Русь дремлет

 
Галактика бодрствует, когда Русь дремлет.
Сверху глядит на нее, и диву дается:
Почему ей снится тюрьма и кремль,
Когда июль на дворе, и дерзкая птица
 
 
Соловей раскалывает кастаньеты,
И ночные цветы потягиваются порочно, —
И только поэты, только поэты
Пялятся в ночь и бормочут склочно?..
 
 
Я бормочу. Луна как свеча над листом бумаги.
Окна распахнуты. Пахнет травою.
Ни ветерка, и в глазах собаки
Зияние. Сейчас завоет.
 
 
Катится звезда и играет в ящик.
Цикады хлещут струной по почкам.
Все слова в словарях и гортанях спящих,
Немота, и нельзя дописать до точки.
 
 
8. 3. 1973
 

Часы над нами

 
Мы заломили ветви,
Рассыпали золу,
Мы расстелили ветошь
На каменном полу.
 
 
Кончался день воскресный
За крохотным окном.
Горланило предместье,
Звенел стеклянный лом,
 
 
Шла по басам гармонья,
Свисал аэростат…
 
 
Над уличною вонью
Светился циферблат, —
 
 
Над карканьем вороньим,
Над бранью площадной, —
Над нашею любовью,
Над нашею виной, —
 
 
Натянутые путы,
Натравленные псы!..
 
 
Сосчитаны минуты,
Отмерены часы.
 
 
Последнего ночлега
Скупая болтовня…
 
 
Скрипела стрелка века
И старила меня.
 
 
Октябрь 1973
 

Oкунь

 
Пар из пасти луны поднимается ввысь. Облака
Громко шуршат, задевая небесную твердь.
 
 
Я в Калуге декабрьской, где камнем замерзла Ока,
Где, как окунь в Оке, жду весны,
                                 погрузившись во смерть…
 
 
Был ершист и драчлив, – а теперь я никто и ничей.
Затаившись во льду, не считаю ни дней, ни ночей.
 
 
Но придет половодье, – и от щучьих державных очей
Я укроюсь в весенний, кипящий свободой ручей.
 
 
12. 2. 1973
 

Мрамор

 
Стоя на складе трех батальонов цементных скульптур
                                           пионеров с горном, трубящих в небо,
(Напротив – велосипедная мастерская, где велосипеды
                         подвешены вверх тормашками, рули набок), —
 
 
Я подумал о нежном греческом веке,
                                                       в котором афинский скульптор
Мог, как янтарь, заморозить мгновенье
С человеком внутри, навсегда озаренным страстью…
 
 
Угомонись, – сказал я себе, – не мечтай, не завидуй,
                                                                       и на кой тебе мрамор?
Делай молча, без пафоса все, что сердцу душа диктует!
Слава Богу, ты все еще можешь позволить себе
Полбутылки вина, карандаш и бумагу,
 
 
Чтобы, укрывшись в ночи,
                                       шелестящим немым заклинанием губ
Вызвать со складов амигдалы мозга,
                                                 с ее полок добра, красоты и блага,
Слова, без звучанья которых
Не наполнить сосуд, куда вытекает время.
 
 
Весна 1974
 

Беглец

 
Разливаются реки,
Плещут флаги в советской толпе, —
Из варягов и греков
Все дороги ведут в КГБ.
 
 
Из обители скверны,
Где обидчиков речи скверны,
Уношу непомерный,
Невидимый камень вины, —
 
 
Оставляю в юдоли
Смех детей, – их невинны сердца, —
Стены отчего дома,
Слезы матери, стоны отца, —
 
 
В тальниках нехороших,
По ночам, от села до села,
Проползла моя ноша,
Смерть ярилась, но не догнала, —
 
 
По степи заповедной,
Где аркан и стальная стрела,
Где с кургана заметно,
Как погони петляет метла, —
 
 
Поперек горизонта,
Вдоль серебряных северных рек, —
До Эвксинского Понта,
Где Италии брезжится брег, —
 
 
Но, победой побега,
Запаленно и гордо дыша,
На границе с разбега, —
Возрыдав, – оглянулась душа…
 
 
Там родная земля,
Облаков не стирая с лица,
Колоском ковыля
Заметала следы беглеца.
 
 
1978
 

Второе рождение

 
Вот камера, в чью медленную бездну
Пал мой отец, измученный болезнью.
 
 
Транзит его отчаянья и страха
В последнюю юдоль, где горсти праха
Стать глиной новой жизни суждено, —
Какой гончар нальет в нее вино?
 
 
Здесь будущее капает из крана.
Здесь – навсегда и присно – слишком рано
Итоги подводить поспешной тризной, —
 
 
Здесь склад небытия, и мой визит
Отменой постулатов дарвинизма,
Устами мертвых расколол гранит.
 
 
Реестр бессрочно сосланных, запас
Прожорливой осы, в миллиардах камер
Закрывшей на засов триллионы глаз:
 
 
Смерть – обморок свободы, умер – замер.
 
 
Восток алеет, иль щека?
Зовешь себя издалека.
 
 
То ветра гул, иль крови свист?
Смерть – контрабанда, жизнь на бис.
 
 
Лежать и слышать: вдалеке
Хрустальный ключ хрустит в замке.
 
 
1978
 

Слово

 
Ни среднего, ни никакого
Достатка людьми нам не быть.
Аскеза свободного слова
Лишь равного может любить.
 
 
Порою жалею, что клеить
Обои, иль стены сверлить
Не нравится пристальной Клио,
Эвтерпу не уговорить.
 
 
Но и в нищете – не меняюсь
Судьбою ни с кем!
                                 доживу,
Домучаюсь или домаюсь, —
Но верится – договорю.
 
 
Бесхлебье, безденежье…
                                               голод
Показан душе.
                        Досвисти
До точки, неведомый голос, —
А там хоть трава не расти!..
 
 
Но Тот, кто слова посылает
В остывшее за ночь жилье,
Не тело с земли поднимает,
А честное слово свое.
 
 
Январь 1978
 

Мать-мачеха

 
Мать-мачеха, ищи на склоне дня
Мои следы в твоих лугах росистых,
А хочешь, – проводи разбойным свистом…
Но никогда не проклинай меня.
 
 
Пересекая землю на крылах
Авиалайнера, я вспоминаю лица,
Что только в страшном сне могли присниться,
И через тридцать лет внушают страх.
 
 
Мой Вий был подполковник КГБ
Одесского уезда. Славный парень,
Он, парт-орды заслуженный татарин,
Был многотрудный член ВКП (б).
 
 
О стал Tвой стражник, xaxaль и кобель,
Мать-мачеха, он растоптал наследство
Твоей любви, отрочество и детство,
И отравил все мысли о Тебе…
 
 
Скажи: люблю, скажи!
Наперевес
Всей силе тяготения земного,
Его штыкам, окопам и оковам,
Парит негромко сказанное слово,
Как ласточка, слетевшая с небес, —
 
 
И облетает мерзнущий конвой,
Неся во рту запрет возобновиться,
Моей душой кормящаяся птица
Надежды на свидание с Tобой.
 
 
Июль 1981
 

Kайф

 
Наркотик останавливает флирт
С реальностью, и затворяет двери,
 
 
Включает ослепительный софит
Над местом, где живет душа и вера…
 
 
Бесстыжен и блажен, ты слеп и наг.
И самому себе отец и враг.
 
 
Июнь 1984, Богота, Колумбия
 

Телетайп

 
По вопросу сигналов из космоса
Созван форум из сотни стран.
Как Россия подарков Сороса,
Ждет Земля инопланетян.
 
 
Средь участниц: Замбези и Косово,
Украина, Афганистан.
 
 
«Приходите и володейте
Нами, – дом наш уже горит.
 
 
Новой алгеброй нас залейте,
Подарите нам алгоритм
Благоденствия и покоя, —
 
 
Мы устали покоя ждать!
Друг от друга мы ждем такое,
Что словами не передать…
 
 
Мы готовы к вам, – прилетайте.
Путь в грядущее указать…»
 
 
Но бела строка в телетайпе,
И навеки пусты небеса.
 
 
1987
 

Окончен бал

 
                                                  И. Б.
 
 
Он говорит нам: я устал.
Освобождаю пьедестал.
 
 
А мы ему: постой, Иосиф!
Зачем скандал?!
Ведь мы тебя сойти не просим!..
 
 
Но вдруг его уже выносят.
Окончен бал.
 
 
2. 26. 1996
 

Цеху Русской поэзии, где бы он ни был

 
Что ж, скажу напоследок – толь презренья набравшись,
Толь присутствия духа, —
Ибо  эпоха сменилась и стала другою,
А с нею и  качество слуха:
 
 
Когда мои книги, носители жизни и смеха,
Вдруг скроются в Лете, —
А стихи и поэмы пойдут самиздатом по свету, —
 
 
Знайте: будто след в стратосфере
От громово взлетевшей ракеты,
Долгому между вас после них расходиться эху.
 
 
Нет, не креститесь от страха, —
Но не поминайте их лихом!..
 
 
7. 11. 1996
 

Фиорд

 
Ледяное озеро в шхерах фиорда.
Череда друг за другом
                             выступающих с разной четкостью складок
Гор: чем бледнее, лиловей, тем отдаленней:
 
 
Зимний памятник Скандинавии нежной,
Снежнокосой красавицы в жаркой шубе песцовой,
Каждую полночь мановеньем руки
                                                            опускающей над океаном
Фосфоресцирующий льющийся занавес
                                                              люминесцентных огней…
 
 
11. 3. 1996
 

Год конца и начала

 
Весь этот год африканский ветер,
Преодолев океан и радары НАТО,
Жарко рыгал в лицо, пах желудком шейха,
Забирался под юбки и шелушил веснушки
Еврейским девушкам на Фейрфаксе, —
 
 
Цена на бензин взлетала, и даже луна, —
Мутной заколкой в чалме облаков, —
Цепенела над сладострастно живыми,
Будто полог гарема, парчевыми волнами моря…
 
 
Год конца и начала, двухтысячелетья
Тщетного ожиданья Мессии,
Суеты, интифады, пошлейшей сплетни,
Ежесекундной мечты о разводе.
 
 
11. 14. 1999
 

Сегодня в полночь

 
Все смотрят на часы: сегодня в полночь!..
 
 
В провинциальном городке у моря,
Где я живу, пророчествам не веря,
Народ рассыпался по площадям и пляжам,
Расселся семьями в приморских парках, —
                                                                           ждать,
 
 
Заламывая руки, появленья
Одной из бед, предсказанных Пророком:
 
 
Сошествия огня с небес, разрыва
Озоновой дыры, оледененья,
Явления антихриста, цунами,
Паденья метеора в океан…
 
 
Я вышел на балкон взглянуть на небо.
Пробило полночь. Надо мной луна,
Бесцеремонно умаляя звезды,
Безоблачно, бесстыдно, беспристрастно,
 
 
Невозмутимо всматривалась в
Прощальную эротику туземцев:
 
 
Упав в траву, заткнув цикадам глотки,
Попарно, не стыдясь и не скрываясь,
Все школяры и школьницы предместий,
Карнальным треньем поджигая ночь,
 
 
Дают ответ пророчеству, – на всякий
Пожарный случай, – чтоб ему не сбыться!..
 
 
Кусты шевелятся, плач переходит в шепот,
Рыданья затихают. Слышен даже
Вздох облегченья, и смешок-другой…
 
 
Наутро солнце, вырвавшись из вод,
Как мяч со дна бассейна, засияло
В другом тысячелетии, – чтоб все
 
 
Самоубийства и совокупленья
Его приход почтившие, прославить
 
 
Все тем же жаром и все тем же светом,
Неуклонимо посланным на Землю
 
 
Все тем же Богом, с тем же равнодушьем
Дарующим отчаянье и жизнь.
 
 
1. 4. 2000