© Людмила Меренкова, 2020

ISBN 978-5-4498-3835-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЛЮДМИЛА МЕРЕНКОВА Людмила Николаевна Меренкова – учитель, Почетный работник общего образования РФ, «Ветеран труда», работала старшей пионервожатой, заместителем директора по воспитательной работе в гимназии, в настоящее время руководит школьным литературно-музыкальным клубом и проводит Международные конкурсы юных дарований в Пятигорске совместно со Всемирной Ассоциацией Исполнительских Искусств WAPA.

ЗНАКИ С НЕБЕС Сборник

РОМАН ПЕРВЫЙ «Санькины бусинки» Собирая порванную жемчужную нить перед своим выпускным балом, девочка удивилась разнообразию бусинок и, разглядывая их, задремала. Сон, увиденный ею в эти минуты, испугал и удивил ее – и она вспомнила каждое событие, каждую деталь, которые сформировали ее, как личность, создали ее характер и ее отношение к людям и к миру. Она осознала, что оттуда, из детства, тянутся нити всех ее убеждений, всех ее прошлых и будущих ошибок и побед. И что возвращаться туда она совсем не хочет…

– Ой, что же я наделала! – звонкий, почти истерический крик девушки услышали даже соседи этажом ниже.

Крупные жемчужины любимых бус Александры, недавно подаренных отцом к окончанию школы, громко захлопали по деревянному полу и с необычайным проворством разбежались по всей комнате. Их хозяйка так спешно собиралась на свой выпускной бал, что зацепила нитку жемчуга за спинку стула, на котором развесила посреди комнаты свое выпускное платье. Ах, какое это было платье! Легкая кружевная молочного цвета кисея на розовом атласе, летящая юбка и широкий атласный же пояс – такое платье достойно принцессы! Она сама выбирала фасон у портнихи из подаренной мамой ткани. И эти злополучные бусы – длинная жемчужная нить – должны были завершить прекрасный выпускной наряд! И вот – пожалуйста! До вечера – всего час, а бусы разлетелись во все углы!..

Собирая бусинки с пола по одной, Александра невольно осматривала каждую – и вдруг заметила, что они вовсе не одинаковы, как это казалось в ожерелье. Каждая бусина была совсем не похожа на остальные, имела как бы свое лицо: вмятинки и бугорочки, точечки и какие-то перламутровые волны делали каждую бусинку особенной. Было понятно, что каждая из них до того, как их собрали в общую нить, имела свою загадочную, неизвестную историю, свою жизнь…

Минуты шли за минутами, но Александра не вспоминала, что пора спешить, все разглядывала каждую поднятую бусину, как будто читала по этим отметинам историю ее жизни до того, как она попала в ожерелье…

«Вот и мы в нашем классе такие разные! – вдруг подумала Сашенька. – Собрали нас когда-то в одно „ожерелье“, и притирались мы друг к дружке 10 лет: то царапали побольнее, то влюблялись, то шишки набивали, и со стороны выглядели почти одинаковыми, стали почти семьей, как эти бусины на одной ниточке! А ведь завтра ниточка оборвется – и рассыплемся в разные стороны по всей Земле… Что за судьба ждет каждого?»

Сжимая подобранную бусинку в ладони, Саша задумчиво присела на ковер, прислонившись спиной к мягкому краю дивана – и внезапно комната куда-то отодвинулась или растворилась в перламутровом тумане, а маленькая бусинка в ладони девушки вдруг стала расти, расти… и вот уже все бусины завертелись огромными шарами в сумасшедшей карусели – и весь реальный мир исчез за этим вихрем.

И снится ей сон. Она бежит в школу на свой выпускной, опаздывая из-за этих злополучных бус. Двор школы был пустынным (все уже давно вошли в здание), из открытых окон слышалась музыка и шум многочисленных голосов. По этому шуму Саша поняла, что бал еще не начался, и, значит, она еще не опоздала. Она вбежала в холл, нарядная толпа родителей, учителей и ребят расступилась перед задержавшейся выпускницей, и Александра через этот проем увидела свое отражение в знакомом зеркале против двери, перед которым всегда задерживались девчонки, войдя в школу: из отражения на нее смотрела маленькая девчушка лет трех. Золотистые кудряшки светились под ярким праздничным светом зала, выцветшее фланелевое платьице не прикрывало детских подтяжек, которые держали простые коричневые чулочки.

Девчушка растерянно разглядывала Сашеньку из зеркала, и в ее глазах появился испуг. Саша тоже удивленно и испуганно смотрела на отражение и не могла понять, почему она это видит в зеркале.

Все присутствующие в холле люди тоже замолчали и удивленно смотрели на Сашу. Наконец, она очнулась и спешно оглядела себя: здесь, не в зеркале, она была собой и одета в свое нарядное выпускное платье! Кто же это отражался в зеркале? Она снова осмотрела себя, убедилась, что все в порядке, даже бусы она успела надеть, а вот из зеркала на нее по-прежнему смотрела та маленькая девочка, и все в зале смотрели на Сашу, как будто здесь перед ними стояла та девчушка, а не взрослая нарядная выпускница. Это было написано в их удивленных глазах и сочувственных позах. Они как будто хотели спросить ее, что она здесь делает в такой поздний час и с кем она пришла.

Наконец, до Сашеньки дошло, что это она отражается в этом проклятом зеркале, и страх стал охватывать все ее тело, постепенно расползаясь от кончиков пальцев ног до головы. Это не могло быть правдой, она не может быть такой маленькой сейчас, она закончила школу, она -выпускница! Сейчас все убедятся, что зеркало их обманывает! Саша медленно пошла к зеркалу навстречу маленькой девочке – отражение двинулось к ней, а потом произошло что-то совсем ужасное: едва Саша прикоснулась к зеркалу, как отражение протянуло к ней маленькие ручки, ухватило за бусы и стало тянуть ее на свою сторону!

Санька с ужасом поняла, что эта маленькая оборвашка вот-вот втянет ее в тот мир за зеркалом, в который она не хотела возвращаться. Она изо всех сил попыталась упереться в холодную зеркальную поверхность, но зеркало оказалось вязким, как густой кисель и упереться в него никак не получалось…

Бусина первая: первая любовь.

Самое первое воспоминание Александры из раннего детства было о любви. Ей было года два – три, когда родители начали строить свой первый дом в родном селе отца позади дедовского дома.

Новыми соседями оказались очень приветливые тетка Алена с мужем Николаем и сыном – подростком Ванькой. «Ванечкой» – так сразу назвала его маленькая Саша («Санечка и Ванечка» – смеялись соседи).

Этот Ванечка сразу стал лучшим другом малышки, может быть, потому что родители девочки были заняты стройкой и младшим братишкой Саньки, и она выглядела заброшенной и одинокой. Ванечка же рассказывал ей разные истории, пел ей свои непонятные песни под гитару, катал на велосипеде и строил для нее замки из песка, которого навезли целые горы для стройки. Лучше Ванечки, пожалуй, у Александры за всю жизнь друга не было!

Когда его забирали в армию, Санька рыдала так, что вся родня не могла утешить четырехлетнюю «подругу солдата». Но случилось то самое счастье, о котором как раз и говорит известная пословица: благодаря еще в детстве перенесенной болезни уха Ванечку уже через месяц комиссовали и вернули домой.

Но на радостях Ванечка так активно загулял с девчатами, что вскоре женился, как сказали бы теперь, «по залету». На его свадьбе Санечка радостно кричала вместе со всеми «горько» и во весь голос орала свою любимую песню «Россия – родина моя».

Шли дни, и Санька, в силу своего малого возраста, сначала никак не могла понять, почему ее такой верный дружок все свое время теперь проводит с этой теткой, которая совсем ей не нравилась, потому что отнимала у ее Ванечки ее, Санькино время. Но, наблюдая за их поцелуями и играми за низким штакетником, совсем не прикрывавшим соседский двор, она все же сообразила, что здесь пахнет предательством, и ее Ванечка уже вовсе не принадлежит ей безраздельно, как раньше.

И снятся ей сны, именно сны, а не сон, потому что этих снов было много. Будто бы в комнате, где спала Саша, под большой деревянной табуреткой с толстыми перекладинами поселилась эта молодая семья. Там, в их малюсенькой комнате все было как настоящее: кровать, стол, стулья, печка. И сами они тоже были настоящие, живые, только маленькие, не больше Санькиной куклы.

В каждом сне обиженной девчонки все происходило по одному и тому же сценарию: когда Ванечка уходил на работу, Санька вытаскивала сопротивлявшуюся и орущую молодую жену из-под табуретки и шлепала ее своей ладошкой «пониже спины», пока не просыпалась сама.

Каждое утро Санька просыпалась в слезах, но никому не жаловалась и ни с кем эта маленькая ревнивая женщина не делилась ни своим сном, ни своим горем. Возможно, если бы в те времена в селе были детские психологи, они бы разглядели в этом и недостаток любви и внимания со стороны семьи девочки, и задатки будущей ревнивой женщины, и способность и стремление этого маленького человечка любить и быть любимой.

А в четыре года Сашенька месяца через два – три навсегда забыла и о своей любви, и об этих снах, да и о самом Ванечке. Вскоре, продав недостроенный дом, ее семья уехала в большой северный город: так мама Александры пыталась увезти своего слишком общительного мужа от его сельских подружек и дружков, очень уж отвлекавших его от семейной жизни. И Сашеньку захватил совсем другой мир, в котором формировались совсем другие качества и грани ее личности.

Бусинка вторая: едем – едем на Урал!

Паровоз на станции ревел и пыхтел, словно торопил решившихся на дальнее путешествие пассажиров поскорее тронуться в путь. С каждым вздохом черного чудовища из его трубы вырывалось огромное грязновато-белое облако пара и сразу растягивалось хвостом и опускалось, и окутывало туманом жавшихся друг к дружке, растерянных перед дальней неизведанной дорогой папу, маму и 2-х перепуганных детишек четырех и пяти лет, как будто хотело защитить их от грозного черного пыхтящего монстра-паровоза.

Так Санькина семья коренным образом меняла свою жизнь. Продав за бесценок едва достроенный свой первый семейный дом, они уезжали на север – на Урал, в большой промышленный город, полный горнодобывающих и химических заводов и Зэков (так называли заключенных), потому что вся округа была опутана цепью тюрем, лагерей и поселков для осужденных поселенцев.

Что толкнуло их на этот шаг, Санька тогда, в свои пять с половиной лет, не знала и воспринимала поездку не как переезд на новое место жительства, а как приключение. Сейчас, накануне своего выпуска из школы, она знала, что мама таким способом хотела увезти своего слишком общительного мужа как можно дальше от дружков и подружек из его родного села. Они рассчитывали, что деньги, вырученные за дом, помогут им создать фундамент новой жизни, а «северная» зарплата позволит, наконец, выбраться из нищеты. Но зарплата оказалась далеко не «северной», а все деньги за дом испарились во время реформы 1961 года!

Санька помнила, что часто на ужин мама делала очень необычное блюдо, которое она называла смешным словом «тюря»: мама крошила сухари в большую чашку и обдавала их кипятком, потом сдабривала это подсолнечным маслом и посыпала сахаром. Эта «тюря» почему – то очень нравилась детям. Но когда Санька уже подростком попробовала приготовить давно позабытое в их сытой кавказской жизни лакомство, есть его она не захотела (может, сухари или масло были не такими?).

Наверное, не случайно запомнилось ей из той северной жизни одно священнодействие: мама ежедневно давала им с братом рыбий жир, потому что они были слабенькими и болезненными. Но этот противный рыбий жир они соглашались пить, только если разрешалось заедать большой столовой ложкой изумительного клубничного конфитюра: огромные красные ягоды, пропитанные сиропом, жирные и прозрачные, выдавались только в придачу с рыбьим жиром, в другое время огромная жестяная банка с конфитюром пряталась под замок!

В общем – то, дети не замечали бедности, и только в воспоминаниях осталось, что Санька и приехавшая к ним на целый учебный год младшая мамина сестра, четырнадцатилетняя Зоя, спали вдвоем на составленных вместе двух фанерных ящиках из-под спичечных коробков. А первый диван купили только через год для братишки. Все это воспринималось, как должное: в их бараке все жили бедно.

И запомнился еще один эпизод: когда семья еще только приехала на север, остановились они в небольшом бревенчатом доме у дальней родни, которая и сманила их в этот вояж. Первые дни все шло хорошо, но Санька помнит, после чего их семья срочно переселилась совсем в другой дом на другом конце города. Однажды вечером, когда обе семьи были в сборе и готовились ужинать, хозяйка вдруг запретила им садиться за общий стол, и они вчетвером ужинали на табуретке у двери, присев на корточки. Какова была причина такой внезапной нелюбви и унижения, дети, конечно, не знали, но свою радость от переезда в другой дом Санька помнила. Видимо, действительно, родственники не очень были рады их присутствию в доме. Может быть, благодаря этому событию из ее детства, Санька не слишком старалась сближаться с любыми своими родственниками, усвоив, что люди делятся не на «родных» и «чужих», а на «хороших» и «плохих».

И все последующие события только утвердили это ее убеждение.

Дом, куда переехала семья после родственников, сняв весь первый этаж, был тоже бревенчатым, но имел два этажа и очень приветливую хозяйку, которая все время баловала детей то сладким печеньем из картошки, то вареньем из дикой малины. Иногда она даже приглашала всю семью на ужин, а главное, разрешила завести кота, играть с ее собакой и бегать по всему большому двору. Комната на первом этаже (хозяйка занимала второй этаж) была просторная и теплая, с большой печкой посредине и тремя окнами.

Когда родители получили комнату в бараке на другом конце города, Санька очень не хотела переезжать, но на новом месте жить было дешевле, барак стоял почти в центре города, и, главное, рядом была школа, а Саньке уже пора было идти в первый класс.

В их бараке был длиннющий общий коридор и целых 24 комнаты, в которых жили очень непохожие друг на друга семьи: напротив жила семья с маленькой болезненного вида девочкой, которая почему-то каждый день приходила к Санькиной семье в комнату и что-то очень необычно вкусно жевала. Синюшный цвет лица и большие круги под огромными синими глазами делали лицо девочки почти трагичным. Такой трагичной была и ее судьба: через полгода девочка умерла, и ее всем бараком хоронили прямо из коридора, и эта первая в жизни Саньки такая близкая смерть потрясла ее и запомнилась навсегда.

Через три двери от комнаты Саши жила немецкая семья (высланных на Урал немцев в городе было много, но откуда знать об этом могла семилетняя девочка?). То, что это были немцы, очень занимало пытливый Санькин ум, наверное поэтому мальчик Алик с черными кудрявыми волосами очень привлекал любопытство Саньки. Во всех играх «в семью», когда вся детвора в беседке во дворе «строила» из одеял и покрывал свои «семейные квартиры» и делились на пары, Санька очень ревниво старалась привлечь в свои «мужья» именно Алика. Это ее желание очень не нравилось соседскому хулигану Витьке, и он каждый раз лез в драку с красивым Аликом за право быть Санькиным «мужем». Тот легко уступал эту свою привилегию, что в свою очередь уже не нравилось Саньке. Почти каждый раз «семьи» разбегались с ревом и драками – и это так похоже было на реальную жизнь взрослых в бараке!

Но вскоре в их жизнь снова ворвалась беда: красавица мама Алика, работавшая на стройке бетонщицей, как судачили соседки, надорвалась, подняв тяжелое корыто с раствором, и умерла в страшных муках. Такой же красивой, в ярком синем платье, она, как живая, лежала в гробу, и было страшно и непонятно детям, почему так с надрывом рыдает над ней папа Алика, а сам Алик с почерневшим ангельским личиком, не отрываясь, смотрит в гроб и молчит. Вскоре Алик с папой навсегда покинули и барак, и город, принесшие им непоправимое горе.

А у Саньки появился новый дружок. Одну из комнат в бараке занимал молодой паренек. Он жил один, но в комнате вечно собирались компании, правда, они удивляли соседей тем, что не пили и не шумели. И поэтому не вызывали ни у кого беспокойства, тем более, что в каждой семье в то нелегкое время своих проблем было, что называется, «по горло».

Санька с братишкой каждый день оставались на много часов одни: папа работал водителем самосвала с утра до ночи, а мама была воспитателем в строительном общежитии, и ее рабочий день начинался в 8 утра; потом она приходила на несколько часов домой, а к четырем снова уходила на весь вечер допоздна в беспокойное свое общежитие, где основной контингент строителей – это бывшие заключенные многочисленных окрестных тюрем и лагерей.

Она, конечно, сильно переживала за оставленных дома детей семи и шести лет, но другого выхода не было. Однажды ей пришлось искать их в темноте в парке неподалеку, куда старшая сестра Александра увела своего младшего брата «посмотреть на фейерверк». Две хворостинки через час отчаянных поисков по всему массиву парка под двойной рев загулявших ребятишек быстро вернули их домой.

Второй случай был уже не настолько безобидным, и подробностей этой истории Санька так и не смогла узнать впоследствии от мамы: до конца жизни мама так и не рассказала Саньке, почему таким громким скандалом закончилась «дружба» общительной девицы Александры с тем самым молодым соседом. Сама Санька почему – то напрочь забыла, почему мама силой вытащила ее из комнаты этого парня, она помнила только, что там было очень весело: дружок играл на гитаре, на столе было много вкусностей, компания смеялась и шутила. Правда, когда мама прибежала за Санькой, компании уже не было, Санька и ее дружок были в комнате одни; почему так всполошилась и раскричалась мама, налетев на парня с кулаками и ругательствами, и почему потом приезжали милиционеры и забрали ее дружка с собой, Санька так и не поняла, и никто ей объяснять это не собирался.

С этого дня детей больше одних не оставляли, а через неделю к ним на постоянное место жительства приехала мамина младшая сестра Марина – серьезная и ответственная семиклассница, в чьи обязанности входило следить, кормить, выгуливать, развлекать и образовывать Саньку с братом. Сказки и истории, мастерицей рассказывать которые была Марина, Санька запомнила на всю жизнь. Только через много лет в пионерском лагере она встретится еще с одной такой же мастерицей рассказывать истории, не заглядывая в книжки.

Жизнь в центре города подарила детям одно из чисто городских развлечений: на их улице открыли новый маршрут троллейбуса! Эти блестящие, яркие, с огромными окнами и дверями – гармошками машины влекли к себе всю окрестную детвору. Хохочущие «зайчишки» заскакивали в троллейбус на своей остановке, высматривая сначала, где находится кондуктор, которая не успевала за один пролет пройти весь салон, – и шустро выскакивали на следующей остановке. Так можно было кататься до бесконечности! Все это не очень нравилось пассажирам, но поделать с проворной ребятней они ничего не могли, не ловить же и не отдавать в руки кондуктора! Оставалось только ждать, пока им это новшество надоест.