Глава 9
Тогда | ЛОРИ

Лори приникла носом к иллюминатору: не видно ни зги, только клочья облаков, похожие на дым, проносятся мимо.

Она мельком глянула на часы. Уже сорок пять минут в воздухе. Почти прилетели. Лори зябко потерла руками плечи: почему в самолетах кондиционеры всегда морозят на полную катушку? Она решила достать теплую кофту: встала, потянулась в багажный отсек… вдруг самолет дернулся, словно подскочил на препятствии. Из бутылки выплеснулась вода.

Турбулентность, ничего страшного.

Только сердце не унималось.

Загудел сигнал, и загорелась лампочка «пристегнуть ремни». Лори затянула ремень, вставила бутылку в карман впереди стоящего кресла и убрала откидной столик.

В проход вышла стюардесса.

– У нас на пути грозовой фронт, пилот обходит его по краю. Пока мы облетаем этот участок, лампочка «пристегнуть ремни» будет гореть.

«Турбулентность – обычное дело», – убеждала себя Лори. На прошлой неделе она поискала это слово в «Гугле»: «вихревые потоки воздуха, вызванные разными причинами, такими как полет над горами, близость к струйным течениям и грозам». И все бы хорошо, но в объяснении из Интернета упоминают: «по сводкам погоды и отчетам пилотов предсказать турбулентность не всегда возможно». Остается одно – затянуть ремень и ждать.

Снова удар! Самолет будто врезался во что-то твердое. Сердце бешено застучало в груди. В окне иллюминатора все так же проносились хлопья облаков.

Разбуженный ударом ребенок пронзительно закричал. Мать потянулась к люльке, но стюардесса громко предупредила:

– Пожалуйста, оставьте его там, пока не выйдем из турбулентности.

Самолет накренился: голову Лори отбросило на сиденье.

– Вот черт! – воскликнул парень в шапочке.

Лори судорожно вцепилась в подлокотники. Что происходит? Почему такая тряска? Явно не просто турбулентность.

За окном наблюдалась та же картина: стремительно летящие облака.

Хочу на землю! Прочь из этой консервной банки!

Самолет опрокинулся на левое крыло, что-то громко заскрежетало.

Вот это точно ненормально!

Дэниел повернулся к стюардессе – в лице ни кровинки.

– Что происходит? – спросил он, перекрикивая шум двигателя.

– Все в порядке! – заверила стюардесса, вцепившись в спинку кресла. – Ремни пока не отстегивайте. – Она изобразила улыбку и неуверенно двинулась в сторону кабины пилота.

Пассажиры не сводили с нее глаз: она добралась до кабины и открыла дверь.

– …сбой в левом двигателе! – выкрикнул пилот. – …переключаю на вспомогательный бак… – стюардесса захлопнула дверь.

– Что-то с двигателем! – вцепившись в руку мужа, прокричала американка.

Лори бросило в пот, грудь сжало, словно обручем.

Оглушающий рев и скрежет усиливались с каждой минутой.

Обвив руками люльку, молодая мать успокаивала малыша.

Американская пара снова молилась.

По салону пролетел запах паленого металла.

Из кабины опрометью выскочила встревоженная стюардесса.

– У нас неполадки в топливной системе, – громко произнесла она. – Будет аварийная посадка. Всем пристегнуться…

И вдруг самолет резко накренился и пошел вниз. В салон ворвался вихрь воздуха, будто стекла выбили. Стюардессу подбросило спиной к потолку.

Кто-то закричал.

Нестерпимая боль пронзила мозг, пламенея где-то в ушах и за переносицей. Волосы Лори заплясали над головой. Влекомые непреодолимой силой предметы полетели вверх. Поднялась книга. Телефон треснул о потолок, туфли пригвоздило к багажной полке.

Теперь в салоне кричали все. Мать сгорбилась над люлькой, накрыв малыша собой.

Грудь сдавило еще сильнее. Лори безуспешно попробовала дотянуться до кислородной маски.

Что-то дребезжало. Самолет трясло, он накренился, словно земная ось поменяла направление.

Дверь в кабину распахнулась: пилот сидел, остервенело вцепившись в штурвал, плечи напряжены, шея побагровела.

Через лобовое стекло мелькнула в облаках земля, потом море и небо.

Тело рвало на части от нестерпимого давления, глаза выталкивало изнутри…

Самолет падал.

«Конец», – шепнул внутренний голос.

Однако перед Лори не пронеслась вся жизнь. Она не думала ни о сестре, ни о Пите. Ее занимало другое: толком пожить не успела, ребенка не родила – фильм о ее жизни оборвется на половине.

А потом… показалась земля. Зеленая, ослепительная, она была близко-близко… ближе некуда.

Глава 10
Теперь | ЭРИН

Я на Фиджи, выхожу из терминала на ослепляющее солнце. Еще вчера сидела на работе в Лондоне, и вот я здесь.

Беру машину напрокат. Водитель из меня неважный: трижды заглохла, выезжая с парковки, парень из прокатной конторы аж поморщился.

Смена часового пояса на мне явно сказывалась: глаза не видят, ноги не ходят, во рту – сухость.

В Лондоне у меня машины нет, и я отвыкла от вождения, однако стиль езды не изменился: быстрый разгон, резкое торможение. Еду по извилистому шоссе мимо обшарпанных магазинов, баров и замусоренных обочин. Преломленные тонированным стеклом лучи солнца падают на грудь. Наклоняюсь к панели управления, настраиваю кондиционер: вот он, долгожданный глоток прохлады.

Аэропорт в нескольких километрах позади, и пейзаж начинает напоминать Фиджи, каким я его помню: красноватая земля, лоснящаяся зелень растений, лотки с фруктами вдоль дороги, где продают свежие кокосы и огромные связки маленьких зеленых бананов. За поворотом блеснуло бирюзой море.

Проезжая мимо ярко освещенной витрины художественной галереи, замедляю скорость, присматриваюсь… А мы с Лори тут проезжали: я помню, она обернулась посмотреть на красивые морские пейзажи. «Хочу на нее взглянуть», – сказала она. Я остановила машину – передние колеса запрыгнули на тротуар, Лори выпорхнула на дорогу и пошла к витрине. К сожалению, галерея была закрыта, и Лори глядела на масляный холст с улицы. Я наблюдала за ней в отражении стекла: такая увлеченная и безмятежная. Остановилась, только чтобы увидеть прекрасное. А я думала: вот бы и мне так полюбить что-то всей душой…

«Заедем на обратном пути», – пообещала я, когда сестра вернулась в машину.

Увы, мы так и не заехали.

Навигатор сообщает о прибытии к месту назначения. Сворачиваю налево, в обрамленный каменными столбами арочный въезд, тщательно продуманная вывеска над которым гласит: «Отель “Пасифик”». Паркую машину перед огромным белым зданием: безупречно подстриженную лужайку поливают разбрызгиватели. Любуюсь яркими цветами на клумбах, идеально сформированными кронами деревьев.

Я забронировала номер из аэропорта по телефону. А теперь думаю: почему я выбрала тот же самый отель?

Здесь я видела сестру в последний раз.

Прошло два года с тех пор, как мы с Лори вместе поднимались по мраморным ступеням этого роскошного вестибюля с высокими потолками. Помню шуршание ее платья, как она запрокинула голову и уставилась на куполообразный деревянный потолок с резными цветами. «Красиво», – восхищалась она.

В этом фиджийском отеле мы хотели переночевать перед полетом на островок Лимаджи, где нам предстояло провести отпуск. Увы, все пошло не по плану.

В отель я вернулась уже днем: с похмелья, невыспавшаяся, казнила себя на чем свет стоит – испортила сестре отпуск! Хотела забронировать другой рейс, раздумывала, чем бы ее порадовать, чтобы скрасить свой проступок… а портье на стойке сказал: «Вас ожидает мистер Стивен Уиллс, британский консул».

Консул? Меня?

Я подумала, они ошиблись, прошла через этот самый вестибюль, хотела заговорить, но первым заговорил Стивен Уиллс: субтильный мужчина с крепким рукопожатием.

– Вы Эрин Холм? Сестра Лори Холм? Она летела рейсом FJ209 на Лимаджи? Вы должны были лететь с ней, верно?

Тысячу раз да!

А потом удар под дых – неожиданный, стремительный, я даже не успела опомниться.

– Самолет, на котором летела ваша сестра, не добрался до места назначения. Управление гражданской авиации Фиджи пытается выйти на контакт с экипажем, ведутся поиски…

Так все началось.

Следующие три недели я провела в отеле: рыскала по коридорам в поисках лучшего места для приема интернет-сигнала; донимала местную полицию, требуя отчета в продвижении расследования; постоянно ходила в консульство; отвечала на звонки обеспокоенных друзей Лори.

И вот я на стойке регистрации, жду, когда управляющий – стройный учтивый юноша – заселит прибывшую пару гостей. Очередь доходит до меня и, виной ли тому мой замученный вид, но молодой человек наклоняется чуть ближе и со всей искренностью говорит:

– Несказанно рад, что вы остановились именно у нас. Я в полном вашем распоряжении. Меня зовут Тиа, обращайтесь в любое время.

Мне кажется, я уже видела эту широкую улыбку. Интересно, работал ли он здесь два года назад? Пожалуй, нет: слишком молод, больше похож на школьника.

Я благодарю Тиа, отказываюсь от помощи носильщика и, накинув рюкзак на плечо, миную лифт на пути к лестнице.

Шагая по коридору к номеру, прохожу мимо зеркала в раме из отполированного водой дерева и вижу свое отражение: темноволосая бледнокожая девушка, с ношей за плечами, под глазами темные круги, сгорбленная спина. Есть что-то еще, но я не могу выразить словами. Путешественница в погоне за тенями.

Вижу широкие лямки рюкзака, который может поведать о приключениях и нехоженых тропах, и мне тоскливо, сама не знаю почему. Глядя на свое отражение, я будто вижу другую себя: лишь отблеск той, кем я хотела бы стать. Увы, как до нее дотянуться, не знаю.

Иду дальше, чуть заторможенная, напряженная.

«Ты? Напряженная? Не выдумывай», – подает голосок Лори в моей голове, она улыбается, и я тоже.

Номер встречает ледяной прохладой. Поиграв с клавишами, нахожу кнопку выключения кондиционера. Иду к балкону, распахиваю створки и шагаю в густую жару. День уходит в облака цвета пыльной розы.

Слышится гул самолета: меня пробирает неприятный озноб – с некоторых пор я особенно к ним внимательна. Над Лондоном они летают постоянно: я слышу их перед завтраком; по дороге на работу, когда еду на велосипеде; слышу через огромные окна офиса и ночью, лежа в постели, когда пытаюсь заснуть.

В первые месяцы после исчезновения Лори гул летящего самолета приковывал меня к месту: я замирала, почти не дыша, вытягивала шею, напрягала плечи, искала его на небе и смотрела – продолжит ли путь или вдруг начнет петлять, теряя высоту, штопором устремится к земле. Я ждала, пока он не исчезнет из вида, оставив после себя облачко пара на пустом небосклоне.

Мне стоило больших усилий научиться их не замечать – ну, или не уделять им столько внимания. Однако здесь, на Фиджи, вид летящего самолета вызвал то же острое чувство: словно сильные руки сжали грудную клетку. Вероятно, этот небольшой самолет направился на один из отдаленных островов. Я видела статистику: все пассажиры благополучно доберутся до места назначения. Шансы попасть в авиакатастрофу – один из одиннадцати миллионов.

Из одиннадцати чертовых миллионов!

Как тебя угораздило, сестренка?

Вероятность погибнуть в автомобильной аварии – один к пяти тысячам. Ступая на борт самолета, вы вручаете пилоту право распоряжаться вашей жизнью. Двери заперты, самолет в воздухе, никуда не деться. Вся надежда на то, что за штурвалом – человек в полном уме и здравии, готовый принять единственно верное решение.

Мои мысли поворачиваются в сторону капитана Майка Брасса: 53 года, волосы темные, с проседью, австралиец, безупречный летный стаж, женат, есть сын. Таким он предстает в прессе, но это неполная картина.

Завтра увижу его лично. Никакого блестящего плана у меня нет, просто пойду в больницу, постараюсь найти пилота и поговорить: мне нужно всего несколько минут. Посмотрю в глаза и спрошу: «Что произошло на самом деле?»

В стенограмме – безжизненные слова, я же хочу оценить его мимику, увидеть глаза.

Я два года размышляла об исчезновении рейса FJ209; два года по ночам в голове свербили вопросы. Хваталась за любую зацепку и плыла по извилистому потоку воображения, ожидая, куда он заведет.

Мысленно перелистываю расшифровку стенограммы, вспоминаю скудные ответы Майка Брасса и многочисленные пропуски.

Помощник детектива: Нам известно, что накануне полета исполнился год со дня смерти вашей дочери. Вы приступили к работе в стабильном эмоциональном состоянии?

Майк Брасс: (Молчит.) Да.

Пилот солгал.

Солгал о том, что произошло в ночь перед полетом. Я в этом уверена, потому что тоже солгала.