– При всем моем уважении, синьор, мне все же непонятно, чем это сотрудничество может стать выгодным для нас?

– Право слово, сенатор… Вы получите ослабленного соперника, – ответил старик, голос которого Каролине казался безумно знакомым. – Разве не этого ожидали в вашей державе столько лет? Плюс ко всему, у вас появится возможность заключить ряд взаимовыгодных контрактов с нашим герцогством. И, уж поверьте, ваши интересы будут рассматриваться в первую очередь. К тому же вам должны прийтись по душе гарантии наших вельмож в справедливом разделении выгодных торговых точек в море.

– Вы желаете сказать, синьор, что мятеж будет на руку обеим державам, – предположил молодой мужчина. – Вы станете у власти, а мы будем процветать в Средиземноморье?

– Именно, сенатор. Владение хотя бы частичной долей земли увеличивает наши шансы для полного правления довольно влиятельной державой. Политическая и социальная нестабильность приведет к поспешному увяданию некогда могущественной республики. Мы и воспользуемся этим моментом.

– Признаться, меня удивляет ваше яростное увлечение этим вопросом, – голос молодого мужчины звучал несколько растерянно.

– Оно пришло к нам после сведений, что республика стремится сосредоточить в себе множество финансовых институтов, что, бесспорно, свидетельствует о наличии существенного количества денег. Мне понятно ваше замешательство, милейший сенатор, поэтому я хочу дать вам время для обдумывания. Более детально мы могли бы обсудить данный вопрос на другой нашей встрече. Если вы согласитесь на сделку, ручаюсь, что наши стороны не останутся в проигрыше. Причем обе. Как полагаете?

Тот какое-то время молчал, затем опять отошел от окна и направился вглубь комнаты. Второй мужчина последовал за ним. Далее Каролина могла слышать только неразборчивое эхо мужских голосов.

Немного успокоив одолевшее ее смятение, она вновь прислушалась. Голоса по-прежнему звучали неразборчиво, и синьорина благодарила Бога за то, что ей не довелось услышать прочие подробности этого тайного заговора. По сути, она совершенно не понимала, о чем речь. Да и думать об этом ей было страшно. Но в голове с неимоверной скоростью крутились догадки, причем, крутились против собственной воли. В том, что это заговор, у нее не оставалось сомнений! Причем речь идет о международном конфликте. Каролина со страхом зажмурила глаза, отгоняя эти мысли прочь.

Но вместо одного замешательства ее разум затронуло другое: ее наверняка ищет весь дворец. И что ей будет за долгое отсутствие, страшно было даже подумать. Ведь гнев отца неуправляем! Внезапно Каролина услышала, как шаги одного мужчины направились к выходу. Грохот двери… и он на улице. Да-да, отдаляется.

Она с облегчением вздохнула и хотела было подняться со скамьи, как перед ее глазами вновь показался уже знакомый мужской профиль. И снова его взгляд замер, устремившись куда-то вдаль. А Каролина со страху закрыла глаза и просто ждала.

В то самое мгновенье Адриано Фоскарини, вдумчиво всматривавшийся в бесконечные просторы Миланского герцогства, погрузился мыслями в суть вещей только что состоявшейся беседы. Предложение старика таило в себе массу соблазнов, но целесообразно ли ему, венецианскому сенатору, впутываться в эту историю? Причем, от его реакции на сложившуюся ситуацию будет зависеть и мнение правительства Венеции. Ведь с Генуей около сорока лет назад был заключен мирный договор, и нарушить его означало разгар нового международного скандала с продолжением очередной войны.

– Увы, но так быстро решение не примешь, – пробурчал сам себе Адриано и собрался уже отойти от окна, как его взгляд скользнул вниз, и он заметил прекрасную женскую фигуру, облаченную в светлые одежды.

Мысль о том, что их разговор мог оказаться услышанным, едва не заставила его схватиться за сердце. Но, внутренне успокоив подозрения, он вновь выглянул из окна. Цоколь сооружения высотой значительно преобладал человеческий рост, а разговор между ним и синьором проходил довольно тихо. Эти факты частично исключали возможность того, что суть их тайной беседы стала известной кому-то еще. Хотя однозначно рассчитывать на удачу было, по крайней мере, неразумно.

Женский силуэт при свете луны выглядел недвижимым. В какой-то момент ему даже показалось, что синьорина, лежавшая на скамье, даже не дышала. Необходимо разъяснить ситуацию! Адриано отошел от окна, решительно направившись к двери.

Возносившая с закрытыми глазами молитвы к Всевышнему Каролина, услышав звук закрывающихся ставен и эхо отдаляющихся шагов, она подскочила со скамьи. Теперь ей надобно немного выждать, чтобы синьор отошел от нее как можно дальше. Осторожно ступая, синьорина направилась по тропинке, чтобы потихоньку обойти газебо и выйти на аллею. Шорох юбок не позволял девушке что-либо услышать, поэтому она остановилась, затем прислушалась и все же решила пройти к выходу.

Эти несколько шагов оказались фатальными: прямо перед ней выросла мужская тень. От неожиданности ноги девушки подкосились, и она наверняка упала бы, если бы незнакомец не поддержал ее за талию. Причем мужчина был подготовлен к тому, что она может воскликнуть, и решительно зажал ей рот. Каролина от внезапности вытаращила глаза, отчаянно пытаясь рассмотреть в темноте его черты. Однако спрятавшаяся за облаками луна лишила даму надежды рассмотреть что-либо, кроме тусклого блеска темных глаз, выразительных скул и волнистых локонов, мягко спадающих на виски и лоб мужчины.

Адриано стало понятно, что он застал даму врасплох и, немного смягчившись, аккуратно освободил ее уста, продолжая поддерживать юную незнакомку. И лишь сейчас он заметил, что его руки замкнули в себе удивительно стройный стан, словно выточенный талантливым скульптором. И самое изумительное – ощущение… невероятно дивное и никогда не посещающее его прежде… что это изящество чем-то связано с ним… какой-то незримой человеческому глазу нитью. Его мысли, с которыми он шел сюда, испарились в образе этой дивной незнакомки.

Он видел, как растрепанные светлые локоны небрежно распались по ее худеньким плечам, скрытым светлой шелковой тканью. Нельзя было не заметить и волнительную красоту юной груди, с трепетом вздымавшейся под давлением тяжелых вздохов. В этот момент он словно ощутил, как дрожало ее объятое страхом сердце, и вспыхнувшее страстное желание успокоить женщину чуть смутило мужской разум.

– Позвольте поинтересоваться, синьорина, – после некоторой паузы размеренным и спокойным голосом произнес Адриано, словно сиюминутные чувства совсем не беспокоили его. – Вам не сдается это место странным для прогулки в столь поздний час?

– Н-нет… – ее прерывистое дыхание не позволяло совладать с собой. Но все же Каролине удалось успокоить свое сердце, безумно колотящееся под напором этого мужественного голоса. – Я… м-м-м… мне стало дурно… и я вышла… подышать воздухом… немного…

– Немного подышать? – Адриано открыто рассмеялся и окинул взглядом расстояние от газебо до дворца. – Вам пришлось пробежать не менее полумили, прежде чем вам полегчало, синьорина.

Его открытый смех немного успокоил Каролину, и по не понятной причине сковывающий ее страх ослабил свои путы.

– Я не бежала, синьор, – ответила она с порицающей строгостью. – Я прошлась… Здесь изумительный пейзаж, согласитесь.

Адриано оглянулся вокруг. В сгустившейся над приусадебным участком темноте уже мало что различалось, но он и ранее имел возможность наблюдать великолепие этих мест.

– Быть может, я с вами и согласился бы, синьорина, но это довольно тяжело сделать без света луны.

– Скоро зажгут уличные свечи или… факелы, – робко предположила Каролина.

– Просто удивительно, что этого не сделали прежде.

Адриано посмотрел на нее и улыбнулся. Ее голос звучал то убедительно, то дрожал от страха. Причем эту дрожь он ощущал внутренне, но едва разбирал на слух. Его сердце вновь колыхнулось под этим поразительным наитием, исходящим из глубины его сущности… Однако вслед за этим пришло полное осознание действительности, и Адриано тут же напомнил себе о том, что привело его в этот дворец, да и, в общем, в эту страну. Необходимо выяснить, что услышала эта синьорина в их разговоре с синьором Брандини.

– Итак, синьорина, вы пребывали здесь, чтобы полюбоваться пейзажем… в темноте…

Адриано хотел было незамедлительно продолжить, но решительный голос Каролины перебил его.

– Простите за дерзость, синьор, но хотелось бы поинтересоваться и мне, что привело вас в такую даль от празднования свадебного торжества?

Ее вопрос ошарашил его, поскольку он совершенно не готовился к словесной дуэли. Адриано тщетно пытался рассмотреть в темноте черты лица таинственной незнакомки, и, заметив его пристальный взгляд, она отвернулась и прошла мимо него к аллее. И только ощутив себя на безопасном расстоянии, Каролина обернулась к нему. Адриано лишь сопровождал взглядом ее гордый стан и грациозно плывущую походку.

– Я общался в этом газебо со старым добрым другом о делах, – честно признался он, понимая, что выкручиваться просто нет смысла.

– Позвольте заметить, синьор, каждый из нас здесь был занят своими делами, – спокойно произнесла Каролина. – Прошу прощения, но, с вашего позволения, я вернусь во дворец, наверняка мои родные уже разыскивают меня.

С этими словами она обернулась, чтобы удалиться, но оклик Адриано заставил ее обернуться еще раз.

– Синьорина… Я могу надеяться на танец с вами? – в его голосе звучала благородная настойчивость, не терпящая отказа.

– Даже не знаю, синьор, – не оборачиваясь, промолвила она. – Для того, чтобы станцевать со мной, вам надобно попросить Небеса еще об одной встрече.

Ее голос прозвучал так дерзко и кокетливо, что Адриано только улыбнулся, отметив про себя присущую этой девушке непредсказуемость в поведении.

– Я могу спросить у вас имя, синьорина? – крикнул он ей вслед в оглушительной ночной тиши.

– Пусть звезды вам прошепчут этой ночью, – с иронией пропела Каролина, даже не удосужившись обернуться.

На прощанье он посмотрел вслед удаляющемуся силуэту, и в этот момент, словно по велению Небес, ее осветил лунный свет, просочившийся сквозь облака. Сенатор Фоскарини только и смог завороженно осмотреть ее фигуру, скользящий по садовой дорожке, и ему казалось, что сами деревья склонили ветви перед каким-то загадочным величием этой удивительной синьорины. Золотистые локоны, играющие блеском при свете луны, словно отражали какое-то необыкновенное сияние от ее прекрасной головки. А летящий по воздуху струящийся шелк платья придавал ее образу невинность и завораживающую нежность.

– Дивный ангел… – пропел себе вполголоса Адриано, – ангелы спасают грешников… быть может… и ей удалось бы спасти мою безутешную душу?

И он зашагал за растворившимся в темноте силуэтом гостьи.

Довольно странно ощущал себя мужественный, крепкий мужчина, несущий на себе нелегкое бремя сенатора Венеции. Женщина, которую он видел впервые, смогла удивительным образом на несколько мгновений украсть у него разум. Сенатор шел к палаццо, когда силуэт Каролины уже давно исчез из поля зрения, но ему казалось, что он точным образом движется по ее следам.

В какой-то момент, разогнав парящий перед его глазами образ дамы, Адриано ощутил дикое желание исчезнуть из этого города и возвратиться в края, где его ожидали родные, хоть и пустующие стены. Однако это желание посетило его лишь на мгновенье, скрывшись глубоко в сердце, заинтригованном прекрасной незнакомкой. Его отвлеченный разум испытывал твердое убеждение, что она не могла слышать его разговора с синьором, а если и услышала, то, вероятнее всего, не уловила смысла, поскольку ни имен, ни наименований в их беседе не звучало.

У крыльца, ведущего к входу в палаццо, его с нетерпением ожидал верный друг и товарищ, бывший рядом с ним уже с десяток лет – Паоло Дольони.

– Наконец-то, Адриано! Я извелся от ожидания! – воскликнул он, увидев друга.

– Паоло, несколько мгновений назад здесь должна была пройти некая синьорина… – к удивлению Дольони, сенатор начал речь не о делах.

– Пробегала тут одна прелесть…

– Она вошла во дворец?

– Я не стал провожать ее взглядом, меня более занимало твое возвращение. Тебе удалось выяснить, чем обусловлено наше приглашение на это совсем уж не желанное моему нраву торжество?

– Да, Паоло, и наше общение со стариком было довольно содержательным. Мне есть что тебе поведать, – задумчиво и как-то отрешенно промолвил Адриано. – Клянусь Богом, ее великолепие могло бы легко и беспощадно сокрушить роскошь венецианских красоток…

– Ты о чем, друг мой?

– О синьорине, которую встретил в саду, – улыбнулся Фоскарини.

– Бог мой, Адриано, в стремлении к женщинам ты неудержим, – рассмеялся Паоло, нередко становившийся свидетелем любовных историй, отметинами значившимися в судьбе Фоскарини.

– Тебе не понять, Паоло… Она – просто ангел, ослепляющий своим светом такого жалкого грешника, как я. А вдруг ее невинное великодушие смогло бы спасти мою падшую душу?

В словах Адриано звучал то откровенный восторг, то не менее откровенный сарказм.

– И каким образом? – не унимался иронизировать Паоло. – Утешением на собственной обнаженной груди?

– О нет… – с напускным огорчением отметил тот. – Боюсь, что здесь мне пришлось бы ограничиться такой невинной вещью, как прощальная улыбка…

Рассмеявшись, Паоло отвел взгляд на аллею, где прогуливавшиеся дамы торопились в палаццо на очередную церемонию.

– Полагаю, нам нет необходимости присутствовать на этом торжестве, Адриано! – предположил Паоло. – Можно возвращаться в гостиницу?

– Пожалуй, мой друг, я еще выпил бы вина, – возразил сенатор. – Веселье в самом разгаре.

– Помилуй, Адриано, – недовольно скривился Дольони. – Мне неприятно здешнее общество. Слишком много проклятых генуэзцев.

– Твоя правда, дружище, – ответил тот. – К тому же на этом торжестве угощают именно они. Venena dantur melle sublita^[1].

– Даже невзирая на это, я бы предложил тебе рискнуть и остаться.

– Ну нет уж, Адриано, я отправляюсь в гостиницу, – категорически отрезал Паоло. – Надеюсь, что ты явишься в трезвом разуме и поделишься со мной деталями вашей с Брандини беседы.

Сенатор Венеции Адриано Фоскарини находился на свадьбе в качестве почетного гостя, однако его присутствие тщательно скрывалось от герцога да Верона, а причиной тому стала вражда между Венецией и Генуей. Это и смущало Адриано, изначально противившегося поездке на это торжество. В его сердце уже давно таилась ненависть ко всем генуэзцам, и сенатор крайне желал уничтожить эту республику и распродать по кусочкам только во имя мести за смерть своего деда, погибшего в войне против Генуи в том самом бою при Кьодже, когда венецианцы пытались отбить важный торговый путь на Адриатическом море.

И это не все, чем беспокоилась его ярость на генуэзцев. Много лет назад тело его отца Самуэля Фоскарини доставили к островам лагуны торговцы, утверждающие, что обнаружили его на разграбленном и полуразрушенном судне. Позднее до Адриано дошла молва, что это нападение – дело рук генуэзских пиратов, кочующих в Средиземном море.

Тешащий себя презрением и намерениями о мести, Адриано Фоскарини ненавидел себя при мысли, что ему приходится сидеть с врагами за одним столом. Однако здравый смысл убеждал негодующего сенатора в необходимости своего присутствия. Тем самым ему удалось совладать с собой, хотя периодически он посылал внутренние ругательства в адрес самого синьора Брандини, которому удалось убедить его посетить Милан именно в этот день, ибо после свадьбы тот отправлялся на длительное время в Испанию. Откладывать эту беседу Адриано не стал, поскольку миланец сумел заинтриговать его каким-то загадочным общим делом.

Получив в семнадцать лет внушительное наследство от отца, Адриано вынужден был немедленно обучиться всем тонкостям управления как торговых, так и политических дел. Ибо вокруг него, словно коршуны, парили недруги в ожидании окончательного краха, дабы расхватать по кусочкам обанкротившееся состояние.