Глава 7

Каролина

Ночь зажгла в Лос-Анджелесе тысячи фонарей.

Выкурив сигарету и бросив бродяге пару купюр, я спускаюсь в метро. С головой нырнув в вонь, которую здесь источает каждый сантиметр, я достаю телефон и отправляю Майку сообщение: Сегодня задержусь в участке. Есть дело. Передай папе, что машина в гараже. С любовью, мама. Пора признать, что, каким бы взрослым он ни был, я не перестану видеть в нём ребёнка. И сегодняшний допрос в очередной раз это доказал. Я уверена: Майк не сделал ничего плохого, и мне просто хочется его защитить.

Но кое-что всё же показалось мне до жути странным. Как будто в его рассказе появилась мелкая деталь, которую я никак не могу разглядеть. Мы много раз обсуждали историю с самолётиком – я бы сказала, даже чересчур. Что ж, на то были причины, касающихся чужого достоинства во всех смыслах этого слова. Даже сейчас, вспоминая, как Майк с Эмили рассказывали мне это с набитыми ртами, когда я впервые пригласила их на ужин, и как трясся от злости мистер Симпсон, когда вызвал меня на беседу, на моём лице появляется улыбка. Но теперь всё по-другому.

Эмили мертва. И что-то мне подсказывает, что неспроста.

Чутьё невозможно утратить. Оно либо есть, либо нет.

В старые добрые времена я бы зарядила себе такую пощёчину, что у меня бы и мысли не возникло не доверять Майку. Мы больше, чем чемпион и болельщик, подозреваемый и коп. Мы семья – разве это не считается?

«Семья! – усмехается Джордж. – Ты хотя бы раз в жизни думала о семье?».

В том-то и дело, Джордж, что я думала о ней слишком много. Нигде не чувствуешь себя так одиноко, как среди незнакомцев. А порой и не замечаешь, как они прокрадываются в твой дом. Наш с тобой брак – не больше, чем привычка. Прямо как кофе, мимо которого невозможно пройти. Затормозив перед автоматом, я покупаю дешёвый американо и выхожу на платформу.

Мне достаточно двух глотков, чтобы осознать свою ошибку.

Из туннеля доносится гул приближающегося поезда. От угрожающего стука колёс содрогается земля. Если бы не инцидент с эвакуатором, я, может, и доехала бы до участка на машине. Но это было бы нечестно по отношению к Джорджу. Я брала его машину тысячу раз и знаю наизусть все дороги Лос-Анджелеса. Неплохо для сорокалетней любовницы, правда? Заставив себя сделать ещё глоток американо, только чтобы не уснуть в вагоне, я подхожу к краю платформы и немного вытягиваю шею.

Последнее, что я вижу, – свет фар приближающегося состава.

Я не успеваю отвести стаканчик от губ, как вдруг кто-то надевает мне на голову пакет. Глазам даже не за что зацепиться: пассажиры, стены, пол – всё вокруг покрыто белой пеленой. Расплёскивая по рукам горячий кофе, я пытаюсь вырваться из мёртвой хватки нападающего, крепко сжавшего мою шею, но не могу даже закричать.

Сделать вдох.

Набрать воздух.

Его здесь попросту нет.

Паника, паника, паника! Сердце разгоняется до бешеной скорости, и кажется, что меня вот-вот порвёт на части.

Неуклюжая попытка устоять на ногах заканчивается провалом – левую лодыжку пронзает острая боль. Из моего рта вырывается глухой стон. Я растерянно машу свободной рукой и внезапно попадаю по чему-то твёрдому и, судя по звукам, достаточно чувствительному. Рывком срываю пакет с головы, но почти сразу получаю пинок в грудь.

Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что лежу на рельсах. Подвёрнутая лодыжка ноет от боли. Удар выбил из лёгких весь воздух, и кажется, что я разучилась дышать. К краю платформы подлетает сотня одинаковых лиц – взволнованных, испуганных, взбешённых. Среди них всего на секунду мелькает грязная чёрная маска.

Грохот приближающегося состава лишь усугубляет ситуацию. Я понимаю, что меня сейчас стошнит.

Но надо действовать быстро.

Собрав всю волю в кулак, я ныряю в пространство между рельсами и накрываю голову руками. Здесь пахнет пылью, испражнениями и смертью.

Перед моими глазами – Эмили, тонущая в луже собственной крови.

Я помню её. И я не хочу быть следующей.

Глава 8

Каролина

Расталкивая прохожих, ветер врывается в метро и увиливает за последним поездом, унося за собой мелкий мусор. В большом городе все куда-то торопятся – именно поэтому здесь невозможно не выпить чашечку кофе. За покрытой зонтиками толпой я едва различаю мигающую вывеску метро. Неудивительно, что мой потенциальный убийца так легко скрылся. Ему даже не пришлось стараться: в общей суматохе у него едва ли была минутка, чтобы перевести дух.

Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь спросил, кто он. Ответ крутится у меня на языке.

С наслаждением потягивая капучино, который Эл специально купил для меня недалеко от станции, я внимательно рассматриваю лица выходящих из метро пассажиров. Стараясь не сильно мешать фельдшеру перевязывать мою ногу, я наклоняюсь вбок и замечаю единственного мужчину в балаклаве, поднимающегося по лестнице с пакетами продуктов. Что-то он не похож на убийцу. Хотя… Не все убийцы носят маски. Так или иначе, тот, из-за кого я вынуждена отсиживаться в карете скорой помощи, как сквозь землю провалился.

А может, и нет.

Поправляя накинутый на плечи плед, я медленно перевожу взгляд на единственного человека на несколько миль, у которого был мотив. Какой? Объясню чуть позже. Эл берёт показания у одного высокого мужчины, который помог мне подняться на платформу, и что-то записывает в блокнот. Это мне в нём и нравится: он берёт быка за рога раньше, чем его об этом попросят.

Забота, поддержка, горячий кофе… Женщине вроде меня нужно так мало, чтобы потерять голову. Но что, если он делает это лишь для отвода глаз? Я точно помню, сколько занимает дорога отсюда до участка, и уверена: Эл не мог приехать так быстро.

Чутьё невозможно утратить, вспоминаю я.

Эл оставляет свидетелю свою визитку, жмёт руку на прощание и возвращается ко мне.

– Нападавший действовал… аккуратно. Ни лица, ни отпечатков на твоей куртке, ни суматохи в толпе.

Я продолжаю молча вглядываться в мелькающие лица. Мы оба знаем, что «метро» и «аккуратность» – несовместимые понятия. На такую ювелирную работу способен только профессионал.

Фельдшер заканчивает с перевязкой и тактично оставляет нас наедине. Притянуть Эла ближе мешает лишь ноющая боль в ноге и пара-другая лишних глаз. Я почти забыла, каково это – быть рядом с ним. Я почти забыла, каково это – жить не на автопилоте.

Но что, если мой самолёт разобьётся, как только я возьмусь за штурвал?

Мне хочется отказаться от своей затеи и навсегда остаться здесь, в карете скорой помощи с перевязанной ногой – меньшим, чем я могла отделаться, – и просто молча сидеть рядом с Элом. Это не заменит мне ни стакана виски перед сексом, не Уитни Хьюстон с её бессмертной любовью из хрипящего радио, но, по крайней мере, мы могли бы ненадолго забыть тот кошмар, в который превратилась наша жизнь. Но ещё больше мне хочется отдать долг профессии и найти виновного в смерти Эмили.

– Зачем ты приехал? – тихо спрашиваю я.

Вместо ответа Эл достаёт сигареты и, предложив одну мне, щёлкает зажигалкой. Фельдшер заглядывает в карету и делает нам резкое замечание, но Эл… В мире не осталось правил, которых мы не нарушили. Потянув на себя дверь скорой помощи, он возвращается на место и даёт мне прикурить. От пробудившихся воспоминаний на глазах проступают слёзы.

Я жду ответ, осознавая, что было бы лучше, если бы он промолчал. Мне хочется рыдать, лупить кулаками по стенам, молиться, молиться и ещё раз молиться, чтобы я просто ошиблась. Чутьё подсказывает одно, а сердце – другое. И самое страшное: я не знаю, кому верить.

Что, если это он убил Эмили?

Что, если это он столкнул меня с платформы, чтобы я не мешала ему заметать следы?

– Я… хотел поговорить, – отвечает он после долгой паузы.

Я сглатываю.

– Как ты узнал, где я?

Тишина повисает в воздухе, прямо как маленькое облако дыма от наших сигарет. Мне не хочется её нарушать – и одновременно хочется кричать во весь голос.

– Ты что, катался за мной весь вечер? – продолжаю я.

– Да, – признаётся Эл.

– И никого не увидел там, на платформе?

– Это был не я. Клянусь.

Он понимает меня с полуслова – и это совсем не играет мне на руку. Иногда кажется, что мои мысли никогда не будут мне принадлежать. Мой план вывести Эла на чистую воду рушится. Может, потому что я подозреваю не того? А может, потому что Эл – искусный лжец? Но я в этом деле намного опытнее. Двадцать лет брака не вычеркнешь из жизни простым карандашом. Я бы почувствовала обман за километр.

Но если все вокруг говорят правду, то где же ложь?

Поймав своё отражение в зеркале, я замечаю в глазах страх. Страх признать гибель Эмили тем, чем она является на самом деле.

Глава 9

Каролина

Когда мои отношения с Элом вышли наружу; когда мы с Джорджем, знатно подвыпившие, скандалили на всю улицу; даже когда какой-то псих столкнул меня на рельсы, мне не было страшно. Я готова преклонить колени лишь перед лицом самой смерти. Эмили жила через дорогу от злосчастного отеля и наверняка не догадывалась, что всё это время она поджидала её на соседней крыше. Именно поэтому, стоя здесь, перед «Режиссёром», меня пробирает дрожь.

Что меня сюда привело? То же, что приводит полицейского на вызов, – долг. В карете скорой помощи, пока фельдшер перевязывал мою ногу, я забронировала маленький номер на одну ночь. Когда Эл спросил, зачем, я ответила что-то вроде: «До дома слишком далеко». Меня захлестнул стыд: раньше я бронировала номера только чтобы переспать с ним. Но это раньше, – повторила я про себя. На самом деле сейчас я бы пошла куда угодно, но не домой. Мне просто хотелось убить двух зайцев одним выстрелом: избежать очередной ссоры с Джорджем и немного поразмыслить над делом Эмили.

Получилось ли у меня? Понятия не имею. Майк перестал отвечать на сообщения ещё полгода назад, а я до сих пор сижу на переднем сидении полицейской машины, пытаясь развеять перед глазами образ мёртвой Эмили. По улице, где вчера оборвалась чья-то жизнь, сегодня разъезжают дорогие автомобили, а из сверкающего лобби «Режиссёра» доносится приятная музыка. Ничего, кроме газетных заголовков, больше не напоминает об Эмили. Для многих это лишь случайная точка на карте, но для меня – окрашенное кровью место преступления.

А может, не только для меня? Когда я ловлю встревоженный взгляд Эла в зеркале заднего вида, он торопливо отводит глаза и неестественно шумно вздыхает. Если бы я была обычной женщиной, я бы приняла это за намёк побыстрее выйти из машины; если бы я была полицейским не в отставке, я бы насторожилась. Зачем Эл взялся за дело Эмили? Зачем закрывает расследование? Зачем он ездил за мной по всему городу?

Мне так много нужно ему сказать, но я не знаю, с чего начать. Во время расследований принято устанавливать причинно-следственные связи – другими словами, искать корень зла. Но что, если это мы? Я не придумываю: люди говорят, что наша любовь и есть сущее зло. Радует одно: у всего есть начало, и у всего есть конец. Но что, если наша история началась задолго до того, как я встретила его? И что, если она никогда не закончится? Я просто не могу найти момент, когда всё пошло наперекосяк. Когда он впервые вошёл в участок? Когда позвал меня на обед и случайно узнал, что я жить не могу без кофе и сигарет? Когда я затащила его в свою постель? Всё идеально – от начала и до конца. И я хочу, чтобы он знал: я ни о чём не жалею. Даже сейчас, увидев тело возлюбленной моего сына, отправив машину мужа на штрафстоянку и полежав несколько минут под поездом, я ни о чём не жалею.

Но я боюсь, что он не тот, за кого себя выдаёт. Мои глаза видели в нём… много кого: коллегу, любовника, героя. Я могу перечислять бесконечно, но он заскучает прежде, чем я дойду до середины. Однако Эл должен знать – он был для меня тем, без кого я бы не перенесла те ужасные дни, когда мы с Джорджем не разговаривали часами; когда Майк уходил на тренировки, обрекая меня на солёный попкорн; он заставлял меня двигаться, любить и быть любимой, даже когда казалось, что я разучилась. Я любила его всего несколько ночей, а кажется, будто всю жизнь. Но я никогда не прощу убийцу. Давайте посмотрим правде в глаза: он появился на месте преступления раньше всех, он взял дело в свои руки и он решил его закрыть. Его алиби шито белыми нитками. В этой истории Эл определённо тёмная лошадка. И я боюсь, что он захотел избавиться от единственного, кто его подозревает.

Хотите спросить, какой у него мотив? Чем ему могла не угодить семнадцатилетняя школьница? Вариантов может быть много. Он хотел устроить идеальное убийство и взяться за дело, чтобы очистить свою репутацию. Ведь он пострадал от нашего романа не меньше меня, правда? Он хотел отомстить мне за неаккуратность и запугать Майка, чтобы у меня и мысли не возникло вернуться в участок. Ведь это именно в моём доме нас поймали за изменой. А может, он банально жаждал крови. Проблема убийц в том, что их мышление отличается от нашего. Они преследуют абсурдные цели. Они выбирают самые сложные, изощрённые и эффектные пути для их достижения.

Любить его – это безумие.

И я безумна.

Я провела весь вечер, размышляя над показаниями Майка; переслушала запись с диктофона, наверное, тысячу раз, пока жевала сэндвичи, купленные в кафе на набережной; сомневалась в каждом услышанном слове, но продолжала себя убеждать, что Майки ни в чём не виноват. Но Эл даже не представляет, какая власть в его руках. Он заставил меня сомневаться в собственном сыне всего одной фразой: «Если вам есть, что рассказать, просто придите». О, да, теперь мне точно есть, что рассказать. И поверь, Эл, ты будешь не рад это услышать…

Хотелось бы мне иметь достаточно смелости, чтобы произнести это вслух. Но моё сердце просто отказывается верить, что этот человек может быть убийцей. Губы, которые я накрываю своими; руки, которые я кладу на свои бёдра; голос, который шепчет, что это неправильно, но тут же прерывается глубоким вздохом наслаждения – всё это не может причинить боль.

Когда мы рядом, мне не важно, что происходит вокруг. Мне не важно, где покрывать его поцелуями – в машине или на залитой светом фонарей парковке «Режиссёра». Кажется, что я никогда не могла отойти от этого мужчины дальше метра. Что-то неземное, стремительное, сокрушительное постоянно тянуло меня к нему. Он похож на суперзвезду, о которой раньше я могла только мечтать, сидя перед экраном телевизора. Он – мой Голливуд. Эл целует меня резко, обрывисто и страстно. Так сказочно, что я не могу в это поверить. Его глаза горят так ярко, что я легко смогу отыскать их в темноте. Для нас никогда не существовало остального мира. А я лгала самой себе, когда убеждала, что ещё кому-то нужна.

Меня любил лишь один мужчина.

И этот мужчина – подозреваемый в убийстве.

– Я хочу тебя, – настойчиво повторяет он. – Прямо здесь. Сейчас.

– Эл… – я едва успеваю дышать между поцелуями. Холодный ветер бьёт в лицо.

– Скажи, что тоже любишь меня.

– Я люблю тебя.

– Скажи громче, – требует он.

Разве он не знает, что я готова прокричать это на весь мир? Я готова объехать каждый закуток Земли, только чтобы убедиться: мне нигде не будет так хорошо, как с ним. Это больше, чем смелость. Это больше, чем сумасшествие. Это готовность посвятить одному мужчине каждую секунду своей жизни. Это непреодолимое желание любить его двадцать четыре часа в сутки.

Я тяну его за собой в отель, словно так и должно быть. Словно в моих планах и не было никаких размышлений с чашкой горячего чая в руках. Планы всегда меняются, когда рядом Эл. Всё, чего я хочу, – это немного удовольствия. Каплю радости в море грусти.

Ворвавшись в номер, словно ураган, мы сбрасываем обувь и стягиваем друг с друга одежду. Никогда бы не подумала, что смогу так ловко сделать это в темноте, да ещё и с перевязанной ногой. Жаркие поцелуи Эла горят по всему телу. Мне хочется прижать их ладонями и заставить впитаться в кожу, остаться со мной навсегда.

Иногда так приятно отключить разум и притвориться, что проблем не существует. Что есть только я и он.

И разве это не то, что я всегда делаю?

Майк

Прошлым вечером

Ноты сыпятся со сцены, словно конфетти. Эмили взлетает, как бабочка, и кружится в вальсе так легко, будто посвятила ему всю жизнь. Её щёки наливаются краской, а глаза бросают такой дерзкий вызов, что его побоится принять даже самый смелый человек. Эмили останется такой, какая она есть, и будет твёрдо стоять на ногах, даже если вдруг окажется, что она никогда не танцевала вальс.