери годишься.
– И? – она сунула руки в карманы, набычилась. – Знаешь, почему ты развелся?
– Знаю.
– И я знаю. Потому, что тебе не подходят ровесницы. Тебе надо молоденькую, чтобы восхищалась тобой, а не пилила. Я бы – восхищалась.
О проекте
О подписке