2. Родитель – это профессия

Если бы мне пришлось еще раз воспитывать своего ребенка,

Я бы больше рисовала пальцем, а меньше указывала пальцем.

Я бы меньше исправляла, а больше устанавливала бы связи.

Я бы реже смотрела на часы, а больше смотрела бы вокруг.

Я бы меньше заботилась о том, чтобы знать, но знала бы, что надо больше заботиться.

Я бы больше путешествовала и чаще запускала бы воздушных змеев.

Я бы перестала играть в серьезность и начала бы серьезно играть.

Я бы больше бегала по лугам и чаще любовалась на звезды.

Я бы чаще обнимала ребенка и реже одергивала бы…

Я бы сначала строила самоуважение, а дом – потом.

Я бы реже была тверда и больше бы поддерживала.

Я бы меньше учила любить силу, а больше говорила о силе любви.

Дайана Луманс, психолог

Я хочу вам рассказать, с чего все началось. Почему я вообще решил изучать тему осознанного родительства.

Это одна из тех историй, которыми мне страшно делиться, ведь я такой молодец: и в бизнесе результаты хорошие, и все книги бестселлерами становятся, и залы большие на выступления собираются, и куча премий разных. А эта история меня точно не красит. Рассыплется сейчас вдребезги мой образ молодца… но я хочу ее рассказать, чтобы быть честным перед вами.

Каждый раз, когда я ее вспоминаю, у меня подкатывает ком к горлу и на глаза наворачиваются слезы.

Это произошло в 2014 году, когда Никите было три года. Я трудился тогда директором по продажам, и главным приоритетом в жизни у меня была работа. С ребенком мы виделись только по вечерам, когда я его купал, укладывал и читал ему книгу на ночь. Надо сказать, что большинство моих мыслей были о сотрудниках, Клиентах, продажах, конкурентах, обучении на Executive MBA, прибыли компании, личных доходах и где-то там, далеко не в первую очередь, – о ребенке. Я знал, что очень его люблю; но папа должен много работать, читать семьсот шестьдесят четвертую книгу о бизнесе, думать о том, чтобы быть успешным. А сын вырастет, увидит мой пример и станет таким же, как я.

И однажды у нас случился конфликт. Месяца за полтора до этого я заметил, что сын стал подвергать сомнению мой авторитет. Сначала он пытался мной командовать, кричать и спорить по мелочам. Он не реагировал на мои просьбы, протестовал даже против простых замечаний, типа «пора чистить зубы» или «время обедать», и в целом стал очень капризным.

Я с этим мириться не собирался. Я же топ-менеджер, в подразделении работают больше двухсот сотрудников, лучшие результаты в отрасли и все дела. И там, на работе, я вообще авторитетный перец, и подписчиков в моем блоге уже много, а тут какой-то маленький бунтарь не хочет беспрекословно выполнять мои указания, постоянно спорит и достает меня этим. Естественно, о том, что я встретился с кризисом трех лет, когда все детские желания сводятся к отстаиванию своей индивидуальности, я и слыхом не слыхивал. Я даже не подозревал, что такой кризис существует.

В тот день у меня было ужасное, просто отвратительное настроение, и я с утра думал, как решить очередную рабочую головоломку, а тут еще и сын опять не хотел что-то делать. В конце концов я сказал ему строго и громко: «Будет так, как я сказал! Мал ты еще, чтобы мной командовать!» И у моего ребенка началась истерика, он побежал в комнату, схватил игрушечный меч, прибежал ко мне на кухню и начал бросаться на меня с криками и угрозами. Я разозлился, отобрал меч и выбросил его, чем еще больше взбесил сына. Но и сам я тоже начал быстро закипать.

Никита снова схватил меч и подбежал ко мне в слезах и с криками. И тут он проорал фразу, которую не пожелаешь услышать никакому родителю. Он крикнул: «Я убью тебя!» – и направил свой игрушечный меч в мою сторону.

Если бы повернуть время вспять, то сейчас я бы просто сжал его в объятиях крепко-крепко и говорил бы: «Сынок, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!» – пока он не успокоится. Но в тот момент я вообще не понимал, что происходит со мной. Я вырвал у него меч, схватил кухонный нож, сунул ему в руку и начал кричать в ответ: «Давай! Убей меня! Убивай быстрее!»

И вот представьте сцену: мой маленький заплаканный трехлетний мальчик стоит с огромным кухонным ножом, я с красным и злым лицом перед ним, расставив руки в стороны, и кричу ему, чтобы он меня убил.

Секунды три Никита держал в руках этот нож. Потом у него затряслись его маленькие ручки, он бросил нож на пол и, еще больше захлебываясь слезами, побежал в свою комнату и хлопнул дверью. А я рухнул на колени и закрыл лицо руками. И первая мысль, которая родилась у меня в голове, была такая: «Ну я и *удак».

Это постыдная, ужасная, унизительная история, и я вам ее рассказал.

На тот момент я не прочитал ни одной книги по воспитанию детей. Я много работал и думал, что ребенок должен меня любить и уважать уже за это. Я не понимал, что такое родительство и как это – быть осознанным отцом. Меня никто никогда не учил базовым родительским навыкам, никто мне даже про них не рассказывал. После рождения Никиты ни один мой диалог не начинался со слов: «Итак, ты теперь папа, и это огромный новый мир, которому нужно себя посвящать». Я не знал ровным счетом ничего.

Я сидел на коленях и думал, что только отмороженный человек может себе позволить сделать то, что я только что проделал со своим сыном. Огромнейшая почва для рефлексии.

Почему мой сын так себя ведет? Какой у него мотив? Как я выгляжу со стороны как отец? Какие у нас с ним отношения? Что я сделал для того, чтобы мы с ним были друзьями? Эти вопросы я начал задавать себе и искать на них ответы.

Спустя полчаса я догадался, что, наверное, мой ребенок хочет показать самостоятельность и значимость, чувствовать себя полноценным членом семьи. А что я? Я его подавляю и хочу, чтобы он беспрекословно подчинялся мне. Ведь я на работе всем транслирую, что нужно дать людям возможность чувствовать себя героями, что это основной мотив большинства наших людей. А собственному сыну я этого делать не даю. Он меня хочет победить хотя бы в детской игре, а я и здесь не могу проиграть, непонятно что доказывая самому себе.

Через час я предложил ребенку поиграть в рыцарей, надел ему на голову шлем, дал щит и тот самый игрушечный меч и начал проигрывать. Я падал с высунутым языком, изображая убитого дракона, превращался в мертвый дух папы и летал с грустными песнями о том, что меня победили, снова нападал и падал – и так много-много раз. Я видел его радость и слышал смех, и мне хотелось все больше и больше радовать его, давая ему возможность добиваться того, что он желал получить. Хотя бы игрового превосходства надо мной.

Вечером мы уснули вместе на его кровати в обнимку лучшими друзьями, а на следующий день я впервые в жизни взял в руки публикацию про родительство. Это была книга Юлии Борисовны Гиппенрейтер «Общаться с ребенком. Как?».

С тех пор я прочитал уже более ста книг на эту тему, и знаете, что я вам скажу? Родитель – это профессия. И я буду учиться быть родителем все время, пока дети не уедут из дома и не заведут собственные семьи.

Мы учимся быть управленцами и продавцами, инженерами и врачами, психологами и водителями, кулинарами и балалаечниками. Ищем тренеров и преподавателей, покупаем онлайн-курсы и сдаем экзамены, но не учимся главному в жизни: осознанности в воспитании детей.

Что-то мне подсказывает: с 99 % родителей никто не ведет диалоги о том, что значит быть мамой или папой. Есть бабушки, которые подключаются после рождения, чтобы научить пеленать и купать малыша, но никто не говорит о том, как с ним разговаривать, выстраивать здоровую самооценку, понимать его чувства, учить его находить компромисс – да даже как с ним играть, в конце концов. Как будто все эти навыки появляются сами собой, в тот момент, когда ребенок делает первый вдох после рождения!

Многие мне возразят, особенно те самые бабушки, у которых одно из любимых выражений: «Вас же как-то воспитали! И без всяких книг и нравоучений со стороны!» А я скажу, что все-таки время было другое и государственно-общественное управление тоже.

Приведу вам цитату из книги «Родитель – ребенок»^[3] известного детского психолога Хаима Гинотта: «Родителям следует выработать особый способ общения со своими детьми. Представьте, что почувствовал бы любой из нас, если бы хирург в операционной, пока нам дают наркоз, вещал: “У меня, честно говоря, не очень большой опыт в хирургии, но я искренне люблю своих пациентов и руководствуюсь здравым смыслом”. Скорее всего, мы бы впали в состояние паники и поспешили убраться, что не так просто сделать детям. Родители обычно уверены в том, что достаточно любить ребенка и обладать здравым смыслом. Однако родителям, подобно хирургам, необходимо владеть определенными навыками, чтобы обрести достаточную компетенцию, позволяющую им разрешать ежедневные детские проблемы. Опытный хирург прекрасно знает, где и как ему следует воспользоваться скальпелем. Аналогично родителям следует обрести умение пользоваться словами. Ведь слова могут быть острее ножа. Ими можно изувечить, нанести множество хотя и невидимых, но очень болезненных душевных ран».

Родители у нас в стране в основном дилетанты, которые иногда проверяют домашку, скидываются на новый компьютер для школы и кормят ребенка завтраком и ужином. Собственно, этим они обычно и ограничиваются. Ну, на выходных можно свозить его в кафе или погонять с ним мяч во дворе.

Нужно отметить, что даже при этих условиях вырастает большая плеяда нормальных людей. Но, к сожалению, и большая плеяда ненормальных.

Я хочу минимизировать ненормальность и для этого пытаюсь осознать, как все устроено. Хотя понимаю, как и написал выше, что гарантий даже в этом случае никто все равно не дает.

Но татуировку «Родитель – это профессия» я себе сделал. Тем самым кухонным ножом.

3. Лучшее вовлечение происходит через игру

Игра – это идеальная формула существования человека, способ сопротивляться всем напастям.

Вячеслав Полунин, советский и российский клоун

Я не умел плавать до тридцати лет и очень плохо себя из-за этого чувствовал. Военный городок, в котором я вырос, находился в лесу, серьезных водоемов вокруг не имелось, на море получилось попасть один раз в жизни, а до ближайшего бассейна, расположенного в другом городе, было очень долго добираться, поэтому плавать я научился только во взрослом возрасте. И конечно же, мне очень не хотелось бы, чтобы дети чувствовали то же самое, что и я, когда мы приезжали на моря, а я, здоровый мужик, плескался возле берега, да еще и с надувным кругом рядом. Поэтому у детей не было выбора, заниматься им плаванием или нет.

Но что делать, если ребенок панически боится воды? Сейчас, наблюдая за тем, как сын виртуозно плавает в любом водоеме, я не могу поверить, что когда-то одна только мысль погрузиться в воду по пояс вызывала у него дикую панику. Ни при каких условиях и уговорах он не соглашался зайти в воду, особенно в море.

Мы начали искать тренеров, которые могли бы найти подход к ребенку, чтобы хотя бы снять барьер страха воды, и все говорили одно и то же: «Да, привозите, конечно. Справимся». Но после первого же занятия они разводили руками, потому что справлялись так себе. Кто-то пытался действовать авторитарно; кто-то обещал, что папа купит шоколадку (хотя я не собирался); кто-то заманивал; кто-то пытался объяснять, что это безопасно. А вот что мне не нравилось больше всего: они говорили, что родителя рядом быть не должно, и выгоняли меня. Типа: «Мы сами все решим с этим двухлетним парнем». Приходилось всячески изворачиваться, чтобы хотя бы краем глаза посмотреть, как у них не получается ничего. Так мы сменили семерых разных тренеров.

И вот однажды в Таиланде нам попался молодой парень, которого звали Ильяс. Первое, что мне в нем понравилось, – он сказал, что мне надо быть рядом с бассейном, ведь так ребенок будет чувствовать себя в безопасности. Второе, что меня заинтересовало, – он попросил взять на первую тренировку две любимые машинки Никиты.

И вот стоим мы возле бассейна, Ильяс очень дружелюбно разговаривает с ребенком и предлагает ему поиграть в эти машинки. Они играют сначала на бортике, потом машинки оказываются в бассейне – и вот Никита уже по щиколотку в воде. Через пять минут они вместе уже по колено. И где-то спустя полчаса мой радостный ребенок стоит в воде по грудь, зажимает нос одной рукой, а второй собирает машинки со дна бассейна, естественно, ныряя за ними! Он сам собой очень доволен, я им очень доволен, мы оба довольны Ильясом, а Ильяс – собой.

Весь отпуск мы ходили к Ильясу на тренировки, и Никита полюбил воду. В свои десять лет он плавает быстрее меня, знает все стили и может провести в море или бассейне шесть часов кряду. Как оказалось, с маленькими детьми нужно играть, даже когда они учатся чему-то новому. Вот ведь как: с детьми нужно играть, представляете? И с тех пор мы играем все их детство. Это оказалось непросто. А татуировка «Лучшее вовлечение происходит через игру» навсегда отпечаталась на моем сердце.

Напомню, что до того момента, как я стал писать книги и проводить мастер-классы, я работал топ-менеджером. Человеком, у которого была власть и который имел право ее использовать. Например, в директивном порядке отдать прямое распоряжение сотруднику, не вдаваясь в подробности и не объясняя мотивы. И, как оказалось, такой замечательный директивный метод управления при взаимодействии с моим сыном не работает вообще (кстати, он также не работает при управлении сотрудниками)! То есть сказать Никите: «Давай, умывайся!» – не прокатит. Да и слова «Никита, пей йогурт!» тоже не особо мотивируют ребенка на выполнение этой сверхважной и срочной задачи. Потому что сверхважная и срочная она для меня, а ему мои утренняя спешка, загруженность задачами и вечный цейтнот могут быть вообще по барабану. И требовалось придумывать что-то интересное – это всегда срабатывало.

Допустим, когда он уже был в детском саду, в первые три месяца ни разу такого не случалось, чтобы он пошел туда сам с песней и радостным настроением. Это только в моих мечтах Никита утром бодро просыпался, сам шагал в туалет, совершал утренние процедуры, энергично одевался и жизнерадостно выбегал из квартиры по направлению к детскому саду.

Как мне его мотивировать с утра? Давлением? Но я не хочу, чтобы у меня был запуганный ребенок. Настойчивостью? Типа: «Одевайся, одевайся, одевайся, одевайся, одевайся»? Как-то это не особо работало. Запугиванием? Вроде: «Сейчас там съедят всю твою кашу, и ты останешься голодным»? Мне кажется, он только радовался этому. Перекладыванием ответственности? Типа: «Ты уже взрослый и должен все делать сам»? Но вопрос в том, что нужно не только передать ответственность, но и убедиться в том, что ее приняли, а с четырехлетним мальчиком это тоже не работало.

Четкая и стройная аргументация и мои рассуждения вслух про дисциплину не работают. А если повысить голос, так вообще можно сразу доставать мобильный телефон и переносить первую встречу на час позже.

Отдельно стоит отметить, что в саду у него было все хорошо: приятели, классные воспитатели и интересные занятия. Иногда возникала обратная проблема: вечером его сложно было утащить оттуда домой.

В общем, это была очередная родительская задача, которую я решал с вечера, размышляя, какую игру можно придумать, чтобы утром ребенок вдохновенно шагал в детский сад.

«Лучшее вовлечение происходит через игру» – напоминала моя родительская татуировка. И, что самое удивительное, когда я начинал смотреть на проблему под таким углом, решения приходили в голову сами. Пусть не сразу, пусть не быстро, но приходили.

Например, вот что делали мы с Никитой.

• Играли в «тепло» – «холодно», искали его шарф, который находился в саду.

• Шли, сжимая в кулаках, отдавать свою сердечную любовь воспитательнице.

• Отмечали Всемирный день добрых дел и выполняли этим утром добрые дела.

• Превращались в робота и нажимали на нем кнопки «одеваться», «принимать пищу», «ходить» и т. д.

• Соревновались с минутной стрелкой на часах, чтобы обогнать ее и прибежать в садик быстрей, чем она покажет нужное время.

• Отводили в садик папу (то есть меня) и знакомили его с персоналом.

• Играли в «игру наоборот»: делали все, что скажет папа, но наоборот.

• Искали волшебницу, которая превратила моего сына в капризного мальчика.

• Прятали в раздевалке пиратские пиастры и находили их на следующее утро.