– Да прям! – Вера рассмеялась, и отставила в сторонку швабру, а Ольга удивленно уставилась на эту маленькую женщину, похожую на сдобный колобок. – Если ты все делаешь неправильно, то как ты могла родить такого отменного мальчишку? Ты курила? – Вера строго сдвинула брови.

– Нет… – Ольга смотрела уже не удивленно, а ошарашенно.

– Пила всю беременность?

– Нет!

– На учете стояла у врача?

– Да!

– Ну! И где ты неправильная?!

– Да я не о том…

– А я об этом. Говорят, что когда кажется, надо перекреститься и все пройдет! Ну-ка, давай-ка попробуй! Давай-давай! Вдруг поможет? Хотя… как ты сможешь, ребенок же на руках. Дай-ка, я подержу, а ты пробуй.

Вера все это время маленькими шажочками подходила к окну и сейчас стояла прямо возле подоконника. Она протянула руки:

– Доверишь мне свое сокровище? Я очень осторожно!

Ольга машинально протянула ребенка Вере. Та взяла на руки малыша и улыбнулась:

– Смотри, какой глазастый! А чьи глаза-то? Ну-ка, покажи мне свои. Нет, так я не вижу. Иди сюда, спускайся! – Вера шагнула назад, к кювезу, в который положила малыша. – Хорошие люльки придумали, правда? – она протянула руку Ольге. – Иди ко мне!

Оля оперлась на руку Веры и спрыгнула с подоконника, охнув от боли.

– Рано тебе еще прыгать! Ложись-ка, я сейчас врача тебе приведу! – Вера закрыла окно.

– Не уходите! – Оля села на кровать.

– Как скажешь. Что случилось у тебя, девочка? Мне можно рассказать. Я человек посторонний, через пару дней тебя выпишут, и ты про меня забудешь. А я-то даже не знаю, как тебя зовут.

– Оля…

– А сына как назовешь?

– Не знаю пока. Мне имя Дмитрий всегда нравилось, а там… как решат…

– Кто решит? Муж?

– И родители.

– Чьи?

– Мои… его… – Ольга заплакала.

Вера тихо гладила ее по плечу и кивнула головой Маше, которая уже несколько минут стояла возле двери вместе с половиной персонала роддома. Шуганув всех жестом, она показала Вере, что в коридоре стоит штатный психиатр и прикрыла двери.

– Оленька, что такое? Что ты плачешь? Муж тебя обижает?

Ольга удивленно посмотрела на женщину:

– Да нет. Он хороший человек.

– Тогда понятно. Ты его не любишь?

– Не знаю.

Вера подкатила поближе кювез:

– А мальчишка у тебя такой, как будто все-таки ты его немножко любишь.

– Почему вы так говорите?

– Я много лет здесь работаю, всякого навидалась. Красивый, здоровый парень. А посмотри, какой спокойный. Ты тут целую бурю затеяла, а он так и не проснулся. Такие хорошие дети от любви рождаются. Если сразу не сказала, что не любишь, значит может и есть что. А ты с ним разговариваешь? Или он слушать не хочет?

Ольга задумалась и нехотя ответила:

– Не знаю… Я не пробовала ему ничего рассказывать.

– А что так?

– Боюсь…

– Чего? Что он тебя из дома выгонит?

Ольга первый раз с начала беременности улыбнулась:

– Нет! Ему такое и в голову не придет.

– Так ты его немножко знаешь, оказывается. А он тебя?

– А он меня – нет.

– Потому что не даешь?

– Получается так.

– Ждешь, когда он твои мысли читать научится? Почему просто не скажешь ему, что не так?

Ольга смотрела в окно, за которым опускался летний вечер и задумчиво вертела в руках пинетку.

– Может вы и правы…

В кювезе завозился и закряхтел ребенок. Ольга вскочила и болезненно охнула:

– А говоришь, что плохой мамой будешь! Не выдумывай себе проблем, там, где их нет, Оленька. У тебя их и без того хватает, а теперь еще и добавится. Вот этот самый молодой человек сильно веселой сделает твою жизнь. И это очень хорошо, правда?

Оля вытащила сына и прижав его к груди, с благодарностью посмотрела на Веру.

– Вы придете еще?

– А ты больше не полезешь проветривать сама?

– Нет! – улыбнулась Оля.

– Тогда приду. А ты мне кое-что пообещай, ладно?

– Что же?

– С мужем поговорить – раз, ну это потом, как пустят, и с Леонидом Петровичем – два.

– А это кто?

– Психиатр наш.

Ольга насупилась и крепче прижала к себе сына.

– Не бойся! Ты не первая и не последняя. Глупость это, что все сразу мамками становятся моментально, как родили. А он тебе помочь может. Если разрешения не дашь – никто об этом и не узнает.

– Точно?

– Сама спроси. – Вера приоткрыла дверь в палату и поманила врача, который ждал в коридоре. Седой как лунь, похожий на Деда Мороза, Леонид Петрович, обладал удивительной способностью мгновенно и навсегда располагать к себе людей. Вера улыбнулась, видя, что реакция Ольги на психиатра ничем не отличается от других рожениц, которые прошли через подобные беседы и тихонько вышла из палаты. Там она без сил опустилась на банкетку и подскочившая к ней медсестра тут же натянула на руку Веры манжетку аппарата, чтобы померять давление. Прибежавшая из ординаторской Маша схватила подругу за другую, считая пульс:

– Вера! Что? Плохо тебе?

– Нормально, Машенька. Сейчас, посижу минутку…

Минуткой дело не обошлось и Веру уложили в пустой палате, поставив капельницу и строго-настрого запретив что-то делать в течение суток.

– Конечно! – кивнула та. – Только домою коридор перед ординаторской.

– Вера! Ты неисправима! Лежи! – Маша присела рядом и взяла ее за руку.

Они были знакомы больше двадцати лет. Почти с того самого дня, как, молодая тогда, Вера, пришла работать в роддом. Тихую, скромную молодую женщину быстро оформили на должность санитарки. Младшего персонала не хватало. Через пару месяцев старшая сестра нарадоваться не могла на нее:

– Досталось мне счастье! Что не попросишь – готова! Работает так, что все горит кругом.

Она пыталась уговорить Веру учиться, чтобы сделать из нее медсестру. Вера поначалу отнекивалась, но потом принесла и положила перед старшей сестрой диплом.

– Ничего себе! А почему по специальности не пошла работать? – Ирина Михайловна крутила в руках красный диплом медицинского вуза. – Почему роддом?! Ты же психиатр.

– Есть причины. И не спрашивайте меня больше ни о чем, хорошо? Я диплом показала, чтобы вы не думали, что я вас не уважаю, совета не слушаю. И просьбу можно? Не рассказывайте никому!

Ирина Михайловна только кивнула, удивленно посмотрев на эту странную женщину.

Вера продолжала работать санитаркой, и никто до поры до времени не знал ни ее истории, ни того, что именно привело ее работать в роддом. Правду она, несколько лет спустя, рассказала только Маше, с которой у них сложились странные отношения чуть ли не с первого дня знакомства. Бывает, что люди чувствуют друг друга, свою «родственную» душу. Вот так получилось и у них. Вера, оставшаяся совсем одна после ухода мамы, сначала осторожничала, а потом успокоилась и открылась Маше.

Маша тогда ждала своего старшего сына, и Вера подхватила ее на лестнице, когда та чуть не потеряла сознание. Слово за слово и через год они уже не мыслили дня друг без друга. Вера стала крестной младшего сына Маши и все эти годы была самым доверенным ее другом. Может быть поэтому, когда, лет пять спустя после знакомства, Маша спросила, что же случилось в жизни Веры, та не стала отнекиваться и рассказала все как есть…

– Я замуж вышла, только-только закончив вуз. Он был старше меня почти на десять лет. Мне казалось, что я нашла того самого, единственного. Голова моя ушла куда-то, оставив только безумную какую-то влюбленность, с которой я не в силах была ничего сделать. Маме моей он совершенно не понравился, почувствовала она что-то что ли… Но кто ж слушает родителей, когда голова кругом и минуты без него прожить невозможно? В общем, мы поженились очень быстро. Поначалу все было хорошо. Жили мы у него, в квартире, которая от бабушки досталась. А спустя какое-то время я начала себя ловить на том, что он странно себя ведет, а я ему потакаю. Сначала это были какие-то незначительные претензии, вроде невымытой вовремя чашки или не так висящего полотенца. Я не придавала значения. Он всегда был патологически аккуратен, но мне это нравилось. Потом – больше. Я стала не так выглядеть, не так думать и прочее, прочее, прочее. Очнулась я окончательно, когда была уже беременна, на седьмом месяце. Тогда он первый раз поднял на меня руку… – Вера побледнела и замолчала. Маша тихо гладила ее по руке. – В тот раз он вымолил у меня прощение. В ногах валялся, рыдал, клялся, что больше не повторится такое. Мама его приезжала, тоже умоляла, плакала. Моя мама сказала, что если я не уйду сейчас, то, возможно, не смогу уйти никогда. Она готова была увезти меня, спрятать. А я, глупая, отказалась… Второй раз был совершенно другим и последним…

– Вера…

– Он уничтожил меня. Ребенок… девятый месяц… шансов нам он не оставил. Меня собирали буквально по частям. Матерью мне больше не быть. А ребенка моего не спасли. Это был мальчик…

Маша обняла подругу и ревела навзрыд вместе с ней. Успокоились они нескоро.

– Где он сейчас?

– Сидит. И еще долго будет.

– Ты поэтому не работаешь по специальности?

– Да. Какой из меня психиатр, если я в своей жизни такого наворотила? Если не смогла разглядеть всю клиническую картину, которая у меня прямо под носом была? Отличница! – горько усмехнулась Вера.

– Верочка, ты не права!

– Не знаю… Возможно. Но, сейчас я чувствую, что правильно так.

– А почему роддом?

– Сама не знаю… Я, когда малышей вижу… мне легче становится. Жизнь идет дальше… Просто так случилось со мной… А бывает же иначе. Должно быть… Я вот на тебя смотрю, – Вера погладила Машу по животу, в котором уже начинал потихоньку пинаться ее будущий крестник, – и у меня просто сердце поет. Будет новый человек! Представляешь Машка, целый человек! Это же такое чудо!

Машиных детей: Илью – младшенького, Васю – старшего, Вера полюбила всем своим нерастраченным материнским сердцем. Мальчишки отвечали ей взаимностью, шепча на ухо секреты, засовывая, любовно выбранные, "самые вкусные" конфеты по карманам ее пальто в детстве. И готовы были по первому зову лететь к «маме Вере», когда выросли. Она стала для них и другом, и авторитетом, и просто самой любимой "Верочкой".

Маша только посмеивалась:

– Доведете мать! Отправлю вас жить к Вере и уйду в кругосветку! Все нервы вытрепали, поросята!

– Мам, а когда наступит этот прекрасный день? – Вася увернулся от тапочка, и показал язык матери. – Вот! А Вера не будет меня угнетать воспитанием!

– Ну, конечно! Поймет, простит и отправит в кадетский корпус!

– Куда? – Вася в притворном ужасе уставился на мать.

– Туда! Где тебе привьют немного ума и дисциплины! У тебя ЕГЭ на носу, а ты не чешешься. Позвоню-ка я ей, наверное…

– Пошел чесаться! – Василий ретировался.

– То-то! – Маша удовлетворенно хмыкнула.

Вера стала для нее той сестрой, которой у нее никогда не было. Теперь она уже не представляла себе жизни, в которой нет Веры. Она точно знала, случись что с ней или с мужем, ее дети будут под самым надежным присмотром и их совершенно точно будут любить.