– Не может быть, а точно. В одном из писем он пишет, – Кузьмич какое-то время рылся в бумагах, пока нашел нужную. – «…Иногда вечерами я стою у открытого окна и думаю, как было бы хорошо, если бы мы жили здесь с тобой вместе, а мой каменный рыцарь охранял твой покой. Я вижу только его профиль, но все равно чувствую, что ему так же грустно, как и мне».
– Так, и что, после этого тайна раскрыта? – с недоумением воскликнул Кирилл. – Стоит у него дома какая-то статуя или статуэтка, и что? Не понимаю.
– А тебя разве ничего в этом тексте не смутило? На мысль не навело?
– А что меня должно смутить?
– То, что он видит только профиль.
– Нет. А что в этом такого?
– То, что, если бы статуя стояла у него дома, видеть ее можно было бы со всех сторон. Но он видит только профиль. И только тогда, когда стоит у окна. Это значит….
– Что статуя на улице. И видна она из окна только сбоку! – догадалась Кира.
– Именно! Но есть один момент. Если бы она стояла во дворе, то из окна можно было бы видеть только его макушку, а не профиль. Так что она находилась рядом с его окном. Рыцарь же должен охранять покой.
– Рыцарь на фасаде здания?
– Это же очевидно.
– Как же мы его найдем? Наверное, таких зданий в городе полно. И еще больше снесено. Все, как положено, – бульдозерами раскатать культурное наследие, а на его месте соорудить уродца из стекла и бетона, – опять поникла Самойлова.
– Ты с питерскими львами не путай. Их-то, как собак на помойке, а рыцарей в Москве совсем немного. Точнее, всего семь. Это тебе не средневековая Европа.
– Правда? Так мало?
– Может быть, сейчас больше. Но я рассматривал только те дома, которые были построены до двадцать четвертого года.
– Ну и что, нашел нужное?
– Погоди, не беги впереди паровоза. Обо всем по порядку, – Кузьмич достал ноутбук и открыл документ в Ворде. – Я тут записал, чтобы не забыть… Первое, самое известное здание – доходный дом Филатовой на Арбате. Был построен в четырнадцатом году. Но его я отмел сразу.
– Почему? На Арбате же много переулков.
– Не поэтому. Было две причины. Во-первых, строился этот доходный дом для очень состоятельных людей. Вы, вообще, знаете, что такое доходный дом?
– Не очень, но по смыслу угадывается, – неуверенно сказала Кира. – Дом, с которого получается доход?
– Совершенно верно. Это дома, которые строились для сдачи квартир в аренду. До революции почти половина домов в Москве были доходными. В таких зданиях совершенно определенная планировка – квартирная, как в современных, а не как в частных. Стоимость аренды в них зависела как от расположения дома, так и от количества в них квартир. Чем больше квартир, тем аренда меньше. Так вот, доходный дом на Арбате был рассчитан на очень состоятельных жильцов – витражные окна, мраморные лестницы, огромные зеркала в холлах. Конечно, все эти шикарные квартиры после революции были переделаны под коммуналки. Но, думаю, в таком помпезном доме селились ответственные номенклатурные работники, а не доктора, которые кромсают бедных животных в научных целях.
– Не согласна! Он мог быть известным хирургом, мировым светилом, которому Советское государство выделило роскошную квартиру за заслуги.
– Теоретически это возможно. Но практически нет, он в этом доме не жил.
– Почему ты так уверен?
– Потому, что рыцари на его фасадах, а их два, стоят за колоннами, и из окон их просто не видно.
– Зачем ты нам тогда вообще задвигал про интерьеры? – возмутился Кирилл. – Только с толку сбиваешь!
Гроза уже закончилась, и Чик перестал икать. После пережитого стресса его явно мучала жажда, и пес рискнул вылезти из-под стола, чтобы промочить горло. Пил он, так громко хлюпая, что разговаривать стало невозможно. Все замолчали в ожидании окончания процесса. Опустошив половину миски, питомец совершенно неприлично рыгнул, обвел присутствующих задумчивым взглядом и отправился в комнату. У Кузьмича наконец появилась возможность ответить:
– Хорошо, больше не буду. Итак, второе здание – тоже доходный дом, но теперь уже купца Демента на Большой Полянке. Построен в девятьсот двенадцатом году.
– А с ним что не так?
– С ним все в порядке. Простоит дольше, чем все элитное жилье, что строится сейчас. А вот с рыцарями тоже неувязочка. Вернее, с одним рыцарем.
– Так с рыцарем или рыцарями?
– Всего изначально их было два. Но один таинственным образом исчез.
– В каком смысле таинственным образом?
– Пропал в семьдесят третьем году. Прошу обратить внимание, в то время в стране была советская власть, и просто так ничего не пропадало, как сейчас. Тем не менее, пропал. Но это к делу не относится. В любом случае, нам это здание тоже не подходит. Рыцари стояли на фронтоне, выше окон квартир. Между ними только маленькое круглое слуховое окошко. Так что доктор не мог его видеть из окна своей комнаты.
– Очень хорошо. Круг сужается. Бегать по городу, как вошь по бобику, придется меньше, – с удовольствием заметил Кирилл, развалившись на стуле.
– Согласен, – кивнул Кузьмич. – Третье здание, как вы уже догадались, также доходный дом. Теперь уже Шугаевой на Садовой-Самотечной. Был построен в четырнадцатом году.
– Поветрие какое-то. В начале двадцатого века в Москве начали строить дома с рыцарями. Не иначе как мода.
– Совершенно верно. В то время наряду с модерном популярна была еще и эклектика. Архитекторы заимствовали много, в том числе из готики. Поэтому и стали появляться рыцари на фасадах.
– А потом уже нет?
– А потом уже нет. Наступила советская власть, и всем стало не до рыцарей. Им на смену пришли работники с кувалдами и отбойными молотками и колхозницы с серпами и коровами.
– Ладно. Опять мы отвлеклись. Этот рыцарь нам подходит?
– Опять мимо. Он стоит на фасаде между окон верхнего этажа, но в нише. Так что из квартиры его не видно, только с улицы.
– Отлично! Уже трое отпали. Осталось только четыре. Давай следующего! – Кирилл начал входить в азарт.
– Ты неправильно считаешь. Я сказал, что рыцарей в Москве семь, но я не сказал, что домов с рыцарями семь. На доме Филатовой их двое.
– Еще лучше. Четыре отпало, остались трое.
– Совершенно верно. Следующий доходный дом Рекка на пересечении Пречистенки и Лопухинского переулка. Поскольку дом стоит на углу, главный вход его также угловой. И рыцари на самом верху здания тоже выходят на угол. Более того, как и в доме Демента, они расположены выше окон этажей, на фронтоне, и увидеть их можно только с улицы, но никак не из квартир.
– Погнали дальше. Осталось два объекта.
– Опять ты ошибся. Я же сказал, рыцари. Их там тоже два. Так что с ними вместе шестеро у нас отпадают. И остается один – доходный дом Эпштейна в Гусятниковом переулке. Дата постройки – девятьсот двенадцатый год. Рыцарь один, стоит на небольшом постаменте на уровне второго этажа.
– Это наш?! – воскликнула Кира. – Поехали смотреть.
– Не торопись. Я уже съездил и посмотрел.
– Ну и?
– Тоже не подходит.
– Почему?
– Потому что в письме врач пишет, что, дойдя до края дома, он может увидеть в дальнем углу переулка эркер ее комнаты. Во-первых, у этого здания как такового края нет, справа и слева к нему плотно прилегают другие постройки. Во-вторых, если встать на одном условном углу, то на противоположной стороне улицы вообще никаких переулков нет, там тянется почти до горизонта ряд домов. А если встать на другом, то Большой Харитоньевсий переулок с этого места не виден. Вернее, виден только первый дом. Сейчас это кирпичное восьмиэтажное здание постройки советских времен, но это ничего не меняет. От угла дома переулок целиком не просматривается.
– Думаю, надо еще поискать, – почесал в затылке Кирилл.
– Где? Как? – не поняла сестра.
– Есть же еще снесенные здания. Почему мы ограничиваемся только уцелевшими?
– Отличная идея! И кто этим займется? У меня, например, доступа к архивам нет.
– Зато у меня есть. Зюзя, не кипиши, – Кирилл подмигнул и обратился к приятелю. – Ты нам лучше скажи, что там с сокровищами?
– Фактически ничего. Кроме самого упоминания. Врач пишет, что драгоценности достались по наследству. И если с ним что-то случится, Ева должна их забрать. Он спрячет их за ангелом.
– Ангелом? И где он?
– Об этом ничего.
– Значит, надо его найти, – у Самойловой загорелись глаза.
– Зюзя, приди в себя! – постарался умерить пыл брат. – Как ты себе это представляешь? Он может быть где угодно: на здании, на иконе, на картине. Да хоть статуей в парке.
– Кузьмич?! – с надеждой обратилась Кира к приятелю.
– В принципе да, – как-то неопределенно согласился тот. – В письмах на этот счет никаких намеков.
– Ну все, это тупик. Где ангел, мы не знаем. А дом, видимо, снесли. Узнать, где жил врач, нереально, – расстроилась Самойлова и отвернулась к окну.
Ей так хотелось найти потомков этих людей и отдать им письма. Увидеть, как они обрадуются, будут выхватывать друг у друга из рук, зачитывать вслух и делиться воспоминаниями. А еще круче было бы найти настоящий клад. Нет, не забрать себе, а просто найти. Как в приключенческом романе – разыскать сундук, открыть, а там перстни, диадемы, колье. Все это сверкает на солнце и переливается всеми цветами радуги. Аж дух захватывает, такая красота! И тут в одно мгновение видение рассыпалось.
– И что, больше ничего полезного в письмах нет?
– По большому счету, нет. Там еще упоминается, что у Евы туберкулез и он теткины драгоценности припрятал именно для того, чтобы всем вместе перебраться жить в Крым, где ей будет легче.
– Интересно, где можно спрятать целый сундук с сокровищами, чтобы его никто за сто лет не нашел?
– А кто тебе сказал, что это сундук? – удивился Кирилл.
– Ну, а как же? Если теткины драгоценности, то в сундуке. На худой конец, в большой шкатулке.
– Почему ты вообще решила, что шкатулка должна быть большой? Ты еще про ларец вспомни.
– В большую шкатулку больше помешается, чем в маленькую. А если они хотели уехать жить в Крым, значит, хотели купить дом. А дом приличных денег стоит. Получается, что шкатулка должна быть большой.
– Не получается.
– В каком смысле?
– В прямом. Поясню свою мысль на примере. Фирму «Картье» знаешь?
– Наслышана. Вроде часы выпускают.
– Не только. Еще и ювелирные украшения. Так вот, в девятьсот семнадцатом году некий Луи Картье предложил сделку миллионеру Мортону Планту – он отдаст ожерелье всего лишь из двух ниток жемчуга в обмен на пятиэтажный особняк в стиле ренессанс на углу Пятой авеню и Пятьдесят второй улицы в Нью-Йорке. И Плант согласился. В этом здании до сих пор находится бутик фирмы «Картье». Так что шкатулочка может быть и маленькой.
– Мда. Идиот этот Плант.
– Не факт. Мы не знаем, что в те времена ценилось дороже. Да и история умалчивает, что это было за ожерелье. Может, каждая жемчужина размером с грецкий орех.
– Ладно, такая версия принимается как жизнеспособная. Но это мало что нам дает.
– Вернее, пока ничего.
– Какая, в принципе, разница – большая шкатулка или маленькая, если мы дом найти не можем?
– А архитекторы на что? – удивился Кузьмич.
– В каком смысле? – не поняла Самойлова.
Но вопрос остался без ответа, приятель опять приступил к созерцанию содержимого карманов.
О проекте
О подписке
Другие проекты