– Нет, господин штабс-фельдфебель. Вы именно тот, кого я искал – советский разведчик. Но не беспокойтесь. Я вас гестапо не сдам. Я свой.

– Ох, – тяжело вздохнул он. Устало посмотрел на меня и спросил: – И почему я должен вам верить?

– Потому что вы умный человек, господин Шульц, и в душе прекрасно понимаете, что если бы я был из немецких спецслужб, то вас проще было бы арестовать, привести в подвал и уже там, в спокойной атмосфере застенка, провести соответствующую беседу.

– Неизвестно, как оно проще, – хмыкнул тот. Исподлобья посмотрел на меня более пристально и спросил: – Вам сколько лет?

– Честно?

– Как хотите, но я рассчитываю на вашу откровенность.

– Я максимально открыт для делового разговора и сотрудничества. А потому отвечу как есть – мне семнадцать.

Услышав это, разведчик закашлялся.

Я удивлённо посмотрел на него.

– Что-то не так? Неужели я выгляжу старше?

– Вот именно, что всё не так. Вы слишком молодо выглядите. Особенно для обер-лейтенанта, коим вы якобы являетесь. Вы не находите, что это как-то не вяжется?

– Отвечу на ваш вопрос. Немецкий мундир я нацепил на себя по необходимости. Не мог же я расхаживать по Третьему рейху в форме бойца Рабоче-крестьянской Красной армии?! Во-первых, форма у меня была немного порванной и грязной после боёв на фронте. А во-вторых, дефилирование по Германии в столь необычном для этих мест наряде было бы равносильно красной тряпке для быка. Я бы замучился отбиваться от полиции, гестапо и иже с ними. Нет, я, конечно, планирую пройтись по Берлину именно в советской форме, но чуть позже, когда фронт приблизится и мы этот город разнесём.

– Фронт приблизится, – скептически повторил он. – А вы слышали, что говорят по радио и пишут в газетах? О каком приближении и куда вы говорите?

– Слышал, конечно. И читал. Но не волнуйтесь. В нашем мире всё всегда быстро меняется. Оглянуться не успеете, а Красная армия уже тут как тут.

– Гм, странные речи. Особенно если учесть текущее положение вещей, – поморщился он, а потом вернулся к предыдущей теме: – Вы сказали, что на фронте воевали. Я не ослышался?

– Не ослышались. Воевал.

– И как же вы там оказались в столь юном возрасте? Вы же утверждаете, что вам только семнадцать лет? – якобы поймал он меня на лжи и тут же устало произнёс: – Я не понимаю, кто вы и зачем затеяли весь этот фарс. Равно как и не понимаю, что вы от меня хотите?

– Сотрудничества, что ж ещё? Сотрудничества, взаимной помощи и поддержки, – с готовностью ответил я на все его вопросы.

– Какого ещё сотрудничества?! Что вы несёте?! Я не верю ни единому вашему слову! – Он поднялся со скамейки. – Скажите, что вам надо, и расстанемся на этом.

Было очевидно, что человек не понимает ситуации и из-за этого нервничает. Не верит мне. И его недоверие в первую очередь основано на моём биологическом возрасте. И действительно, кто поверит, что я мало того, что неведомо как оказался на территории Германии, ещё и участвовал в боевых действиях в семнадцать лет? Поэтому понять разведчика было можно. Вот только в настоящий момент не мне его надо понимать, а ему меня. И чтобы этого добиться, я решил пойти нестандартным путём и рассказать не только о себе, но и о нём. Для чего, разумеется, пришлось придумывать и врать прямо на ходу. Но что делать? Другого выхода у меня не было.

– Господин Шульц, я не знаю, как вам доказать, что я не враг. Никаких доказательств, кроме слов, у меня нет. Но поверьте, мы с вами на самом деле на одной стороне! Я обычный красноармеец, волею случая попавший в Германию. Воевал я под городами Новск и Троекуровск. Там, после того как города были потеряны, я попал в плен. Немцы решили вывезти меня в Третий рейх, но самолёт потерпел крушение. Мои захватчики умерли, а я остался жив. После небольших приключений вспомнил, что на станции города Новска в вагоне с секретными документами, который был оставлен при отступлении, я случайно видел папку с личным делом товарища Живова. На папке, вероятно из-за секретности, отсутствовала пометка, что это секретно, поэтому я решил её прочитать. Меня заинтересовала информация о вас. И вот, когда я попал сюда, то решил вас найти и попросить о помощи.

Стоит ли говорить, что мой совершенно противоречащий здравому смыслу рассказ произвёл на разведчика неизгладимое впечатление.

После того как я закончил, он ещё долго не мог прийти в себя, глотая ртом воздух. А когда немного оклемался, то дрожащим голосом переспросил:

– Личное дело из архива в простом вагоне чёрт знает в каком городе валяется?! Они там охренели, что ль, совсем?!

– Не в простом, а в столыпинском, – поведал я очередное враньё. И чтобы не углубляться в это безумие, решил перейти к рассказу о себе: – Ну а я попал на фронт случайно. Убежал после школы на передовую. Там меня поймали и хотели вернуть обратно в Москву, но началось немецкое наступление. Противник взял Чудово, и мы оказались в окружении. Там-то меня и пленили.

Разведчик выслушал мои слова, в общем-то, с интересом, однако мне показалось, что часть рассказа он пропустил мимо ушей. Сейчас его интересовало совсем другое.

– В каком, вы говорите, городе архив с моим делом? – переспросил он, когда я закончил.

Я понял, что переборщил с историей и решил предать всё огню.

– В Новске дело было. У железнодорожного депо. Но вы не волнуйтесь. Там всё сгорело дотла. Там рядом состав с боеприпасами стоял. Он взорвался, и полгорода разнесло.

– А архив?

– Я лично видел при отступлении, что вагон с архивом сгорел, – в очередной раз решил соврать и сгустил краски. – Да там не то что вагон, там от города камня на камне не осталось, люфтваффе, наверное, пару тысяч тонн бомб всяких на него вывалило, а потом танками раскатали то, что осталось!

Разведчик, до этого ходивший взад-вперёд, присел на лавочку, чуть подумал и спросил:

– А что ещё было в деле?

– Я точно не помню. Помню, что вы родились в городе Воронеж в 1890 году в семье служащего и учительницы немецкого языка…

И я рассказал часть биографии, которая была доступна в интернете. Учился в МГУ на юридическом факультете. По окончании университета был завербован и в силу хорошего знания немецкого направлен на работу в Народный комиссариат иностранных дел СССР. Вскоре прошёл обучение в созданной в 1931 году Генрихом Ягодой специальной Ленинской технической школе разведчиков под названием «Воронья слободка» и после этого в 1932 году был переправлен вначале в Италию, а потом и в Германию.

– Точных дат я не помню, но вроде бы всё так, – закончил свой рассказ я.

– Это уму непостижимо! – прошептал псевдо-фельдфебель, качая головой. – Просто сумасшествие какое-то!

Я вновь хотел было начать успокаивать разведчика, но тот вдруг резко повернулся и спросил:

– Скажите, а о чём-то более существенном вам известно?

– Вы имеете в виду ваши операции за рубежом?

– Да.

– Нет! Не знаю.

В этом я тоже решил слукавить. Знал я и помнил кое-что из его работы, вот только ему говорить не хотел. Не надо человеку лишний раз нервничать. Да и вообще, тема его биографии была очень скользкая. Я действительно даты не помнил, и если бы сейчас разведчику удалось втянуть меня в полемику, то могла бы случиться неприятная накладка. В рассказах об операциях я вполне мог упомянуть ту, которая ещё в этой истории не произошла, и тем самым мог нарушить в историческом процессе что-то важное как для меня, так и для нашей сражающейся с врагом страны. Исходя из этого, я решил больше ничего существенного про прошлое и будущее собеседнику не говорить и вообще дал себе установку с послезнанием обращаться предельно осторожно.

Разведчик посидел в задумчивости, а потом ругнулся на немецком:

– Это бред какой-то! Всё наша русская безалаберность и беззаботность! Секретный архив в вагоне какого-то городишки! – Он тяжело выдохнул, махнул рукой, повернулся ко мне и сказал: – Ладно, с этим потом выясню. А сейчас вернёмся к вам. Так, значит, вы фронтовик и воевали на фронте?

– Да.

– И вас в плен взяли?

– Да.

– А скажите, в каком звании вы в РККА?

– Ни в каком, – честно ответил я. – Обычный красноармеец. – А затем, кое-что вспомнив, добавил: – Правда, меня на время сделали комиссаром нашей дивизии, но потом, наверное, полномочия мои были сняты ввиду того, что дивизия вся погибла.

– Комиссаром дивизии?

– Да.

– В семнадцать лет?

– Да.

– Вы хоть представляете, как неправдоподобно и глупо это звучит? – вздохнул он.

– Представляю. Но что делать? Как было, так и рассказываю. Между прочим, Аркадий Гайдар в моём возрасте вообще полком командовал! И в РККА его тоже по возрасту не брали!

– Гм, ладно. Так вы говорите, что вся дивизия погибла? Вся, кроме вас?

– Не совсем. Некоторым товарищам удалось вылететь с немецкого аэродрома. Для этого, правда, пришлось нам угнать у немцев самолёт. Но мы справились, и остатки дивизии вместе с раненым комдивом улетели в тыл.

– И что, удачно перелетели линию фронта?

– Взлетели удачно, а как долетели, я не знаю.

– А что ж так?

Мне показалось, что разведчик надо мной насмехается. Но я всё же ответил:

– А как я мог узнать об успешности полёта, если меня там по техническим причинам не было? Впрочем, не было у меня связи и с нашими войсками за линией фронта.

– Так я не понимаю, почему вы вместе со всеми не полетели?

– Прикрывал отход, находясь на дереве. А потом уже не успел. Там немецкая колонна угрозу стала представлять. Пришлось остаться.

– Ага, понятно, – покивал тот, а затем схватился двумя руками за голову и прошептал: – Боже! Боже! Какую же беспросветную чепуху вы несёте! Вы сами послушайте себя, как это всё глупо звучит! Какой-то юнец на фронте! Какие-то немецкие захваченные самолёты, летающие то к нашим в тыл, то к немцам. То какой-то раненый комдив летит на одном из этих самолётов. То колонна немецкая мчится. Вы сами-то понимаете, что молотите полную ахинею?!

Признаться, его слова меня несколько задели. В данный момент я как раз говорил чистую правду. Однако, поразмыслив, я согласился с тем, что для непосвящённого человека история моих приключений звучала очень необычно и даже фантастически. Вполне возможно, что в этом была моя вина как рассказчика: прыгая с темы на тему, я не сумел объяснить даже внимательно слушающему меня Антону Фёдоровичу всё по порядку и чётко разложить события по полочкам. Очевидно, из-за этого у собеседника в голове всё перемешалось и ему сейчас было трудно мне поверить.

Решил это исправить. Хлопнул себя по ноге, поморщился от боли, так как попал по ещё не зажившей ране, и начал с самого начала:

– Итак, уважаемый господин разведчик. Меня зовут Алексей Михайлович Забабашкин! Я…

Тот даже подскочил на месте.

– Что?! Как?! Заб…

Тут товарищ в немецкой форме страшным усилием взял себя в руки, едва не заорав на весь пригород Берлина, но вовремя опомнился, работа агента давно озвучила всем прописные истины. Тишина и конспирация в первую очередь, и даже если профессиональный разведчик очень взволнован, он не имеет права на ошибку в такой базовой мелочи, а Живов, без сомнения, был не простым профессионалом, а высококлассным.

– …абашкин?! – Потом огляделся по сторонам и, наклонившись, зловещим шёпотом прошептал: – Тот самый легендарный Забабашкин?

Я уже дал себе установку быть максимально откровенным с Живовым и говорить только правду.

А потому ответил, хотя и скромно, но как на духу:

– Да, это я!