И вот настал день возвращения Женечки из командировки.

Бабушка Люба с утра хлопотала на кухне, папа Валя помогал по дому – готовились, ждали. Когда раздался звонок в дверь, Леночка кинулась открывать.

– Мама вернулась!

…Женечка приехала не одна.

– Собака!!!

Конечно, предчувствия Леночку не обманули – любящая мама умела предугадывать все её желания.

Дом сразу огласился радостными возгласами, вертлявого щенка обнимали, целовали и тискали. А Женечка смотрела на Лену и наверняка думала, что у её дочери будет самая лучшая жизнь, уж она-то, её мать, сумеет об этом позаботиться.

Леночка так полюбила щенка, что вставала покормить его ещё до пробуждения родителей.

Щенок обожал молоко – как все дети.

И Леночка стала ходить с бидончиком к молочнице – в те годы ранним утром рядом с домом регулярно останавливалась машина с надписью «молоко». У машины всегда выстраивалась очередь: женщины старались купить разливное, ведь фасованное в магазинах разлеталось в считанные минуты.

Как-то Леночка по привычке встала с бидоном в очередь.

– Для кого молоко, для братика или сестрички? – улыбаясь, спросила полная женщина лет сорока.

– Для щеночка! – ответила Леночка.

Улыбка сползла с лица женщины.

– Для собаки?! – переспросила она.

Лена кивнула: что за непонятливая тётя?

– Тут детям молока не хватает! – сказала другая женщина, помоложе.

– Правильно! – поддакнула какая-то бабуля. – Сначала – детям, а ежели останется – можно и собаке. Ты, девочка, в сторонке постой.

Тему подхватила вся очередь. Люди зашумели, загалдели.

– Правильно, молоковоз уже почти пустой! В сторону, в сторону!

И Лену прогнали из очереди.

Конечно, люди сделали это не со зла. Время было такое: всё в дефиците.

Леночка вернулась домой с пустым бидоном и расплакалась, обнимая дурашливого и ласкового щенка.

Женя, чтобы успокоить дочку, пообещала, что у её собачки будет вещь, которой нет ни у одного пса в городе!

И в самом деле, скоро у щеночка появилась своя кроватка.

***

Между тем Женечка стала самым молодым специалистом высшего звена в руководстве комбината. И ей уже прочили должность директора: молодая, сильная, требовательная, понимающая цели и перспективы…

Оставалось окончить вуз.

…Не мне судить моих предков. Но думаю, что разница между супругами становилась всё очевидней.

Женечка планировала поступить в институт, а Валя её рвения не понимал. Но и не препятствовал: жена часто помогала ему получить «халтуру», и он усердно «калымил», рукастый был человек.

Пока родители строили быт – каждый в меру своих способностей, Леночка постепенно крепла. И в том, что она стала нормальным цветущим ребенком, заслуга Любови, её бабушки по линии мамы.

Из-за слабого здоровья Лена в детсад не ходила. Росла домоседом, бабушкиной «радостью».

Под крылом бабы Любы на первых порах она была с понедельника по пятницу, а вскоре – и по выходным. Потому что неугомонная Женечка все выходные тоже стала посвящать учёбе.

Советские бабули поставили на ноги, в прямом и переносном смысле, несколько поколений, благодаря им семьи в те времена были намного крепче – просто потому, что у них был тыл. Кстати, то, что бабушки укрепляют семейные узы, доказано учеными – вы в курсе? В эволюционной антропологии существует гипотеза, которую вполне можно было бы назвать «эффект бабушки», и эта гипотеза утверждает, что увеличение продолжительности жизни каждого из нас напрямую связано с тем, насколько хорошо заботились о нас наши бабули.

О Леночке баба Люба заботилась просто отменно. Рядом с ней девочка была под полной защитой.

И всё складывалось благополучно.

По воскресеньям семья в полном составе собиралась на общий обед. Подолгу болтали, шутили, прикрывая ребенку уши во время взрослых разговоров. Евгения запросто могла отпустить крепкое словцо.

В семье царил матриархат: именно Женечка была вожаком этой маленькой стаи. Норма для тех лет: советские женщины часто зарабатывали больше мужей, а такая расстановка сил волей-неволей определяет, кто в доме хозяин.

Но в родительском доме Леночки никто не тянул на себя одеяло. Здесь был мир, здесь у каждого было своё место, и все друг друга любили и уважали.

Муж принимал занятость жены. А жена принимала полное отсутствие амбиций в супруге и не упрекала его за флегматичность.

Ссоры, конечно, бывали. Скандалы – никогда.

Текла размеренная жизнь, в которой настоящим ЧП было, если тридцатилетний Валечка после работы задерживался с друзьями за кружкой пива.

Итак, на Женечке держалось абсолютно всё: дом, порядок, стабильность, будущее.

…Однажды девятилетняя Леночка случайно подслушала взрослый разговор, из которого сделала вывод, что у неё может появиться сестра или братик. Однако взрослые обсуждали эту новость с тревогой, говорили, что у Жени редкая группа крови: и аборт делать нельзя, и рожать опасно.

Дать жизнь ребенку ценой своего здоровья – сегодня мы знаем немало громких историй на эту тему.

А тогда подобный сюжет развернулся в семье Леночки.

Мир, казавшийся таким крепким и прочным, рухнул в одночасье. На фоне беременности у Евгении развилась глиобластома – опухоль головного мозга.

И сегодня, при современном уровне медицины, онкология – большая беда. Но в то время это был приговор, обжалованию не подлежащий.

От вынашивания ребенка пришлось отказаться. У Женечки уже была дочь, ради которой она решила бороться за свою жизнь, чего бы ей это ни стоило.

Начались изматывающие хождения по врачам. И, как это часто бывает, ни Женечка, ни тем более Валентин не понимали, что именно следует предпринять.

Одни врачи настаивали на срочной операции. Другие отговаривали: голову трогать – только напрасно мучить, итог ведь уже предрешён.

Могу себе представить, как изменилась атмосфера в родительском доме Лены.

И первым предвестником больших несчастий для неё стало то, что ей пришлось распрощаться с любимой собакой.

У Женечки стала болеть голова. От адских головных болей не спасали никакие таблетки – Женя просто уплывала в иную реальность, и любой внешний звук провоцировал новый приступ боли.

А пёс заливисто лаял – реагировал на каждый звук в подъезде и доме.

Лена и сама видела, как мама страдает от этого лая. Но расставание с собакой стало для девочки тяжёлым ударом. Когда за псом пришли чужие люди, она долго обнимала и целовала его, будто это живое существо стало символом той счастливой и безмятежной жизни, которая была у неё до сих пор. Пёс скулил, а Лене казалось: плакал.

Плакало и её сердечко. Плакала душа…

Когда пса, наконец, унесли, Лена закрылась в комнате, села на пол и долго беззвучно рыдала, обнимая его кроватку – её она отдать не смогла.

Плакать вслух отныне тоже было нельзя – ради мамы.

Наверное, с тех пор у Лены выработалась привычка реагировать на все невзгоды и обиды без слёз. Слёзы загнаны внутрь…

В доме без пса поселилась страшная тишина. Её прерывали только стоны Евгении, она пыталась удерживать боль в себе, но это было выше её сил.

Трудно находиться рядом со страдающим человеком, особенно когда этот человек – родной и любимый. Боль матери будто поселилась в Леночкином теле, дочь отзывалась внутренним страхом на каждый стон и на каждый вскрик Жени.

Длить эту муку стало невыносимо. Промучившись несколько месяцев, Женечка сама решительно настояла на операции.

Повторяю, она думала не о себе: при таком диагнозе головные боли склоняют людей к суициду. Мать переживала, что её дочь останется сиротой. Ведь овдовевший мужчина – сам как ребенок, с уходом хозяйки дом перестанет быть домом.

Сильный всегда остается сильным. А слабого беды делают еще слабее.

Думаю, Евгения в первые же недели своей болезни сделала для себя открытие: Валентин с выпавшим на их долю испытанием не справится, просто не вытянет.

Как будет развиваться дальше сюжетная линия её мужа во всей этой драме, Женечка догадывалась. Да и жизнь сама подбрасывала подсказки. Ведь в соседнем подъезде разворачивалась точно такая же трагедия. Женщина с тем же диагнозом решилась на операцию, её парализовало, и муж не выдержал, ушел из семьи, бросив маленького ребенка и прикованную к кровати жену.

Так что Женечка в какой-то момент перестала верить в стойкость своего Валентина. Понимая все риски, имея перед глазами картину развала чужой семьи, она собралась в Москву.

– Я обязательно вернусь к тебе, милая, живой и здоровой, – шептала Женечка весь вечер перед отъездом.

А Леночка снова сидела на полу, рядом с её кроватью, доверчиво подставив матери головку. Женечка гладила дочь по волосам, успокаивая её – тогда ей ещё хватало на это сил.

Утром Лена простилась с мамой. Нет, детское сердце ни на минуту не допускало мысли, что мамино обещание не сбудется. Леночка верила: всё будет хорошо, маме помогут, и вернётся прежняя беззаботность. Ведь мама пообещала, что поправится во что бы то ни стало.

Однако отныне вся жизнь Лены разделилась на «до» и «после».

Во время операции Женечку парализовало.

Валентин возвращался домой к практически обездвиженной женщине без будущего.

Когда Евгению внесли в квартиру, третьеклассница Леночка плакала целые сутки, глотая беззвучные слёзы, снова забившись в угол своей комнаты. Она не могла смириться с тем, что к прошлому нет возврата, что её прекрасная, мужественная, умная мама превратилась в сплошной ком физической и душевной боли.

Но смириться было необходимо – иначе можно сойти с ума!

Леночка волей-неволей стала свыкаться с новыми для неё обстоятельствами.

И вот уже их квартира – не образец для советских журналов, а унылое место, где мучительно угасает тридцатилетняя женщина и рядом страдает тридцатилетний мужчина. А между ними – девчушка, которая и не заметила, как перешагнула из беспечного детства в тяжелую взрослую жизнь.

Уход за парализованным человеком – серьезная моральная и физическая нагрузка. Парализованного нужно кормить, поить, мыть, несколько раз на дню менять пеленки – подгузников в те годы не существовало.

Эти заботы страшным грузом упали на резко состарившуюся бабушку Любу и маленькую Лену. А ведь девочка ещё даже не окончила начальную школу, совсем ребёнок.

***

Представляю, каково было Любови видеть парализованной свою дочь, умницу и красавицу. Но делать нечего – собственную боль нужно было держать в узде, не показывать вида.

Ведь Женечка глазами умоляла: не надо пугать Лену ещё больше, ей и так страшно…

Не могу не рассказать о горькой судьбе своей прабабушки– Любови.

Глядя на Женечку, она тихо плакала и повторяла: самое страшное в жизни – хоронить своих детей. Она знала, что её дочь уже не жилец. А хоронить собственного ребёнка ей уже приходилось.

В 1939 году Любовь родила мальчика. Назвали Юрием. Юрочке не исполнилось и трех лет, когда началась Великая Отечественная война.

Муж Любови был главным инженером на крупном заводе. В первые дни войны на него взвалилась ответственность за эвакуацию предприятия в Сибирь. На поезд грузили главным образом станки и оборудование. Тут же, в товарных вагонах ехали семьи служащих. Мужчине было не до семьи – всё для фронта…

Мог ли он создать для своей жены и ребёнка более сносные условия для отъезда в сибирский тыл? Нет. Неважно, чья ты жена, если вокруг взрывы, разрушения и смерть. Условия были для всех одни: товарняк.

Пять дней они провели в пути. Из удобств – только сено. Холод, голод, страх.

Юрочка заболел, был в бреду от жара.

Трудно представить отчаяние матери, которая ничего не может сделать в сложившихся обстоятельствах.

Любовь, у которой под сердцем был другой ребенок, обнимала своего сынишку, молясь и надеясь только на чудо…

Чуда не произошло. Юрочка умер в поезде, так и не доехав до Новосибирска.

Женечка появилась на свет уже в сибирской столице.

А после Победы, в мирное время, Любовь родила своего третьего ребенка, сына Володю.

…Но вернемся в тот год, когда на Любовь вновь обрушился ужас, пережитый в молодости: на её глазах снова сгорало её дитя.

Да, Евгении было тридцать, но, сколько бы нам ни было лет, для наших матерей мы всегда остаёмся детьми.

А между тем то, чего так страшилась Женечка в начале болезни, произошло. В беде Валентин стал для семьи ненадежной опорой.

Муж всё чаще возвращался домой через пивнушку. А потом и вовсе взял за правило пропадать сутками, оправдываясь ночными сменами.

Женщина есть женщина, хоть и парализованная. Евгения понимала, что муж приходит всё позже и всё реже лишь по одной причине – у него появилась другая. А вскоре весь городок стал судачить: «другая» – это дальняя родственница парализованной Женечки.

Трудно даже представить, в каком положении оказалась Лена. С одной стороны – обездвиженная мать. С другой – бабушка, у которой слёз больше, чем сил. И отец, стремящийся ускользнуть прочь из этой юдоли печали.

И так уж вышло, что вскоре Леночка осталась один на один со своей немощной мамой, взвалила бремя ухода за ней на себя. А та от понимания собственного бессилия впадала в молчаливую ярость – ярость на мужчину, который тихо предавал их обеих: и жену, и дочь.

…Когда я думаю об этом, не могу сдержать слёз.

Моя мама росла в страшном одиночестве. Выпавшее ей в детстве несчастье было жестоким и страшным. Эта ноша надорвала бы любого взрослого, и уж точно оказалась неподъемной для отца Лены. Но ей приходилось терпеть, перемалывать в себе свою боль – и жить рядом с парализованной мамой, ради неё и для неё.

А Женечка крепилась изо всех сил – только бы не умереть – ради дочери.

Эта боль связала их души накрепко – будто они стали одним целым.

Но отец уходил, молча и безвозвратно.

Представляю, какой обидой на него полнилась детская душа Леночки.

Такие удары судьбы не проходят бесследно. Они оставляют рубцы на всю жизнь. И неизвестно, как проблемы «родом из детства» сказываются на наших дальнейших судьбах и взаимоотношениях.

Мне кажется, то отцовское бегство легло тенью на всю женскую судьбу моей мамы.

***

…Однако мыслями я постоянно возвращаюсь и к Евгении – отважной женщине, скованной болезнью.

О чём она думала, лишь глазами имея возможность быть рядом со своей дочкой? Конечно, понимала, что стала тяжёлой обузой. Но не могла освободить Леночку, не могла покинуть эту грешную землю, разорвать физическую близость со своим ребёнком.

Мать и дочь всегда связаны прочными незримыми нитями.

А за дочерей матерям тревожно в любом возрасте.

…Дело было зимой.

Десятилетняя Лена в яркой лисьей шапке, с портфелем в руках рано утром вышла из квартиры – спешила в школу.

Спустилась на первый этаж. И тут из темноты подвала к ней шагнул незнакомец. Сверкнуло лезвие выкидного ножа. Мужчина, дыша перегаром, осмотрел дорогой мех, потом опустил липкий взгляд на лицо девочки. И вдруг решил не довольствоваться одной шапкой – толкнул свою жертву в открытую дверь подвала.

Лена не могла и пикнуть от ужаса. А насильник прижал её к стене и, пугая ножом, стал шептать что-то, чего десятилетний ребенок просто не понимает.

– Только не ори, не ори, иначе прирежу.

К счастью, в подъезде хлопнула дверь. На лестнице послышались голоса.

И Леночка завизжала во всю силу своих болезненных легких.

Насильника не поймали – успел сбежать.

Испуганная до полусмерти девочка могла вернуться домой, но не стала этого делать – Евгения сразу догадалась бы: произошло что-то страшное.

Соседка проводила девчушку до школы. Все уроки Лена тряслась, представляя, как злой дядька ворвётся в их квартиру и зарежет беспомощную маму.

С тех пор она боится тёмных подъездов и внезапного стука в дверь.

Думаю, парализованная Евгения догадывалась, с чем приходится сталкиваться дочери за пределами их квартиры. И потому ещё крепче пыталась держаться за жизнь, которой оставалось всё меньше.

…Потянулись годы, наполнившие душу Лены ощущением полного краха своей семьи. Мать, прикованная к кровати. Отец, трусливо отводящий взгляд. Два берега мучительных терзаний.

А между тем Лена постепенно превращалась в красивую девушку-подростка. На неё оборачивались мальчишки. Некоторые из особо смелых пытались завязать с ней дружбу, провожали до дома… но потом уходили в молчанку, отворачивая лица, украшенные фингалами.

Лена не сразу поняла, что у неё появился воинственный поклонник – сверстник Паша, он жил в том же дворе.

Вместо того чтобы признаться в чувствах и проявить инициативу, Паша просто выслеживал незадачливых кавалеров красивой девчонки и кулаками отбивал у них охоту ухаживать за ней.

…Моя мама была интересна представителям противоположного пола всегда. И сейчас, когда ей за пятьдесят, на неё засматриваются мужчины. А в девичестве от неё было просто не оторвать глаз – хороша!

Каждой симпатичной девчонке хочется быть ещё привлекательней, хочется наряжаться и пробовать макияж. Но Валентину было не до нарядов для его подрастающей дочки. Едва ли он вообще понимал её возрастные потребности.

Такое отношение к собственному ребёнку неминуемо должно было вызвать взрывную реакцию.

***

В те годы учеников старших классов возили в колхозы на уборку урожая. За работу платили. Немного, конечно. Но всё же на эти деньги можно было купить что-нибудь из одежды.

Семиклассница Лена жила мечтой о настоящем празднике в честь своего дня рождения ещё с весны. Заранее приметила в магазине костюм в черно-белую клетку: юбочка-колокольчик с широким поясом и жилет. Примерила, костюм сел как влитой.

Поэтому на осенней уборке свеклы она работала за двоих.

Вернувшись со свекольных полей, Лена помчалась в магазин – заработанных денег хватило. Счастливая, пришла домой, распаковала обновку перед мамой – та лишь одобрительно улыбалась глазами.

Бабушке тоже костюм понравился. Все эти дни она ухаживала за Евгенией, дожидаясь возвращения внучки.

– До чего же ты на мать стала похожа, – не удержалась и всхлипнула старушка, глядя, как кружится по комнате нарядная внучка. – Женечка-то тоже красавицей была в твои годы.

У Женечки на глаза навернулись слёзы.

– Бабуля, а торт будет? – спросила Лена.

Она знала, что в мастерстве по выпечке торта «Наполеон» её бабушке не было равных.

– Конечно, будет, что за день рождения без торта! Такой «Наполеон» закачу, какой и в лучших ресторанах не подают! – пообещала баба Люба и отправилась в магазин за продуктами.

Настроение у Леночки было прекрасным – соответствующим событию. Праздники она очень любила, жаль, в детстве их было так мало…

Лена была на подъёме: именины уже завтра, придут одноклассницы, с ними напросился в гости парень из их школы – Славик. Девчонки шутили, что Славик к Лене неровно дышит. Это льстило, но совсем чуть-чуть: Славик был приятным парнем, только Лену он совсем не волновал.