Цитаты из книги «Цирцея»

те дни Гелиос и Океан часто друг у друга пировали. Двоюродные братья и к тому же ровесники, они вовсе не казались таковыми. Мой отец светился как бронза, только снятая с наковальни, а у Океана от рождения росла белая борода по колено и слезились глаза. Но они оба были титанами и предпочитали общаться друг с другом, а не с богами Олимпа – птенцами, не видевшими сотворения мира.

Я всматривалась в его приятное лицо. Не потому приятное, что красивое, а потому, что оно было самим собой, как добротный металл, закаленный, отбитый молотом и потому крепкий. С двумя чудовищами мы сражались плечом к плечу, и он не дрогнул.

Прошлое мое не игра, не приключенческий рассказ. А уродливые обломки, выброшенные штормом на берег, чтобы гнить там. Оно не лучше, чем Одиссеево. – Я сказала все, что собиралась. Не спрашивай об этом больше.

Позже, много позже, я услышала песнь, что сложили о нашей встрече. Мальчишка исполнял ее неумело, не попадая в ноты чаще, чем наоборот, но мелодичность стиха проступала даже сквозь эту фальшь. Собственное изображение меня не удивило: надменная колдунья, которая, не в силах противостоять герою с мечом, падает на колени и молит о пощаде. Поэты, по-моему, только и пишут, что об униженных женщинах. Будто если мы не плачем и не ползаем в ногах, то и рассказывать не о чем.

Когда приходили люди, животных своих я больше не прогоняла. Позволяла им разлечься где вздумается – в саду или под столами. Мне нравилось наблюдать, как люди ходят среди них и трясутся, видя, какие они зубастые и противоестественно ручные. Я не притворялась смертной. То и дело сверкала золотистыми глазами. Но это ничего не меняло. Я была женщиной и была одинока – вот и все, что имело значение.

– Расскажи новости, – попросила я. – Расскажи про Крит. Как Пасифая восприняла смерть Минотавра? – С ума сходит, говорят. Все время ходит в черном – носит траур. – Не говори глупостей. С ума она сходит, только когда ей надо.

Я смотрела, как она танцует, как изгибаются, будто крылья, ее руки, а сильные юные ноги наслаждаются движением. И думала: вот как смертные обретают славу. Прилежно упражняются, взращивают свои умения подобно садам, пока они не заблистают под солнцем. Но у богов, рожденных из ихора и нектара, мастерство пробивается само, на кончиках пальцев. Поэтому они обретают славу, доказывая, что могут портить: разрушая города, развязывая войны, порождая бедствия и чудовищ. От наших алтарей поднимается дым и ароматы, такие тонкие. А после остается лишь пепел.

– Мне известно про мать и белого быка, – сказала Ариадна. Невинными дети Пасифаи долго оставаться не могли.

– Родишь мне ребенка? – спросил он однажды. Я посмеялась над ним: – Нет, нет и еще раз нет.

плыть по волнам, ходить по земле и чувствовать ее под ногами. Вот что значит быть живым