Он вспоминал лесные цветы: ромашки, Венерин башмачок, гвоздику, даже одуванчики (хотя и находил, что «мертвые они куда интереснее»). Он почти слышал, «как поют на раскаленной сковороде расплавленный жир и соль», что грелись на походной плитке в его лагере. Больше всего он мечтал о тишине: «Я унес бы ее, сколько смог, ел бы ее ложками, смаковал по чуть-чуть, наслаждался вкусом. Я бы ее праздновал».