Отзывы на книги автора «Людвиг Витгенштейн»

Определенно, в этой книге (и в буквальном смысле) содержится больше вопросов, чем в какой-либо другой. Многие из них еще долгое время будут открытыми (а своеобразная "книга ответов" значительно превысила бы объем данной). Но далеко не это позволяет называть "Философские исследования" Л. Витгенштейна - подлинно философской работой. Сам вопрос "где начинается философия?" в стиле автора следует назвать "бессмысленным": философия инициируется не вопрошанием или удивлением, а умением находиться и описывать проблемы изнутри - по выражению Л. Витгенштейна, "в поисках выхода из мухоловки". Описание, как беспокойное жужжание, достижимо средствами языка, тогда как нахождение есть глубоко интеллектуальное усилие, в "неестественных условиях" и до того, как сам язык "переоденет мысли". Реальность не исчерпывается языком, а значит процессы мышления и любая коммуникация не происходят "в вакууме". Не случайно именно в этом смысле Л. Витгенштейн обращается к анализу обыденного (а также приватного, индивидуального) языка и формулирует пограничные своему "Логико-философскому трактату" идеи языковых игр, следования правилу, семейных сходств, обращения к перформативам (как речевым актам). Глубина "Исследований" определена обсуждением важных философских проблем свободы воли, верования, интроспекции, особенностей восприятия, понимания, значения (как экономии рассуждений), каждую из которых характеризует одно-единственное авторское восклицание:

"Смотри, как высоко поднимаются валы языкового моря!"

Если бы Кант говорил языком Шопенгауэра, получился бы Аристотель ХХ века - Витгенштейн.

Его заметки следовало бы читать по одной штучке в день и глубоко над ними размышлять. Года на три-четыре хватит. 

 Читая ФИ подкрадывается мысль, да, понимаю. Но так ли это? Отчасти, и только в своем воображении. 

 Эх, если бы Людвиг дожил до программирования, до понимания как развиваются нейронные связи в мозге..

 Думаю, его исследования заиграли бы новыми красками. 

 Сила мысли этого «древнего бога» восхищает его желанием все расставить на свои места и покончить с философскими проблемами, причиной которой непонимание языковых конструкций участниками языковой игры.

Я балдею от умения Витгенштейна давить на психику. И почему-то кажется, что если бы он в каком-то 4. 1221 тезисе написал какую-то конкретную фигню, то никто бы этого не заметил, а если заметил бы, то: а) подумал, что так нужно б) начал бы считать себя идиотом не способным понять великого и неповторимого Людвига. Короче, перед такими людьми я снимаю шляпу, но только перед людьми, а не тем, что они делают и как они это делают.

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие.

О, да!!! Не то что с первых страниц, с первых слов. Хорошо так свою ... (ну точку свою под номером 5) прикрыл. Я в принципе могу долго плеваться и почти боготворить этого чувака, но лучше пойдите почитайте.

Я балдею от умения Витгенштейна давить на психику. И почему-то кажется, что если бы он в каком-то 4. 1221 тезисе написал какую-то конкретную фигню, то никто бы этого не заметил, а если заметил бы, то: а) подумал, что так нужно б) начал бы считать себя идиотом не способным понять великого и неповторимого Людвига. Короче, перед такими людьми я снимаю шляпу, но только перед людьми, а не тем, что они делают и как они это делают.

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие.

О, да!!! Не то что с первых страниц, с первых слов. Хорошо так свою ... (ну точку свою под номером 5) прикрыл. Я в принципе могу долго плеваться и почти боготворить этого чувака, но лучше пойдите почитайте.

Необычный ум. Наверняка часто распалялся, наверное сильно страдал. От невозможности перевести на язык человеческой речи то, что, казалось, открывается. Всякий раз — спорадически, рывками, о которых страшнее и справедливее всего подумать, что они только колебания испуганной своей бесполезностью мысли, лихорадка без доступа к какому угодно содержанию.

«Забываешь проникать к основаниям. Задавая вопросы, забываешь забираться вглубь.»
«(...) Человек порой убеждается в правильности какого-то мнения из-за простоты или симметричности последнего, то есть из-за того, что его самого привлекает.»
«Сложность в том, чтобы осознать безосновательность нашей веры.»
«Нет ничего труднее, чем не обманывать себя.»
«Человека часто чарует слово. Например, слово "знать".»
«Или моё понимание — лишь слепота в отношении отсутствия понимания? Мне часто так кажется.»

Отсутствие открывалось каждый раз, когда, следуя авторской мольбе о медленном чтении, фраза тянулась, твердилась, чтобы взяться уже устало, без постижимой целесообразности напряжения: ты, не жалея сил, искал нужные слова, я, не жалея сил, искала способы прочесть их справедливо — ради того ли мы так ослабели теперь. И над этим коммуникативным крахом со всей очевидностью раздавался вопрос: почему всё сказанное оказывается таким несомненно не тем. Если это личная трагедия Витгенштейна, то роль читателя сводится к горькому свидетельству (и только?); если это трагедия нашей, моей речи — то что можно, и можно ли, против этого предпринять. Написанное в этой книге предстаёт тогда громоздким наброском, жалкой тенью необъятного намерения к мысли, уводящим своей искривлённой текстуальностью всё дальше и дальше от того, что Витгенштейн понимал.

Спасибо за эту важную непреодолимость, которая давно уже обзавелась каждым говорящим и которой ни один говорящий не сможет превзойти — до тех, может быть, пор, пока наше оружие будет точиться вместо того, чтобы швыряться в огонь, опускаться в воду, зарываться в землю. Пока не найдено достаточно сил, чтобы молчать.

«Так, мне кажется всё время, что я что-то знаю, но смысла говорить об этом, изрекать эту истину я не нахожу.»

«Каковы доказательства того, что я что-то знаю? Уж наверняка не то, что я говорю об этом.»

Людвиг Витгенштейн (1889 – 1951) – один из самых влиятельных философов ХХ века. Он принадлежит к поколению современников Ленина, которые родились в девятнадцатом веке, но сформировали двадцатый.

Философию Витгенштейн понимал как критику языка. Он считал, что мы не можем знать, стоит ли какая-то реальность за метафизическими категориями типа бытия, существования, единого, причины и так далее. Мы можем только изучить, кем, когда и в каком контексте употребляются соответствующие слова. Это направление стало центральным в аналитической философии ХХ века.

Витгенштейн ввел понятия языковой игры. Языковая игра – это несколько слов, к которым добавлены правила их употребления. Простейшая языковая игра включает два слова, например, выше-ниже на стройке, и принимаемый всеми участниками набор действий, которые задаются этими словами. Бывают и очень сложные языковые игры, которые выражаются в виде философских систем, идеологий, математических концепций. Методология их изучения остается прежней – наряду с термином нужно задавать сферу его употребления и правила его применения.

Витгенштейн изложил свою теорию языковых игр в работе «Философские исследования» в 1953 году. В его философском подходе легко опознаются принципы компьютерного программирования, первые подходы к которому делались как раз в это время. Витгенштейн был современником Норберта Винера, основоположника кибернетики, Клода Шэннона, который ввел понятие «информация», Джона фон Неймана, создателя архитектуры современного компьютера. Общий дух времени заметен в работах всех этих авторов, трудившихся в разных отраслях науки.

Как я недавно узнала, Витгенштейн еще и мастер афоризма, стоящий в одном ряду с Ларошфуко, Шопенгауэром и Ницше. После смерти Витгенштейна были изданы его замечания о культуре и о себе, выбранные из разных его философских трудов. Работа эта озаглавлена «Культура и ценность», занимает менее ста страниц и не потеряла интереса до сих пор. Я решила черпать оттуда понемногу для развлечения читателей и собственного. Это как раз формат блога, и можно представить, как автор развернулся бы сейчас. Читается легко, но мировоззренческих переворотов ожидать не стоит.