Как-то один великий хазляндский флотоводец сказал: «Бунт на корабле – это к несчастью». А позже он ещё добавил: «Скука на корабле – первый шаг к бунту». Выходит, что скука на корабле – это первый шаг к несчастью.
Помещённые в гостиницу «Ковчег» на суперлинкоре «Циприт» генералы, адмирал, вице-адмирал и полковник начали скучать. Вечно неутомимый Катер после пробежки по кораблю, занятий спортом в тренажёрном зале, детальной проработки своего участия операции на минуты, а затем и на секунды и четырёхразового питания, заскучал настолько, что начал писать письмо своей верной супруге. А это произошло впервые! Но после строчки: «Привет моя пухленькая Генриеточка, это пишет, твой прикладик со штык-ножиком…» Затею он эту бросил, так как, во-первых, не знал что писать, а во-вторых, все генералы по легенде находились в Рейхшвайнесталле, на праздновании какого-то национального праздника с балом, переходящим в недельные торжества, и находились в глубокой изоляции официально называемой «загулом». Катер бросил письмо и взялся за стихи. Получалось у него даже очень неплохо:
О, ты, винтовка со штыком,
Какого чёрта ты опять,
Почищена свиным шпиком,
Тобой нельзя уж убивать?
О, ты, граната против танка,
Зачем тебя разобрали,
Ты, прям, как бледная поганка,
И пользы никакой не извлекли?
О, ты, нож для «колючки»,
Зачем тобою резал хлеб?
Мой адъютант, пьян от «шипучки»,
Зачем, зачем, зачем?
О, вы, ботинки сорок пятого размера,
Ах, почему промокли вы,
Во время обычного замера,
Трёхсотдюймовой глубины?
О, я, обычный генерал,
Ах, почему, ах, почему,
Зачем про всю эту муру писал?
И сам сейчас я не пойму.
На этом вся литературная деятельность генерала закончилась, так толком и не начавшись. Он даже стих не назвал. Сложил лист со своим опусом в конверт с планом операции и отправился в библиотеку суперлинкора.
Генерал Флиегер взял с собой в дорогу книгу известного пуссляндского фантаста Джорджа Кемпа «Полёт на Луну», которую пришлось пронести тайком от маршала под обложкой «Устава и отдохнува военно-воздушного флота». И начал запоем читать:
Глава восьмая,
в которой профессор Кроссинговер летит на Луну со своим приятелем студентом Лабрадором
Утреннее солнце овальными бликами отражалось на полированных боках «Дракона». Отчего вокруг становилось светлее. «Дракон» был самым крупным самолётом в мире. Восемь мощных моторов по сорок четыре тысячи лошадиных сил каждый. Огромные шестифутовые восьмилопастные винты. Длинные крылья с размахом в триста двадцать пять футов. Длинный синий фюзеляж в четыреста футов. Корпус опирался на два мощных шасси впереди и на колесо позади. Дракон стоял в чистом, свежевыкошенном поле.
Профессор стоял рядом с «Драконом». На нём была пилотская куртка, пилотская шапка, пилотские штаны и домашние тапочки. В руках профессор держал пакет. Кроссиговер всматривался в даль, прикрывая глаза рукой от солнца. Он ждал приятеля.
Вот на горизонте появилась одинокая худая фигура. Это он! Лабрадор ехал на велосипеде. На багажнике помещался большой пакет. Студент спешил. На нём был пиджак со значком Бигбриджского Университета.
Он подъехал к профессору.
– Извините, профессор, – запыхаясь, сказал Лабрадор, – задержался. А где сэр Генри?
– Он уехал в Скво и просил нас улетать без него, – ответил профессор. – Он не будет смотреть на взлёт «Дракона».
– Теперь понятно, почему нет журналистов. Жалко сэра Генри, он не увидит, как взлетает самолёт, в который он вложил столько денег.
– Ты готов?
– Готов.
– Одежда где?
– Тут, – студент указал на пакет на багажнике. – У нас есть велосипед?
– Ещё один не помешает, заводи его в самолёт и взлетаем.
Студент доехал до хвоста, где был трап. За ним пошёл профессор. Они вместе уложили велосипед в ящик, заколотили его гвоздями, накрыли амортизирующими жгутами, убрали трап и пошли в кабину. Лабрадор оделся в форму лётчика. Они ещё раз посмотрели на Землю.
– Не страшно покидать? – спросил профессор.
– А с чего? Я с ней уже попрощался. Тем более, нас ждёт Луна!
– До Луны надо долететь. Мы летим со скоростью четыреста пять узлов. До Луны сейчас сто девяносто пять тысяч миль. Лететь около двадцати дней.
– Горючего хватит?
– Когда попадём в поле действия тяжести Луны, будем планировать. Керосина хватит в оба конца.
– Ну, тогда поехали?
– Полетели, – поправил Кроссинговер.
– Ну, полетели.
Профессор и студент забрались в самолёт и уютно устроились в креслах пилотов. Профессор достал из кармана ключ и запустил двигатели. Сначала правые, затем левые. Профессор развернул самолёт и покатил его по полю. Затем потянул штурвал на себя и «Дракон», дрожа как сокол, начал медленно подниматься. И в этом подъёме чувствовалась вся мощь человеческой мысли, воплощённой в аппарат…
Тут в дверь к Флиегеру постучали. Генерал проглотил слюну. Если это маршал, не быть ему маршалом, как, впрочем, и генералом авиации. Флиегер тихо закрыл книгу, не забыв запомнить страницу, на которой остановился. Стук повторился. Генерал осторожно положил книгу под койку, сделал заспанное лицо и тихо встал с койки. В дверь опять постучали. Генерал открыл дверь. На пороге стоял адмирал Вазерфалл.
– Чего делаешь? – спросил он, заглядывая в каюту.
– Сплю.
– Спать будешь в in terra non-amicum.116
– А что это не разрешается?
– Это? Что это?
– Спать? Сэ-пэ-а-тэ-мягкий знак. Глагол. Пять букв.
– Да я знаю, что это глагол. Сам филолог. Ipsae res verba rapuint117. Просто я хотел…
– А я хочу спать, Рудольф.
– Да ты не беспокой…
– Ты меня разбудил!
– Понял, – вздохнул адмирал, – пойду к Катеру. Omnia praeclara rara118.
– Иди.
Генерал закрыл дверь. Но вспомнил про нелёгкие отношения у Катера с Вазерфаллом и открыл дверь, желая поглядеть на идущего на верную смерть адмирала.
– Я так и понял, что ты это сделаешь, – ответил стоящий на пороге адмирал. – Ioci causa!119
– Чего надо, Рудольф?
– Tua res agitur120. Мы тут с Зулентунгом в шашки играем.
– А я тут причём? Да хоть бы вы с ним напились шнапса до посинения.
– Судья нужен. Lex iusta, aequalitati et fraternitati praesidio121.
– А сами не…
– Сами-то как раз «не…». Так что собирайся, пойдёшь. Как учитель. Dura lex, sed lex!122
– Ладно.
Дал же бог адмирала, подумал Флиегер. Ну, хоть не Гробуч. Тот бы всё проверил. Генерал вышел из каюты и пошёл вслед за адмиралом.
Генерал Барцен в это время находился на камбузе и уничтожал очередную порцию тушёной телятины. Где его и обнаружил маршал Гробуч.
– Так, – сказал он и покачал головой, – как вам не стыдно?! Проедаете народные деньги.
– А чего? – спросил генерал. – Уже и поесть нельзя? Это, можно сказать, потребность.
– Кок?!
– Я, герр-герр генерал, – ответил толстый человек в белом поварском халате с погонами на плечах и кокардой на колпаке.
– Сколько и чего он съел?
Кок начал зачитывать с бумажки:
– «Два жаркого из свинины по два фунта каждый, три порции жареного картофеля, по полфунта каждая, курицы жареных две по два фунта каждая, курица копчёная – одна, фунт, картофель толчёный с молоком одна порция – фунт и три десятых, мороженое – полфунта, торт – два фунта, пирожные восемь штук по двум десятым фунта, выпито: пиво – тридцать две пинты, шнапс – две пинты, компот из сушёных фруктов – галлон и две десятых, белодольская водка – полпинты». Итого: съедено пятнадцать и девять фунта еды и выпито сорок четыре и одна десятая пинты или пять целых пять тысячных сто двадцать пять десятитысячных галлона»123.
– Ничего себе. Это же сколько денег…
– Одна тысяча сто восемьдесят три открытки и двадцать три шнайтинга.
– Ничего себе. Это же сколько калорий.
– Шесть тысяч триста двадцать восемь килокалорий. Всё как в аптеке.
– Ну, знаете ли. Барцен!
– Да, герр-герр генерал, – виновато сказал генерал пехоты.
– Я вынужден посадить вас под арест. До начала операции. Капитан, – обратился он к коку.
– Я пока только старший лейтенант, – ответил кок стеснительно.
– Капитаном быть хочешь?
– Да, – сказал кок и с радостью кивнул.
– Будешь давать ему всё по моему меню, я сейчас его напишу, – Гробуч сел за обеденный стол, достал блокнот и вечное перо и написал краткий список. Очень быстро. А дольше и незачем. Меню короче некуда. – Изучайте.
– Ага, – кок принял листок и стал читать громко, чтобы генерал мог услышать: – «Каша овсяная три фунта, каша гречневая – полтора фунта, мясо – две десятых фунта, напитки: молоко – две пинты, вода – одна пинта. Примечание номер один: мясо должно быть говядиной с минимальным количеством жира, хорошо прожаренным на масле – сливочном. Примечание номер два: питание трёхразовое: в семь утра, двенадцать дня и восемь вечера». Ясно. Итого четыре и семь десятых фунта еды и три пинты питья. Итого… тысяча пятьсот восемьдесят две килокалории.
– Это за один раз? – в полуобморочном состоянии спросил генерал пехоты.
– В день, – сказал строго Гробуч. Барцен свалился со стула на пол без чувств.
– Так. Слабонервный какой, – Гробуч подошёл к телефону внутренней связи и набрал номер капитана. – Дерман, приведи десятка два матросов. Тут одного человечка надо в карцер отнести… Без сознания… Чего так много? Это Барцен… Понял. Ну, давай. Я его на диету сажу. Быстрей…
Минуты через две пришли матросы и отнесли генерала Барцена. Самое трудное оказалось пронести генерала через дверной проём. У Барцена каким-то безусловным рефлексом вытянулись руки в стороны, а по бокам выхода стояло две плиты на которых стояли большие кастрюли. Матросы попытались согнуть руки, но ничего не вышло. Тогда они перевернули генерала и боком пронесли его через проём.
Обойдя Фьордландский Архипелаг с запада, эскорт также инкогнито двигался к берегам острова Пусс. Да, инкогнито, пока не произошло следующее.
В восемь часов утра дежурный крейсера «Фьорд», самого восточного крейсера в эскорте, заметил необычное жужжание. Он поглядел на восток и заметил точку. Она катастрофически увеличивалась, принимая очертания самолёта. Дежурный сообщил капитану корабля, капитан сообщил на флагман Дерману, а тот – Гробучу. Маршал взял самый сильный бинокль и поглядел на восток. Он увидел небольшой гражданский двухмоторный самолёт с обозначениями гражданской авиации Пуссляндской Империи. Маршал набрал номер радиорубки суперлинкора и сказал:
– Радиорубка? Включайте «глушилку». На все частоты!
Однако самолёт так и продолжал надвигаться на эскорт. Видимо, пассажиры очень спешили в Скво и отсутствие всяких радиосигналов от инфракрасных до радиоактивных их не смущало.
– Не сбивать! – крикнул маршал. И тут же связался с радиорубкой. – Сообщите всем, чтобы не сбивали самолёт.
– Но мы же включили «глушилку», – ответил радист.
– Ну, выключите её и передайте всем.
– Но тогда нас обнаружат.
– Но тогда его хладнокровно собьют!
– Раньше надо было думать…
– Поговори ещё мне!
И маршал как в воду глядел. Зенитки с одного из транспортов начали стрелять и изрешетили самолёту хвост и левый двигатель. Тут же «с дымком» он и упал в воду в нескольких сотнях ярдов от «Циприта». За потерпевшими крушение пошли катера. Они подобрали пассажиров и пилотов и взорвали останки самолёта, чтобы никаких свидетельств этой катастрофы не осталось. Пассажиров тут же доставили на борт «Циприта» на допрос к маршалу.
Гробуч осмотрел пассажиров и пилотов. Последних было два. Высокий и длинный да высокий и толстый. Пассажиров тоже двое. Низкий и толстый мужчина лет пятидесяти в хорошем костюме и высокая (где-то на голову выше спутника) и стройная женщина лет тридцати в узком красном платье.
– Ну и какого, – сказал маршал и посмотрел на женщину, – извиняюсь, штык-ножа вы здесь делаете?
– Нас сюда привели, – как ни в чём не бывало ответил толстый мужчина.
– Я не в этом смысле. Почему, увидев, эскорт вы не развернулись?
– Я никогда не разворачиваюсь!
– Тем хуже для вас.
– Я Уинстон Геллер! Бизнесмен и промышленник. Меня вся Пуссляндия знает!
– А я Гейнц Рудольф фон Гробуч, маршал и главнокомандующий непобедимой армии Хазляндии! Меня знает весь мир!
– Я вас не знаю. Я не интересуюсь военными…
– А я вас не знаю. Как понимаю, квиты. А вы? – спросил он худого и высокого.
– Я его знаю. Я на него работаю.
– Кто вы, я спрашиваю?!
– Первый пилот самолёта «AP-14» «Лунная пташка» Леон Трейлин.
– А я, – сказал толстый и высокий, – второй пилот самолёта «AP-14» «Лунная пташка» Георг Лейденс. Царствие ему небесное, упокой море его фюзеляж, – пилоты сняли мокрые шлемы и какое-то время молчали.
– А вы? – прервал траурное молчание по поводу гибели аппарата маршал, обращаясь к женщине.
– Сара… – ответила женщина.
– Геллер?
– Нет, Демтер.
– Жена?
– Почти.
– Что значит «почти»?
– Какая вам разница, – вмешался Уинстон Геллер, – кто она мне?
– Да так. Для отчётности и представления полной картины.
Постучались.
– Войдите, – сказал маршал.
Дверь немного открылась и в кабинет просунул голову Аусфалл.
– Герр-герр генерал, – шепотом сказал он и поманил маршала пальцем.
– Чего ещё? – недовольно ответил маршал.
– На минутку. Можно?
– Я сейчас приду. Никуда не уходите, – маршал вышел. – Что ещё, Аусфалл?
– Вы знаете, кто это? – спросил адьютант.
– Уинстон Геллер с почти супругой и пилотами своего бывшего самолёта.
– А кто этот Геллер вы знаете?
– Промышленник и бизнесмен.
– Никакой он не бизнесмен – это точно.
– С чего ты взял?
– Лет двадцать назад, когда я ещё… кхе… когда я вёл достаточно необычный…
– Медвежатником был.
– Именно. Так вот, имя этого вот Геллера гремело в пуссляндском криминальном мире. Ещё тогда. Сейчас он – крёстный отец мафии Бигбриджа…
– А в Бигбридже есть мафия?
– Ещё какая…
– Совсем они там распоясались.
– А также Кроунбриджа, Веллфорда, Виллерда, Винтерда и ещё кучи других городов. Общим числом около тридцати.
Маршал посмотрел на дверь, за которым находился Геллер с почти супругой и свитой.
– В любом случае, – сказал он. – Он будет сидеть у меня под стражей. По законам военного времени его можно казнить хоть сейчас. А если мы его сдадим пуссляндцам?
– На каком основании?
– Как преступника.
– Но они вряд ли его возьмут.
– Но ты же говорил, что он крёстный отец…
– Он в законе. Мы ничего не сможем сделать. Разве что содержать его как пленного.
– Военнопленный. А потом его и сдадим.
– Когда потом?
– Действительно, когда. Ладно, я посажу их в карцер.
– Но ведь в карцере генерал Барцен!
– Да… Тогда у нас же есть какие-то свободные каюты?
О проекте
О подписке