Ольга Михайловна учила детей читать и писать больше 30 лет и видела всякое, но чтобы девочка обладала таким почерком и не старалась хоть немного исправить его – это было для нее впервые. Она почти каждый день записывала замечания в Санькиных тетрадях, надеясь, что ее мама – тоже учительница начальных классов, повлияет на дочь, она заставляла Саньку переписывать целые страницы, но ничего не менялось.

Санька никогда не отличалась усидчивостью, всегда старалась поскорее избавиться от дела, поэтому все делала быстро и небрежно, как будто старалась сберечь время для более интересных и важных дел, все время поджидавших ее за дверью. Ярким примером Санькиной небрежности были рядом стоящие стульчики для одежды: ее и младшего братишки. Перед сном Егорка всегда складывал свои вещи в аккуратную стопочку, ботинки стояли ровно, игрушки были разложены по коробочкам. На стульчике Саньки вещи были накинуты скомканной кучкой, а туфли и чулочки утром разыскивала вся семья.

Так же было и с почерком. Буквы наползали друг на друга, были искривленными и корявыми, их едва можно было узнать. С этой бедой боролись все: мама каждый день приносила тетрадки своих лучших учеников и подсовывала их Саньке для примера, тетя разрисовывала странички дополнительными квадратиками, чтобы Саньке было легче выравнивать каждую букву, и держала Санькину руку в своей, вместе выводя непослушные линии… Ничего не помогало! И, когда мама в 4 классе уже смирилась и с иронией высказала мнение, что, видимо, ее дочь так же гениальна, как Ленин и Пушкин, т.к. у них тоже был плохой почерк, Сашу посадили за первую парту к однокласснице Танюшке, у которой был самый красивый почерк во Вселенной. Танюшкины буквы были выстроены, как солдаты на параде, каждая из них была будто нарисована художником: с красивыми завитками, ровными линиями и четким нажимом – просто идеальные!

Санька завороженно следила, как быстро и легко Танюшкина ручка выводит похожие на ровные шкафчики буквы, и ей стало обидно за себя: а я что – не смогу так? Ей вдруг очень захотелось научиться выстраивать и в своей тетради такие же ровные ряды, а, главное, так же легко и непринужденно. Она изучала, как Танюшка держит ручку, копировала каждую отдельную букву и долгими часами потом дома переписывала каждую букву сотни раз, на уроке не отрывала взгляда от кончика пера Танюшки, исписывала целые тетради – и у нее получилось!

Спустя месяца три ее тетради можно было показывать на выставках. Трудно поверить, но, если следовать мнению ученых, которые считают почерк – отражением личности человека, то придется признать, что маленькая Александра в свои 11 лет усилием воли и огромным желанием за несколько месяцев изменила и упорядочила свою личность?

Как бы то ни было, но Санькин почерк с этих пор стал удивительно красивым независимо от того, быстро она писала или старалась выводить каждую букву.

Бусинка восьмая: первое «взрослое» лето

– …В кромешной темноте кто-то бесшумно подкрался к его постели: «Отдай золотую руку!!!!! – До этой фразы вполголоса монотонно звучавший голос Таньки в абсолютной темноте палатки, в которой, замерев, слушали ее очередной рассказ с десяток девчонок и пара мальчишек, вдруг взлетел до визга.

– Ой-ой-ой! Мамочки-и-и! – Еще более звонким визгом отозвалась вся девчоночья спальня, разбудив весь лагерь. Ночные гости посыпались врассыпную по своим палаткам, в страхе быть застигнутыми разбуженными воспитателями.

Почти каждую ночь после отбоя в палатке пионерского лагеря «Смена», куда Саньку после окончания пятого класса впервые отправили отдыхать, собирались не только «хозяйки» кроватей, но и еще несколько соседок и даже мальчишек (они, кстати, очень проворно прятались под кроватями, на весу держась за сетки, если их во время обхода заставали вожатые).

Причиной таких ночных посиделок были необыкновенно талантливо рассказываемые занимательные устные истории Санькиной новой подружки – симпатичной, умной и удивительно смелой Таньки из Грозного. Танька была девочка городская, из семьи руководителя республиканского масштаба и, хотя им обеим недавно исполнилось по 12 лет и они были ровесницами, но Танька была «на целых три головы» смелее, развитее и общительнее. В свете Танькиной радуги, как будто окутывающей эту девочку, Санька и себя начинала ощущать умницей и красавицей.

Этот пионерский лагерь «Смена» принадлежал колхозу – миллионеру, расположен был в колхозном винограднике (куда на «тихом часе» тихо сбегало пол – лагеря) на берегу речки Сунжи всего в двух километрах от станицы и явился первым для Саньки опытом самостоятельной жизни.

Она впервые поселилась в общей спальне – простой брезентовой палатке на кирпичном постаменте. В палатке почти рядом стояли 8 кроватей с железными сетками и пара тумбочек на всех. Душ, умывальник и другие удобства были на улице под навесом, и только столовая, клуб и большая пионерская комната находились в симпатичных стационарных зданиях. Все свои наряды девочки вывешивали на плечиках, цепляя крючками за верхние перекладины палатки. Но такой аскетичный быт не пугал девчонок 60-х годов, а оставленный на месяц домашний уют им заменяли общение с новыми друзьями, романтика вдруг обретенной относительной свободы от надзора родителей и не испытанные ранее впечатления от ночных костров с общими песнями на поляне, рискованных военизированных игр на природе, вот таких тайных ночных посиделок с участим мальчишек и… танцев! В свои 12 лет Санька впервые ходила на танцы и, замирая, ждала приглашения на медленный танец под «Аргентинское танго» от приглянувшегося мальчишки.

До своей дружбы с Танькой здесь в лагере всю свою девчоночью жизнь Санька считала себя чуть ли не «серой мышкой», она ничем особенным пока не выделялась среди одноклассников, родители не баловали ее нарядными платьями, дома никогда не велись разговоры о внешности, кроме того, что волосы должны быть чистыми и заплетенными в косы, зубы вычищенными, платье выглаженным… У Саньки не было никаких девчачьих штучек: красивых платочков и заколочек, брошечек и колечек, не было модных туфелек и кофточек, не покупались бигуди для волос или крем для лица (мама считала, что у школьницы должны быть школьная форма и платье «на выход» – и все!). Что все эти сокровища могут быть у любой девчонки, она увидела в лагере – и ей до слез захотелось стать больше девочкой, нежели просто ребенком или школьницей!

Вообще-то в лагере девчонки охотно делились всем этим богатством, ежедневно обменивались кофточками и платьями, и казалось, что все они – обладательницы обширного гардероба. Однажды, увидев Саньку в красивом платье и с кудрявым «хвостиком» вместо косички, Танька произнесла:

– А ты очень даже симпатичная!

Этот первый в жизни комплимент, сделанный такой девчонкой да еще и прилюдно, в присутствии других девчонок, так поразил Саньку, так приподнял ее в собственных глазах, что с тех пор она старалась действительно выглядеть хорошо: следила за прической, украшала свою скромную одежду и стала чаще смотреться в зеркало. Чтобы не разочаровать Таньку. Ну и для себя, конечно.

И спустя много лет Александра помнила эту Танькину оценку своей внешности, а в тот год после лагеря начала подбирать для себя на немногие карманные деньги, что папа всегда выделял им с братом на праздники, те доступные девичьи мелочи, которые увидела у девчонок в лагере: то заколочку, то колечко, то очищающий крем для лица и прятала их от мамы, боясь, что не поймет.

Жаль, что после той смены в лагере след такой замечательной подружки из Грозного затерялся навсегда: то ли потому, что телефона в доме Саньки не было, то ли память девичья действительно короткая, то ли до дружбы она тогда еще не доросла. Потерю такой подружки так никто и никогда в Санькиной жизни не восполнил. Но ее пример, ее рассказы и ее слова о Санькиной внешности запомнились навсегда.

Бусинка девятая: «Музыка нас связала…»

Со старинной веранды в доме на окраине Железноводского курортного парка доносились тонкие детские голоса, они пели и пели на удивление правильно очень непростую взрослую песню :

– «Россия, Россия, Россия – родина моя!»

Курортники, спешащие на водопой к ближайшему Славяновскому минеральному источнику, заинтересованно останавливались перед низенькой скамеечкой, на которой в вылинявших фланелевых рубашонках и штанишках сидели певцы – мальчик и девочка трех и четырех лет. Это они, плохо выговаривая трудные слова, правильно выводили не менее трудную мелодию высокими чистыми голосами. Эту картинку Саша ярко представляла по маминым и бабушкиным рассказам, но звуки песни и сказанные однажды слова курортницы она помнила сама:

– Детишек надо в музыкальную школу.

Был конец 50-х годов, дети большую часть года жили на попечении бабушки, пока их родители, едва сводя концы с концами в деревне, куда молодая учительница попала по распределению, строили дом и разбирались в отсутствие детей в своих запутанных отношениях.

«Какая музыкальная школа! – думала про себя бабушка. – Было бы чем прокормить.» – Но курортнице не возразила: курортники на квартире – деньги в дом!

Так впервые Александра получила высокую оценку своих музыкальных способностей.

Когда изредка они все же попадали в деревню к родителям, то у Саньки ежедневно повторялся один и тот же ритуал: посреди дня она ни с того ни с сего начинала громко кричать, причем со слезами и истерикой, за что мама на время отправляла ее в сарай под замок. На окрик мамы: «Замолчи!» – Санька отвечала: «Не буду молчать!»

– Ну, ори! – в сердцах говорила мама, не в силах привыкнуть к постоянному крику.

– Не буду орать! – рыдая, отвечала Санька. – Не буду орать! Не буду молчать! Не буду орать! Не буду молчать! – Наконец – то рёва находила нужную формулу выступления – и так продолжалось не меньше часа. Потом она стучала в дверь сарая, как ни в чем ни бывало :

– Мама, я уже! – Это значило: закончила.

Спустя много лет, слушая жалобу мамы на это невыносимое поведение, Саша, смеясь, отвечала, что этими» распевками» она голос тренировала!

Надо сказать, что у нее получилось. В школе ее пение всегда хвалили, ставили в программы мероприятий, привлекли в школьную самодеятельность.

И вот однажды в 7-м классе на переменке в двери заглянул десятиклассник Андрей. Он был популярной личностью, руководил только входящим в моду вокально – инструментальным ансамблем, и знакомства с ним и его друзьями – музыкантами искали все старшеклассницы не один год! Андрей пришел пригласить Сашу солисткой в ансамбль. Это было невероятное предложение! Статус Александры в глазах всех учеников школы и одноклассников в том числе взлетел до небес!

Саша, конечно, с радостью согласилась и после уроков почти каждый день стала пропадать на репетициях. Это были лучшие парни школы: красивые, веселые, музыкальные, все из хороших семей и к тому же отличники. Здесь Александра открыла для себя «Лунную сонату» Бетховена в реальном исполнении пианиста Юрия. Санька впервые слушала хорошую музыку, непосредственно стоя у фортепиано, а не по телевизору или радио. Эта музыка рождала в ее неизбалованной и девственной в смысле Культуры душе что – то большое и светлое и в то же время глубоко печальное. И эти новые ощущения делали ее неожиданно взрослой, более чувствительной и нежной. Наверное, так в девчонке может просыпаться женщина, но Санька об этом не задумывалась, просто ей было очень комфортно в компании таких талантливых и умных ребят, и она ни за что не согласилась бы потерять их!

За тот последний для парней школьный год они пережили вместе много успешных событий: играли на школьных вечерах, ездили с концертами по колхозным клубам и бригадам в полях, даже совершили поездку на областной фестиваль в Грозный и сняли несколько песен на телевидении. Песни в автобусе, поделенный на всех мамин пирог, пирожки с ливером и газировка в буфете телестудии и возвышенная атмосфера театральности и торжественности самого фестиваля сроднили таких разных по возрасту и образу жизни ребят и девчонок в ансамбле.

Но как гром среди ясного неба – Последний Звонок! До сознания Александры только на общешкольной линейке дошло, что ее замечательные мальчишки, ее кумиры, ее музыканты уже уходят навсегда, что ее история в ансамбле закончилась!

Это была страшная потеря. Санька убежала с линейки, рыдая, примчалась в ставший ненужным класс, где в это время шел никчемный урок математики. Глядя на одноклассников, она поняла, что ей учиться еще целых три года, а ее друзей все эти три года здесь уже не будет! Не будет репетиций, не зазвучит «Лунная соната», не заскрипят настраиваемые электрогитары, не расскажет смешные истории веселый Андрей – их лидер и душа ансамбля! Она не могла успокоиться. Но в классе никто, и даже строгий математик Василий Владимирович не произнес ни слова, не засмеялся над ее горем, не сделал замечание за сорванный урок (ансамбль в школе любили!).

Эта первая большая потеря научила ее никогда ни к чему не привязываться сердцем, не относиться, как к постоянному, она больше не воспринимала ни хорошие, ни плохие события своей жизни, как устойчивые и надежные. Она решила для себя, что в мире ничего не бывает навсегда, и невидимую защитную стену она каждый раз выстраивала между собой и миром, старалась не привыкать к своим партнерам и коллегам по общим делам, как привязываются к близким людям. Она всегда помнила – «Все проходит» – и эта Соломонова мудрость иногда помогала ей в трудные моменты жизни. «Все проходит…»

Бусинка десятая: бригада.

«А люди идут по свету, им, в общем, немного надо,

Была бы прочна палатка, да был бы нескучен путь…»

Эту песню, не особенно задумываясь над ее содержанием, часто дружно орал ее класс, сидя на жестких деревянных скамейках в кузове грузовика, везущего их в поле, где колхозникам в очередной раз была нужна помощь школьников на прополке или на уборке урожая. Это случалось часто осенью или весной прямо вместо уроков – и это был праздник! Умные и хорошо успевающие Санькины одноклассники не особенно страдали от пропуска уроков. Они легко справлялись с учебными программами, а эти выезды в поле были радостными событиями: не надо сидеть в классе и ждать вызова к доске, не надо делать домашние задания, а вместо этого можно весело орать песни со своими одноклассниками в открытом грузовике, буквально «от пуза» наедаться спелыми помидорами прямо с куста или грызть только что вырытую из земли морковку, слегка оттерев ее от земли об одежду; можно покидаться початками кукурузы на току или поваляться на огромной куче лука на широком колхозном складе. Но главное – можно целыми днями свободно и весело общаться с друзьями и одноклассниками, не опасаясь звонка на урок или замечания учителя. Да и сами учителя здесь были просто взрослыми друзьями, веселыми и общительными.

А после сделанной работы, достав свои кульки и котомки, заготовленные заботливыми мамами, дружно за общим столом жевать свои запасы или приготовленный бригадной поварихой сытный обед, который в период уборки всегда бесплатно готовился для всех, кто убирал урожай.

Но ни Санька, ни Санькины одноклассники и предположить не могли, какой сюрприз им приготовил колхоз вместе с директором школы: после седьмого класса им предложили месяц или даже два пожить в трудовом лагере, оборудованном на территории одной из бригад в 3—4 километрах от станицы, далеко в полях среди небольшого зеленого массива.

Это было время создания первых школьных ученических бригад, в которых подростки 14—17 лет не только помогали колхозам, но и отдыхали, занимались спортом да еще и деньги зарабатывали: с каждым из них заключался договор.

Все они даже не представляли, забираясь в очередной раз в кузов со своими сумками и узлами с постелью, какое лето им предстоит, сколько новых впечатлений, эмоций, сколько опыта и навыков они приобретут в своей ученической бригаде!

Под густыми деревьями в два ряда, образуя улицу, стояли 16 больших палаток, в стороне была оборудована кухня и пристроенная к ней большая деревянная беседка с полом и штакетником по периметру, в которой стояли длинные деревянные столы и скамейки. В одну стену был встроен экран для показа кино, в противоположной было большое окно в кухню для раздачи еды.

В палатках поперек входа до самой задней стенки были сооружены нары – большой настил из досок метров шесть в длину и два метра в ширину на высоте полуметра над деревянным же полом. Небольшой проход вдоль боковой стенки палатки позволял легко добраться до дальней части настила. На нарах уже лежали встык 8 новеньких матрасов, нужно было только разделиться по 8 человек на «спальню» и договориться, кто в какой части настила будет располагаться. Девчонки быстро расстелили свои простынки и развесили на плечиках под потолком свои вещички. Мальчишки же, наспех побросав сумки и узлы на нары, помчались осваивать «стадион»: в лагере действительно были выстроены самодельные футбольные ворота из бревен и установлены столбы для волейбольной сетки и баскетбольных щитов с кольцами – это комсомольская организация колхоза постаралась для новоиспеченных «колхозников» из школьной бригады!

Боже мой! Что это было за лето! Конечно, ранний, в шесть утра, подъем и четырехчасовая работа в поле в жаркий день особенного счастья не доставляли, но все остальное…

Пока ехали после завтрака в поле, еще не проснувшиеся девчонки и мальчишки редко пели песни, больше зевали и переговаривались группками, но вот после работы они переорали, казалось, все известные и не очень песни, трясясь в кузове, наслаждаясь встречным ветерком после жары, пыли и пота в поле. А потом наперегонки бежали к длинным умывальникам, брызгались, обливались, визжали, наслаждаясь холодной водой, отмывая озелененные травой и ботвой руки и ноги; мальчишки мылись прямо здесь, раздевшись до плавок, охлаждая потные лица, шеи и спины; девчонки бежали в отгороженные досками душевые, где вода тоже была холодной, но так приятно в жару было стоять под прохладными нитями и чувствовать постепенное возвращение сил после работы в поле. Ведь эти силы еще ох как понадобятся им к вечеру!

После все дружно бежали в столовую: ах, какой вкусный обед готовила колхозная повариха с помощью дежурных!

Дежурство в столовой по графику было не самой приятной обязанностью «колхозников»: надо было встать в четыре утра, начистить картошки и других овощей на целый день на весь лагерь (а это больше ста человек!), нарезать хлеб, подготовить всю посуду, потом участвовать в раздаче, собрать, очистить и перемыть все тарелки после завтрака, обеда и ужина, вымыть и почистить в холодной воде все кастрюли и сковороды, а вечером еще и расставить по местам всю посуду, вымыть плиту и подмести в столовой пол. Это было потяжелее работы в поле!

Хотя и в поле им было нелегко, работа им доставалась разная. Иногда их увозили далеко в горы – там были бесконечно длинные ряды подсолнухов, которые в июне напоминали детишек и росли неровно, кучками по 4—5 ростков; вот с этими кучками и нужно было бороться: надо было несколько километров идти, наклонясь, и оставлять в каждой такой кучке не больше двух, а лучше – один самый сильный росток, остальные безжалостно вырывать с корнем и выносить с ряда на край поля. Уже на втором километре ребята не наклонялись к земле, а удаляли ростки ногой, подбирая не сразу, а на обратном пути. В такую жару не походишь долго головой вниз! Правда, их никто особенно не торопил, и они часто делали передышки под предлогом «напиться водички», которую им обязательно привозили в небольшой цистерне: вода была чистой и холодной, а передышки были такими приятными!