Цитаты из книги «Мать»

– Как вы думаете, – спросил Павел, – если заподозрят учителей в том, что они запрещенные книги раздают, – посадят в острог за это? – Посадят, – а что? – спросил Рыбин. – Вы давали книжки, а – не они! Вам и в острог идти…

покой или почет себе. Если на пути честных стоит Иуда, ждет их предать – я буду сам Иуда, когда не уничтожу его! Я не имею права? А они, хозяева наши, – они имеют право держать солдат и палачей, публичные дома и тюрьмы, каторгу и все это, поганое, что охраняет их покой, их уют? Порой мне приходится брать в руки их палку, – что ж делать? Я возьму, не откажусь. Они нас убивают десятками и сотнями, – это дает мне право поднять руку и опустить ее на одну из вражьих голов, на врага, который ближе других подошел ко мне и вреднее других для дела моей жизни. Такая жизнь. Против нее я и иду, ее я и не хочу. Я знаю, – их кровью ничего не создается, она не плодотворна!.. Хорошо растет правда, когда наша кровь кропит землю частым дождем, а их, гнилая, пропадает без следа, я это знаю! Но я приму грех на себя, убью, если увижу – надо! Я ведь только за себя говорю. Мой грех со мной умрет, он не ляжет пятном на будущее, никого не замарает он, кроме меня, – никого!

Нужно уничтожать того, кто мешает ходу жизни, кто продает людей за деньги, чтобы купить на них

Вы не бойтесь, – я его не трону! Я мягкий, как пареная репа! И я… эй, ты, герой, не слушай, – я его люблю! Но я – жилетку его не люблю! Он, видите, надел новую жилетку, и она ему очень нравится, вот он ходит, выпуча живот, и всех толкает: а посмотрите, какая у меня жилетка! Она хорошая – верно, но – зачем толкаться? И без того тесно. Павел, усмехнувшись, спросил: – Долго будешь ворчать? Дал мне одну трепку, – довольно бы!

Прости меня, мать! – негромко сказал он. – Я еще мальчишка, – дурак… – Не тронь ты меня! – тоскливо крикнула она, прижимая его голову к своей груди. – Не говори ничего! Господь с тобой, – твоя жизнь – твое дело! Но – не задевай сердца! Разве может мать не жалеть? Не может… Всех жалко мне! Все вы – родные, все – достойные! И кто пожалеет вас, кроме меня?.. Ты идешь, за тобой – другие, все бросили, пошли… Паша!

Однажды, говоря о Егоре, Павел сказал: – А знаешь, Андрей, всего больше те люди шутят, у которых сердце ноет…

Мать прислушивалась к спору и понимала, что Павел не любит крестьян, а хохол заступается за них, доказывая, что и мужиков добру учить надо.

Вот видите, какие чувства воспитали господа командиры нашей жизни у нижних чинов? Когда такие люди, как Николай, почувствуют свою обиду и вырвутся из терпенья – что это будет? Небо кровью забрызгают, и земля в ней, как мыло, вспенится…

все они имели в глазах матери что-то одинаково настойчивое, уверенное, и хотя у каждого было свое лицо – для нее все лица сливались в одно: худое, спокойно решительное, ясное лицо с глубоким взглядом темных глаз, ласковым и строгим, точно взгляд Христа на пути в Эммаус.

Отец тебя бил, – я теперь понимаю, что он на твоих боках вымещал свое горе, – горе своей жизни; оно давило его, а он не понимал – откуда оно? Он работал тридцать лет, начал работать, когда вся фабрика помещалась в двух корпусах, а теперь их – семь!