– То есть, вы выполнили обещание, данное потенциальным избирателям? – с подвохом спросил журналистка.

Похлебкин засмеялся невеселым смехом:

– Ну что вы?! Мы привыкли ставить точки над «и» при выполнении своего задания. А здесь еще многоточие. Но мы обещаем, что партия «Народная власть» это дело просто так не оставит.

– А вас не пугает, – хитрым голосом спросила журналистка, – слух о том, что это вы, «Народная власть», сами и подожгли этот притон?

– Нас не пугает, – ответил Востриков, хотя вопрос был адресован Похлебкину. – Как говорится «на чужой роток не накинешь платок». Пусть думают, что хотят. А мы в «Народной власти» радеем за родной город и его жителей.

И он смахнул с глаза невидимую слезу.

– Во дают, – восторженно присвистнула Назира. – Вот это, я понимаю, пиар. Сейчас рейтинг вверх поползет.

– Да ты что, вдруг на нас подумают, какой тут рейтинг? – возмутилась Кира.

– Я вас умоляю! Попомните мое слово. Рейтинг взлетит до небес. Народ решит, что мы крутые. Да эти подпольные «точки» каждый второй мечтает поджечь. Только это уголовщина, не каждый решится. А мы, получается, молодцы. Да стопудово это нам на руку! – просветила собравшихся Назира.

– Боже мой, какой цинизм у такой юной дамы, – печально констатировала Сологубова.

Назира окинула ее цепким взглядом:

– А такой наив в вашем, далеко не юном возрасте, – это прискорбно. Тем более, у человека, занимающегося политикой.

– Немедленно извинись перед Татьяной Митрофановной, – чеканя слова, произнес Торопов.

– Еще чего! – пыхнула Назира, поднимаясь. – Да ну вас всех! Скучные вы.

И она, не прощаясь, хлопнула дверью.

Глава 8

– Я, безусловно, тронута тем, что ты в кои-то веки послушалась меня и пошла в партию. Хотя, конечно, нужно было идти в раскрученную. Желательно – в партию власти, на худой конец, к Жириновскому. Ну да ладно. Пусть будет «Народная власть». Есть шанс достичь в жизни чего-то стоящего. Но работать-то ты собираешься?

Тон Кириной мамы, Алисы Витальевны Кораблевой, был недовольным, как всегда в разговоре с дочерью.

– Мама, я работаю. Просто у меня накопилось двадцать пять дней отпуска только за прошлый год. А уже середина этого. Поэтому взяла отпуск и почти все время сижу в общественной приемной.

– То, что ты сидишь в приемной, меня не удивляет. Тебя куда ни направь, ты там и будешь сидеть. Сама никакой инициативы не проявишь, – Алиса Витальевна окинула дочь пренебрежительным взглядом.

– Про какую инициативу ты говоришь? – удивилась Кира.

– Да про такую! Это что, твоя программа максимум – сирым да убогим помогать? А карьеру ты делать собираешься? Ты сейчас все отпускные потратишь и опять без денег останешься. Хотя, какие там деньги? Старший помощник младшего дворника, – Алиса Витальевна с досадой махнула рукой.

– Мама! Я бухгалтер! – выкрикнула Кира со слезами в голосе.

– Ой, бухгалтер на рынке… Там только с молдаванами и можно познакомиться, – презрению матери не было предела.

Кира окаменела. Эта тема была запретной. Рана чуть зарубцевалась, но тронь ее, как сейчас мама, и снова откроется, закровоточит. Алиса Витальевна тем временем продолжала:

– Где твои амбиции? Ты должна добиться перевода в центральный офис партии. Тогда есть смысл продолжать. А иначе…

Кораблева старшая порывисто встала и сцепила руки в замок.

– Мама, чего ты от меня хочешь? – спросила Кира устало.

– Я от тебя уже ничего не хочу, – от маминого тона повеяло таким холодом, что Кира поежилась. – Ну что ж! Я еще немного за тобой понаблюдаю и, чувствую, отпущу тебя в свободное плавание. Сама снимай квартиру, оплачивай ее, покупай и готовь продукты. И это все на твою зарплату бухгалтера. Я жду еще месяц. Не будет подвижек – собирай вещи.

Кира на ватных ногах вышла из дома и обессилено плюхнулась на скамейку во дворе. Сложила ладони лодочкой и зажала их коленями. Надо что-то решать, и уже давно, это понятно. Дома находиться все сложнее.

Там и раньше-то было не сахар. Поэтому она ходила с подругами по кафешкам, кино, засиживалась допоздна на работе.

А уж когда появился Эмил, на работе чуть ли не поселилась. Эмил Чореску трудился на рынке водителем-экспедитором. Но это только называлось так красиво, на самом деле ему приходилось не только груз привозить-отвозить и бумаги оформлять, но еще и обязанности грузчика выполнять.

Эмил снимал маленькую комнатушку в многокомнатной квартире, и Кира иногда оставалась там ночевать. И, боже мой, как они были там счастливы…

Все было прекрасно, пока однажды Кира не наткнулась на закрытую дверь. Больше Эмила она не видела. Вот тогда она приползла домой к маме, зализывать раны. Но зализать не получилось. Мама пилила ее с утра до вечера и превратила в сущий ад пребывание дочки в родных стенах.

Кира долго терпела, но однажды, во время очередной отповеди, чтобы прекратить этот бесконечный зудеж, в очередной раз внезапно спросила:

– Мам, а кто мой отец?

Почему-то ей всегда думалось, что мама просто очень несчастна, раз все время одна да одна. Вот и злится. А ведь была же в ее жизни своя история, появилась же у нее Кира. И если мама вспомнит об этой истории, а еще лучше, расскажет, выговорится, то ей сразу станет легче. Ей представилось, как у мамы вдруг потеплеет взгляд, она украдкой смахнет слезу, поднимет глаза на Киру и как-то по-новому на нее посмотрит. А может даже и обнимет.

Алиса Витальевна замолчала на середине предложения, подошла к ней и с размаху залепила пощечину:

– Если еще раз посмеешь задать такой вопрос, ты мне не дочь.

– Мама, ну почему? – заплакала Кира.

– Ты меня услышала. Тема закрыта.

Тогда в первый раз Кира захотела уйти из дома. Все равно куда, только бы уйти. Но зарплата не давала возможности жить самостоятельно. Вот и терпела.

Сегодня она снова поняла, что так дальше жить нельзя. Надо решать вопрос прямо сейчас, немедленно. Устраиваться еще на одну работу, покупать продукты подешевле, меньше есть… Ничего, проживет! А то, что у нее маленькая зарплата, чтобы жить одной, – отговорки и страх принимать решение! Тямтя– лямтя!

Кира еще немного посидела, а затем решительно двинулась в «Искру».

В обеденное время в офисе было малолюдно. На рабочем месте был только Торопов, который заканчивал разговор с абсолютно лысым дядечкой. Тот тряс перед Сергеем Ефимовичем кипой растрепанных листов и постоянно приговаривал: «Теперь-то вы меня понимаете?»

– Я вас прекрасно понял и постараюсь вам помочь. В следующий понедельник позвоните, и я скажу, как продвигается ваше дело.

Мужчина встал, с чувством тряхнул Торопову руку и, подхватив свои бумаги, ринулся к выходу.

– Вот же наши бюрократы, почище всякой «пятой колонны»! Они-то и расшатывают доверие к власти. До маразма дошло: пока президент не вмешается, толку не будет. Это же уму непостижимо! Человек два года ходит по инстанциям по поводу своей дачи. И даже решение суда есть в его пользу, но дело с мертвой точки не сдвигается.

– А как вы сможете сдвинуть это с мертвой точки? – поинтересовалась Кира.

– Да никак. Это только Вострикову под силу. Ему и передам дело, – ответил Торопов, складывая копии документов в папку.

Кира немного помялась, а потом решилась:

– Сергей Ефимович, у меня к вам личный разговор.

Торопов поднял глаза от бумаг.

– Слушаю тебя, – слегка удивленно сказал он.

– Дело в том, что мне негде жить, – выдохнула она и коротко рассказала о своей проблеме. – Я хочу с вами посоветоваться. Может быть, мне можно некоторое время перекантоваться здесь, в офисе? Я бы на раскладушке спала до семи, а к восьми утра убирала ее.

Торопов задумчиво помолчал, а потом сказал:

– Я думаю, что эту проблему мы решим. Поживи пока здесь, как и планировала. А я поговорю с Востриковым, может, он что придумает. На худой конец, у меня дача пустует.

Услышав эти слова, Кира чуть не заплакала от облегчения и в порыве благодарности молитвенно сложила руки.

– Ладно, иди работай. Все в порядке, – Торопов вернулся к бумагам.

Глава 9

Глафира смертельно хотела спать. Они с друзьями тусили всю ночь, и она думала не идти сегодня в «Искру». Могут же у нее быть и свои дела. Но позвонила Врачиха и сказала обязательно прийти. Якобы сегодня будет какая-то проверка. Пришлось тащиться.

Но пока никакими проверяющими и не пахло, а шла обычная рутинная работа. Время тянулось медленнее обычного, Глаша еле доработала до обеда.

Только стукнуло двенадцать, как она уже неслась в кафе «Пингвин». Там девушка взяла себе латте и кусок орехового торта. Мама бы ее выругала за то, что она не пойми как питается. Она по старинке считала, что на обед обязательно надо есть суп. Сама же Глаша его терпеть не могла, другое дело пицца или гамбургер. Еще она любила спагетти с кетчупом, будь ее воля, только их бы и ела. А вот Назира за собой очень следила, никакого мучного.

Глафира доела торт до последней крошечки, допила сладкий напиток и нехотя покинула гостеприимное кафе. На улице на нее сразу налетел прохладный ветер, и Глаша, на которой была только дурацкая партийная рубаха в клетку, зябко поежилась.

Было бы классно завалиться в какую-нибудь киношку, взять попкорн, колу и смотреть что-то про инопланетян. Интересно, а Вене такие фильмы нравятся, или ему больше по вкусу про войну? Эх, ничего не поделаешь, нужно идти в «Искру», чтобы выбиваться в люди.

В приемной Кира успокаивала какую-то старуху, которой пришел счет на оплату коммуналки. Та голосила так, будто у нее случилось горе. Подумаешь! Плати по счету, а если денег нету – переезжай в квартиру поменьше и в другой район, куда-нибудь на выселки. А то живет в самом центре и еще чем-то недовольна.

Торопов разговаривал с дерганым плюгавеньким мужичком в затасканном парусиновом пиджаке, усыпанном перхотью. Глаша брезгливо передернулась. А Сергей Ефимович будто не замечал ни несвежей рубашки, ни грязных рук посетителя, ни ногтей, с «траурной полоской» под ними. Слушал жалобщика внимательно, по-птичьи склонив голову к плечу и время от времени делал пометки в блокноте.

Деловую обстановку разрядила трель Глашиного телефона, ворвавшаяся в приемную голосом певицы Нюши : «Я хочу тебя любить, программируй меня, обними меня…»

Звонил Вениамин. Глафира неожиданно покраснела, а сердце сделало лишний удар. Она не хотела себе признаваться в том, что стала ждать его звонков, шуточек и внезапных приходов. И очень по этому поводу на себя злилась. Не дай бог об этом узнает Назира! Веня – совсем не вариант.

– Привет, Глашка! А что Дипломат наш трубку не снимает? – озабоченно выкрикнул Вениамин.

Это он так Торопова называет. Красиво, не то, что они с Назиркой придумали, Опель– Попель. Глаше совсем не хотелось его так называть, мужик он не вредный, разве только старый. А то, что у него машина не очень, так у некоторых и такой нет.

– Вот сам у него и спроси. Я что, ему сторож? – ответила она Вене резче, чем хотела.

– Брось, Глаш, дело очень срочное. Позови его к телефону, – Вениамин был серьезен, как никогда.

Глафира недовольно надула губки и протянула трубку Торопову:

– Сергей Ефимович, вас к телефону.

– Глаша, я занят. Видишь, у меня человек сидит, – недовольно сказал Торопов.

– Веня говорит, что это срочно, – хмыкнула Глаша, бросив взгляд на посетителя. Тоже мне, занят он!

– Слушаю, Вениамин, говори скорей. Что случилось? – с досадой сказал Торопов. И резко выкрикнул: – Что?!

Сергей Ефимович вскочил на ноги, передал Глаше телефон. Затем опустился на стул и сказал, обратившись к посетителю:

– Иван Семенович, у нас тут случилось небольшое ЧП. Давайте перенесем нашу встречу на завтра. Ориентировочно на час дня.

– Конечно, конечно, – засуетился Иван Семенович, – завтра в тринадцать ноль-ноль. Как скажете.

Он вскочил с места, прижал к груди видавший виды саквояж, и попятился к выходу. У двери он столкнулся с бурчащей старухой, которая осталась недовольна Кириными объяснениями по поводу коммуналки. «Гореть вам всем, иродам, в огне. Ишь, на рубахи у них деньги есть, а все откуда? С наших кровных…» Она локтем отодвинула Ивана Семеновича и, продолжая ругаться, покинула приемную.

Как только из офиса вышел последний посетитель, Сергей Ефимович крикнул, чтобы все срочно подошли к нему. Сологубова отложила в сторону бумаги, которыми занималась, и гуськом, вслед за Аллой и Кирой потащилась к столу. Глаша фыркнула.

– Ребята, только что взорвали офис «Возрождение», что на Старосельской.

Он был взволнован, но паники в голосе не слышалось. Глафира невольно им залюбовалась. Правду Назирка говорила, в нем что-то есть: эти седые виски, темно-серые глаза и даже старомодные усы. Действительно похож на дипломата. Тут прав Венька. Глаша так засмотрелась на Торопова, что не сразу поняла, о чем это он. В себя ее привели испуганные возгласы однопартийцев:

– Что?! Не может быть! Бред! – раздалось со всех сторон.

– Бред не бред, а Вениамин сказал, что это так. Я сейчас еду на Старосельскую, постараюсь чем-то помочь, – Сергей Ефимович направился к двери.

– Но ведь там пока полиция, разборки… Что мы-то сможем сделать? – спросила Аллочка Кучинская. – Будем только под ногами путаться.

Глаша с Назирой точно подметили, она – вылитая Памела Андерсен. Даже в дебильной клетчатой рубахе она умудрялась быть сексуальной. Кира на фоне зеленой клетки совсем потерялась, такая жалкая. А Аллочка – поди ж ты!

– Ребята, вы о чем? Вдруг там кто-то ранен или погиб? А вы про это даже не подумали, – возмутилась Сологубова.

Сразу видно, что Врачиха. Кто про что, а эта сразу ранен, погиб…Вот как человек может так жить?

Кучинская ахнула и схватилась за щеки:

– И правда! Что мы за люди?!

– Никто не погиб. Я только что позвонила Вене, – сказала Кира, возвращаясь к столу.

Ни фига себе, она «позвонила Вене». И когда только успела! Деловая!

– Причем, никто не погиб по чистой случайности, – продолжила Кораблева. – Их Востриков вызвал в центральный офис, и они пошли туда во время обеда. Только-только вышли из подъезда, а тут как рванет.

И тут Глаше стало так страшно!

– Ни фига себе, а вдруг и нас сейчас взорвут?! – выкрикнула она. – Ведь могут, вон по телеку постоянно всякие ужасы показывают.

Сергей Ефимович нахмурился:

– И правда, давайте-ка быстренько отсюда. Служба безопасности все проверит, тогда можно будет вернуться.

Работники офиса быстро двинулись к выходу, стараясь сдерживать панику. Посетителей, слава богу, в коридоре не было. Кира прицепила на дверь листок, на котором написала, что приемная закрыта по техническим причинам.

Прямо бесит со своей предусмотрительностью. И Вене она позвонила, и записочку на дверь налепила… Неужели она на самом деле такая, или выслуживается?

– Райком закрыт, все ушли на фронт, – почему-то сказала Сологубова.

При чем здесь фронт?

Посоветовавшись, они решили вместе отправиться на Старосельскую.

Глава 10

Около филиала «Возрождения» было многолюдно. Полиция, саперы, пожарные, зеваки, телевидение…

Красавчик Похлебкин стоял перед камерами и рассказывал о происшествии. Его взгляд горел праведным гневом.

– У вас уже есть своя версия произошедшего? – на сей раз вопросы задавал сутулый парень в маленьких очочках и с презрительным взглядом.

– Версия есть, но я бы воздержался ее оглашать вслух. Поймите, для нашей партии «Народная власть» очень важно все время находиться в правовом поле. Мы не можем назвать виновных до того, как их обозначит суд, – бойко ответил Похлебкин.

– Ну а все же, это ваши политические конкуренты? Или, может быть, ответ на так называемое закрытие притона на улице Победы? – журналист был горд своей смелостью. Слова «так называемое закрытие» он подчеркнул язвительной интонацией. Мол, знаем мы вас, сами подожгли, а теперь тут из себя корчите!

Похлебкин дернул бровями и опустил взгляд в землю. На губах его мелькнула загадочная полуулыбка. Пару секунд он молчал, а потом поднял на журналиста глаза, и с некоторой запинкой, как бы решившись, сказал:

– Все возможно. Могу сказать лишь одно: мы кому-то мешаем, а значит, мы все делаем правильно. И нас не запугать. На место одного погибшего встанет двое новых бойцов.

– А что, есть жертвы? – оживился журналист.

Похлебкин понял, что погорячился и дал задний ход:

– Да нет, это я фигурально выражаюсь. Просто, мы в дальнейшем усилим работу по борьбе с теми недостатками нашего общества, с которыми не можем смириться.

– А как так получилось, что все остались живы? Случайность? – ернически спросил очкарик. Было понятно, что в случайности он не верил.

В этот момент подъехали «искровцы», и внимание журналиста переключилось на них.

– Я вижу еще представителей партии «Народная власть». Кто вам сообщил о теракте? – ринулся он к Торопову с микрофоном наперевес.

– Мы узнали от одного из наших сотрудников о ЧП в филиале «Возрождение», и не смогли остаться в стороне. Вот, приехали всей командой, – и Сергей Ефимович Торопов указал на подчиненных.

Кира подошла к Вострикову, стоящему в стороне рядом с супругой:

– Здравствуйте, Антон Семенович, Элла Эльдаровна.

– Здравствуй, Кирочка. Видишь, какие дела творятся? – Востриков промокнул лоб носовым платком.

– А что полиция говорит? – Кира была очень расстроена.

– Ну что они скажут, Кирочка? – Востриков кивнул головой на толстого одышливого капитана с апоплексическим лицом. – Он ведь только и мечтает поскорее добраться домой да выпить кружку холодного пива.

«Данный теракт – это работа запрещенной террористической организации, криминальные разборки или политическая расправа»? – вопросы сыпались из журналиста, как горох. Полицейский отдувался и не давал ответов, ссылаясь на тайну следствия.

– Ничего, наша служба безопасности разберется, – уверенно сказал Востриков.

Кораблева сразу ему поверила и успокоилась.

Она очень боялась остаться без крыши над головой, если, не дай бог, взорвут приемную «Искры». При этом Кира стыдилась своих неправильных мыслей. Ведь нельзя же думать о себе в такой трудный для партии час. А она думала.

Подошел возбужденный Похлебкин:

– Ну, ребята, теперь наш рейтинг попрет. Как бы единороссов не обскакать.

– Обгонять нам не нужно, Олег. С первого места и спрос соответствующий. А мы еще молодые, неопытные. Нам поперек батьки в пекло лезть не нужно. И так все хорошо. Иди, Олеженька, иди к журналистам. А мы с Эллой Эльдаровной в полицию. Завтра на всех филиалах установим видеокамеры, усилим охрану.

Востриков проводил Похлебкина тревожным взглядом и повернулся к Кораблевой.

– Не волнуйся, Кирочка, иди работай. Принимай людей. После сегодняшнего события у вас народу прибавится.

Кира отошла, удивляясь цинизму людей, занимающихся политикой. Для них чем хуже, тем лучше. Все для них пиар: и черный и белый, все им на пользу.

Она вернулась к машине, Торопов уже сидел за рулем и ждал женщин из «Искры».

У Кораблевой зазвонил телефон. Номер был незнакомый. Она решила, что до нее пытается дозвониться мама и специально звонит с незнакомого номера, чтобы Кира ответила. Телефон звякнул в последний раз и умолк.

Вчера Кира собрала все свои вещи. Их было не слишком много, но все равно Вениамину пришлось загрузить в машину несколько коробок. Написала маме записку:

«Мама, ты сказала, что выставишь меня за дверь, если я не оправдаю твоих надежд. Я знаю, что у меня никогда это не получится. Поэтому я ухожу сама. Прости».

Вечером раздался звонок от мамы, но Кира не взяла трубку. Она не хотела объясняться с ней, просто боялась. Поэтому смалодушничала. А через некоторое время пришло сообщение: «Тебя в моей жизни больше нет». Кира рыдала всю ночь, а утром приняла сложное для себя решение.