Горько осознавать, что всякое чтение Горького для меня пока что становится горьким опытом. Проскролльте вниз и вы увидите, что мне совсем не понравился роман "Мать". Процитирую самого себя из той рецензии:
я приоткрыл дверь с надписью «Максим Горький». Надеюсь однажды распахнуть её настежь.
Что ж, я вошёл в комнату, но тут оказалось как-то неуютно. Всё же нет нужды торопиться уходить. Ведь, возможно, скоро придёт добродушный хозяин, усадит за стол и развлечёт рассказами. В подтверждение ещё одна селфи-цитата:
судить о писателе стоит, только прочитав хотя бы 50% его творений.
Со Стивеном Кингом или Агатой Кристи сложнее, а с Горьким - вполне возможно. Посему, надеюсь, небольшой сборник рассказов Пешкова, лежащий на полке, вскоре расставит все точки над i.
Никакого удовольствия (эх, все мы гедонисты) во время чтения я не испытывал. Копание в грязи, смакование пороков, расколупывание ранки - вот что такое "На дне". Может быть, не та книга не в тот час. Подспудно хотелось возвышенной, героической литературы? Возможно. Но я бы смирился, если бы персонажи предприняли хоть какое-то поползновение, чтобы изменить свою жизнь к лучшему и выбраться со дна. Лишь Актёр питает слабую надежду (которая недолго длится), а Татарин считает, что "жить надо честно". Остальные - сброд отбросов, которых жалко, потому что всех подвела судьба, и в большей степени не жалко, потому что все перестали бороться. После чтения тоже стало неохота ничего делать - а просто лежать, говорить пространные речи и сетовать на козни его величества Случая.
Единственное светлое пятно - Лука. Но всё таки "пятно". Беглый каторжник, и его жизнь запятнана. Предубеждение ко всему религиозно-проповедческому не мешало мне пропитаться интересом к этому персонажу (хотел написать "герою", и понял, что это слово неприменимо по своей этимологии ни к одному человеку из этой пьесы), но есть в нём какая-то фальшивинка. Я думаю, он и сам не верит в то, что говорит, а лишь утешает окружающих и самого себя заодно. Т.е., попав в беду, хорошо - себя утешать и убеждать, что всё ещё можно исправить, а вот при этом что-то кардинальное сделать - гораздо сложнее.
Таким образом, одних благих речей Луки было мало, чтобы увидеть в обитателях ночлежки нечто большее, чем кучку жулья.
Я, конечно, понимаю, что это самый настоящий реализм, и в жизни почти всякий неудачник, чей организм отравлен алкоголем, не находит пути обратно в нормальное русло, но вокруг и так полным полно горестей и печали, чтобы ещё и на страницах книг, которые мы - читатели - читаем для отдушины от чёрных безотрадных будней, находить безысходность и отчаяние. Слишком мрачно, слишком безвыходно и беспросветно.
По сюжету - реализм; по наполнению - фикция. Ну не могут социальные низы разговаривать так выспренно! Сделаю все возможные скидки на то, что это пьеса, и играется сие на сцене - и всё равно режет ухо от неправдоподобности.
Почему же иногда шулеру не говорить хорошо, если порядочные люди... говорят, как шулера?
Похоже, Горький лишь оправдывается этими словами за неумение воссоздать реальную картину. Это противоречие меня терзает. Если ты ставишь в текст несколько резонеров и наделяешь почти всех способностью к глубокому анализу, ты по определению признаешь, что твоя пьеса будет неким философским этюдом-размышлением, а не жестоким реализмом, на который напирает автор.
Правда, сами реплики очень меткие, многие из них стали крылатыми выражениями.
С точки зрения пунктуации, я не очень пойму зачем в конце почти каждой фразы Горький ставит многоточие. ... Авторский стиль? Отображение отрывистости речи? Ну, тире, я слышал, это фирменный горьковский знак. А вот постоянные ... раздражали.
Какой-то он для меня горький на вкус. Или, как к новой для себя диковинной кухне, нужно приноровиться, а потом, глядишь, буду трескать за обе щеки. Или же эта пища попросту непригодна для моего изнеженного желудка. Попробуем - узнаем!