Глава вторая.

На улице было скучно и сыро. Шелестят, роняя мокрую листву, высокие, старые тополя. Ветер гонит мокрые листья по дороге, и сбрасывает в лужи. Зябко натянув капюшон на голову, торопливо шагаю по улице в сторону центра.

– Эй, Подопригора, подопри гору! – Оглядываюсь назад, вижу соседа по парте, Толика.

– По-твоему, это смешно? И ты туда же, как все? – Щеки внезапно становятся пунцовыми от гнева. – Ты зачем дразнишься? – Что тебе плохого сделала? Я ведь тебя Жучком навозным не обзываю! Мальчишка сердито насупился.

– Попробуй только меня так назвать, Ленка! Так сразу же у себя зубов передних и задних не досчитаешься!

– И ты девочку будешь бить? – Опешила от неожиданности. – Как же тогда тебя можно называть мальчиком? Разве тебя отец не учил, что девочек бить нехорошо и нельзя?

– А у меня нет отца! И мне хорошо живется без него! Нечего дразниться, тогда и битой не будешь!

– Так ты ведь первый начал обзываться! По-моему, я тебя еще не трогала, и не оскорбляла! А если нужно, то и тебе фору дам, сам будешь передние и задние зубы в кусты сплевывать! – Сердито бурчу в ответ.

– Лен, ты не обижайся на меня. Я так брякнул, не подумав, не со злости.

– А отчего же?

– Так, скорее, по привычке.

– И зачем дразнился?

– Так тебя не дозовешься. Идешь, натянула капюшон на голову, ничего не слышишь.

– Что ты хотел? Лишний раз уколоть? – Сердито сверкаю глазами. – Оставь в покое! – Я пулей влетаю в магазин. Там, возле прилавка, сделав вид, что рассматриваю мороженное, немного отдышалась. От возмущения тело мелко трясёт. Ну, хамло, так хамло! Больше не дождется, чтобы дала списывать. За прилавком скучает продавщица.

– Дайте мне три порции мороженного, пожалуйста.

– Какого тебе, девочка? – Зевает во весь рот, поворачиваясь к витрине.

– Белочка в шоколаде.

– А денег хватит? Учти, оно дорогое.

– Вполне хватит. Мне мама дала. – Отсчитываю деньги.

– И чья ты такая? К кому-то в гости приехала?

– Нет, мы здесь будем жить. Моя мама врачом работает.

– А, Людмила Анатольевна? Знаю такую. Хороший специалист. И чего вы в эту дыру переехали из города?

– Не знаю. Это мама так решила. – Беру сдачу, пакетик с мороженным, и направляюсь к выходу. Около магазина топчется Толик.

– Ленка, прости, я тебя обидел?

– Отстань, не до тебя! Своих забот полон рот! – Сердито отрезала я, натягивая на голову капюшон.

– Подумаешь, фифа городская! Но эту колючую фразу пропускаю мимо ушей. Начинает моросить мелкий осенний дождик. Бегу в сторону дома. Возле калитки окликает баба Клава.

– Ленка, ты чего моталась в магазин? Так хлеб куплен с утреца.

– Мама послала мороженого купить. – Подхожу к старушке поближе. – Вот вам тоже порция. Белочка в шоколаде. Возьмите! – Вынимаю мороженое из пакета, протягиваю бабе Клаве.

– Все это баловство. – Привычно ворчит бабка, но мороженое берёт, не отказывается. – Но все равно спасибо!  Ты чего там гуторила с местным шалопаем?

– Он мой одноклассник. Я что, не могу разговаривать с соседом по парте? Или вы не разрешаете?

– Держись подальше от него. Безотцовщиной растет, что полынь при дороге. Мало ли чего тебе наплетет. Не слушай его, девка!

– Но у меня отца нет. Так это не означает, что со мной не нужно дружить. Или запрещается разговаривать. Но и это не огорошило бабу Клаву.

– Милая моя, так твоего отца убили. А его папаша бросил мать еще брюхатую. Ушел до рождения к любовнице.

– Бабуля, мальчик не виноват в том, что жизнь его мамы и папы не заладилась. И вообще не интересно копаться в местных сплетнях, пора уроки делать.

– Мать звонила. Сказала, что будет рано дома. – Сердито поджимает губы баба Клава. «Вот блин, уроки не сделала!». Рву остервенело калитку на себя. И пулей влетаю во внутренний двор. Открыв дом, кладу одно мороженое в морозилку, а второе беру себе. Вкус шоколада заставляет позабыть о всех неприятностях. Домашнего задания было не слишком много. Всё выполняю за сорок минут. Как раз дописываю последнее упражнение по русскому языку, когда мама вернулась домой.

А на следующее утро, взяв школьную сумку, и, обреченно вздохнув, плетусь школу. О Господи, как эта тюрьма опротивела! Серые, унылые стены навевают зеленую, зеленую, тоску, похожую на ряску. Как раз перед самым звонком влетаю в класс. Привычным жестом провожу по стулу. Уф, сегодня повезло. Стул не вымазан мелом.  Толика нет. Швырнув портфель на пустой стул, задумчиво смотрю в окно. Прозвенел второй звонок. Должен начинаться урок биологии, но учительница задерживается по своему обыкновению. Когда-то это предмет нравился. А теперь к нему стала равнодушна.  А за стеклом хмурое небо, облетевшие рябины, и мокрый асфальт. Все это ушло куда-то далеко-далеко. Сейчас передо мной высилась громада Эйфелевой башни, залитая тысячами крохотных, разноцветных огоньков. Внезапный резкий, грубый удар заставил вздрогнуть всем телом. Заветная мечта, моя Эйфелева башня, исчезла, разлетевшись на тысячу осколков. И обратно передо мной появилось хмурое осеннее небо, облетевшие рябины, и мокрый асфальт. Оглядываюсь. Вижу, как сзади, за спиной заливалась смехом группка одноклассниц.

– Эй, Подопригора, подопри горушку! А на парте валяется большой огрызок яблока. «Господи, за что?». – Хотелось крикнуть. И расплакаться. Но успокаиваю вулкан в груди, беру эмоции в стальной кулак. Нет, эти маленькие дряни никогда не увидят ни единой моей слезинки! Слишком много для них чести. В моих глазах сверкнула холодная ненависть. Ледяным тоном процедила сквозь зубы:

– И что дальше? – Многозначительно бросаю в глаза обидчицы.

– И что дальше? – Оторопела заводила дрянной компании, Ленка, рыжая девчонка, одетая в модный прикид. Тонкие брови поползли вверх от удивления: – А вот что дальше! – Девчонка достаёт второй огрызок, и бросает в меня. Но…. Не дожидаюсь, когда этот комок протоплазмы попадет в голову, а слегка пригибаюсь. Случай жестоко посмеялся над обидчицей. В этот момент открылась дверь, и в класс величественно вплывает классуха. Яблочный огрызок попадает в пышно взбитую прическу, «А ля пуделек», как мысленно прозвала.

– Что это? – Грозно приспустила очки на кончик носа Людмила Георгиевна. Классуха грозно смотрит на меня. Очевидно, очки носила больше для солидности, чем для чтения.

– Это яблочный огрызок. – Тупо отвечаю, глядя в пол.

– Вижу, что огрызок. Слава Богу, не слепая! – Рявкает классуха так, что слегка зазвенело в левом ухе. – Кто бросил?

– Это не я. – Проговорила упавшим голосом.

– Да врет все Подопригора! Это она только что швырялась огрызками! – Зашумели подружки Ленки.

– Это правда? – Вопросительно взглянула на меня классуха.

– Это ложь! – Выкрикнула, и щеки покрылись пунцовым румянцем возмущения. – Я не бросалась огрызками! И хмуро, из-под бровей, глянула на Ленку, эту наглую особу.

– Это она, она! – Зашумели девчонки.

– Да у меня нет яблок! – На глазах выступают горькие слезы. – И вы можете позвонить маме. Узнать, что у нас нет ни одного яблока в доме! Так что мне бросаться нечем! – Срываюсь на крик.

– Алена, успокойся, и не плачь! Я разберусь в этой ситуации! – С этими словами классуха подняла огрызок, и бросила в корзину для мусора. – А теперь записывайте новую тему. Учительница биологии заболела, заменили геометрией.

– Ничего, пускай только закончится урок, я тебе сделаю! – Послышался за спиной шепоток, точно змея прошипела. А урок шел своим чередом. Машинально списываю с доски какие-то формулировки, совершенно не вникая в их суть. Все равно не собиралась стать великим геометром. И мне было совсем непонятно, зачем нас заставляют заучивать кучу совершенно ненужного материала, который никогда не пригодится в жизни. Когда записала все с доски, посмотрела в окно. «Ну почему такая жизнь несправедливая? Одни могут все, живут в свое удовольствие. А тут». – Тяжело вздыхаю. И мысленно пожалела, что не террорист. Была бы в отряде Бен Ладана, давно бы соорудила термозаряд покруче, и подорвала бы этот чертов Альма Матер. Наконец-то прозвенел спасительный звонок с урока, который прервал грустные раздумья несостоявшегося террориста. Это был последний урок. Шесть уроков прошли, точно тяжелый, дурной сон. И я постарела на целых шесть часов. Началось? А, будь что будет, но буду защищать честь и достоинство, а если понадобится, то и жизнь. Убираю в портфель учебник алгебры, тетрадь, и пенал. В глубине души проснулось нехорошее предчувствие. «Милая, нужно быть осторожнее! Внимательно смотри под ноги, жива останешься!». – Предусмотрительно прошептал на ушко Ангел-Хранитель. «Не щёлкай еблом!» – Коротко бросает бес искуситель. Так и сделала. Увы, не зря. Когда выходила из кабинета, заметила на своем пути чью-то ногу, обутую в модный босоножек. А, была, не была! – И, улыбнувшись улыбкой, не хуже, чем сам Мефистофель, наступила на эту ногу.

– Ты что, слепая? Не видишь, куда прешь? – Завизжала, как ушибленный поросенок, Ленка, брызгая слюной. И что силы ударила меня в плечо. Покачнулась, и слегка поморщилась.

– А ты чего свои грабли на дороге разбрасываешь? Нечего подножки ставить! Еще раз так сделаешь, без ноги останешься! – Говорила с виду спокойно, изо всех сил стараясь не подпустить в голос предательскую дрожь волнения. А затем двумя руками оттолкнула в сторону.

– Я тебя сейчас урою! – Закричала, переходя на визг, пытаясь ударить. Но я легко увернулась, и отбежала в сторону, подальше от разъяренной одноклассницы. Только потом ехидно прошипела:

– А ты догони, если здоровья у тебя хватит!

– Я тебе устрою! – Крикнула мне Ленка в спину. Но иду, не оглядываясь. Но на душе было неспокойно. Эх, Париж, Париж! Как ты далек от меня! Иду по школьному коридору. Остановившись у школьного расписания, списываю уроки на следующий день. Натянув куртку, понуро бреду в сторону дома. Обратно буду одна. Мама всё еще на работе. И обратно задержится, вернется с вызовов поздно. Эпидемия гриппа набирает обороты, и у нее, как у терапевта, на участке очень много работы.

Баба Клава на сегодняшний ужин решила разнообразить наше меню, и вместо борща сварила домашней лапши с жирной курицей. Бросаю портфель в угол комнаты. Вымыв руки, усаживаюсь за стол. Тем временем баба Клава наливает полную миску горячей лапши. В середине торчит куриная ножка. Чтобы наша семья насытилась, на одну куриную душу стало меньше. Но меня это абсолютно не трогает, поскольку не была поклонником вегетарианцев. А самих вегетарианцев считала слегка повернутыми на пару винтиков в голове. Зачем говорить о любви ко всему живому, если только при дыхании убивают пару-тройку миллионов микробов? Поэтому спокойно съела и куриную ножку, оставив только косточку. И саму вкусную лапшу. Хотя аппетита не было, съела все, что было в тарелке, исключительно из уважения к старушке, и ее труду.

– Спасибо! – Проговорила, выходя из-за стола.

– Деточка, может, добавки? Вон, на плите полная кастрюля лапши.

– Спасибо, наелась! – Как можно вежливее поблагодарила, уходя в свою комнату. А за окном обратно моросил осенний дождик, от которого было очень тоскливо. Уроки делать сейчас не хотелось. Заглядываю в тайник, и вытаскиваю любимую подшивку журналов. Обратно увлекает загадочный мир Парижа. Ах, Париж, Париж, Париж! Ты для меня так же эфемерен, и далек, как звезда с ночного неба. О чем я мечтаю? Ты для меня так же недосягаем, как алая заря на востоке. Никто и никогда не пригласит меня в этот чудный город. И сейчас могу только разглядывать старые статьи, и рекламные буклеты. И мысленно путешествовать по улицам и скверам. Только сила воображения может перенести в чудный Лувр или Версаль. Только в мечтах могу пройтись по Латинскому кварталу, увидеть в доме Инвалидов могилу великого Наполеона Бонапарта. Так увлеклась, мысленно путешествуя по городу своей мечты, что не услышал, как вернулась с работы мама. Она стояла за спиной, и тихонько вытирала слезы. После долгой паузы проговорила:

– Девочка любимая моя, любимая моя девочка! – А потом легонько поцеловала меня в макушку. – Ты такая же мечтательница, как твой покойный отец. Уроки на завтра хоть сделала, или весь вечер просмотрела любимую подшивку?

– Мам, успею сделать. Впереди долгий вечер! – Хмуро проговорила в ответ, с грустью глядя на учебники. Мать достала из кармана мобильный телефон.

– Всего половина шестого! Сегодня сделала обход раньше, чем думала. Сбегаешь в магазин? Купи пачку лаврового листа, соли, а себе шоколадку. – Мама кладёт деньги на стол.

– Спасибо, мамочка! – Чмокаю в щеку, от которой исходит такой знакомый и любимый аромат апельсинов и лекарства. Бросаюсь к вешалке. Там, взяв курточку, и, накинув, выбегаю за ворота. Осенний, мелкий и тоскливый, дождь, недавно закончился. На улице начинает постепенно темнеть. Осень. Ускоряю шаг, потому что магазин вот-вот должен закрываться. Вот и он, старый, еще советской постройки. Толстая продавщица улыбается, как старой знакомой.

– Мне пачку лаврового листа, соль, и шоколадку. – Кладу на прилавок деньги за покупки.

– Тебе какую шоколадку? Черную, молочную, с орехами, или с изюмом. Выбирай, у нас большой ассортимент.

– Давайте простую, без наполнителей. – Показываю на «Корону», акционную. Может, какой приз выиграю? – Съязвила, не удержалась.

– Мечтать не вредно, вредно не мечтать. – Продавщица кладет передо мной все, что заказала, и сдачу. Бросаю покупки в пакетик, а сдачу в карман курточки. Около прилавка замечаю котенка, маленького, черного, как уголек. Он сидит, мокрый, и дрожит от холода. Сквозь мокрую шкурку проступают очертания косточек позвоночника. Продавщица хватает веник.

– Я тебя, противного, уже выгоняла! А ты обратно приперся! Пошел вон! – Махает веником. Котенок жалобно пискнул, и прячется за меня.

– Девочка, отойди ради всего святого, сейчас прогоню этого Приблуду! Еще блох на тебя напрыгает, страсть! Тварь блохастая! Беру котенка на руки, он был легкий, как пушок.

– Какой славный малыш! – Прячу за пазуху.

– Все равно мамка заставит выбросить. От этих черных котов одни только неприятности! – Сердито проворчала продавщица. Но ее ворчание не стала слушать, а пошла домой. Котенок прижимается ко мне, и, согревшись, замурлыкал. Возле дома замечаю Толика.

– Привет, соседка!

– Привет, если не шутишь! – Настороженно глянула на него. – Ты чего в школе сегодня не был?

– Да мамке нужно было помочь, и коровы и свиней почистить. А что с той школы будет! Говорят, ты Ленку в лужу посадила?

– Говорят, что в Москве кур доят, а свиньи плюшки жарят! – Резко ответила, останавливаясь  у калитки, – Извини, некогда мне с тобой лясы точить! Уроки нужно делать! – Толкаю калитку. И вхожу во двор.

– Черт подери! Постой, не уходи. Будь осторожнее, ты сегодня получила сильного и подлого врага!

– Ну и что? После этого мне усраться, и не жить? – Пожимаю плечами, и ухожу в дом. А дома, выложив покупки на кухонный стол, вынимаю котенка.

– Мамочка, посмотри, какой котенок худенький, маленький, мокрый. Мне его жалко! Давай оставим его у нас дома. – Как можно жалостливее заканючила, заглядывая матери в глаза.

– Ну ладно, что с тобой сделаешь! Ставь воду, вымоем этого блохастика. И покормим. А там будет видно! Как мы его назовем?

– Мурчиком!

– Пусть будет Мурчиком. Принесешь потом песка, научишь ходить в него, чтобы по углам не гадил.

– Спасибо, мамочка, ты у меня чудо! – Целую маму. А через час малыш, вымытый, высушенный феном, довольный и сытый, спит в старой корзинке. А утром баба Клава сердито плевалась и ругалась:

– Вот притащила этого чертенка! От них только одни беды!

– Глупости все это! От этих черных котов не больше хлопот, чем от белых или серых! А откуда беды? Все это самовнушение! – Сердито буркнула мама, собирая сумку. – Я оставила еду, покормите Мурчика. Котенок спрыгнул из корзинки, и потерся о ногу старушки.

– Гля, только, какой ласковый! Ладно, пускай живет. Все едино, живая душа, хлебушка хочет покушать. Так Мурчик получил постоянную прописку в нашем доме.