Глава 4

Алла Сергеевна Виноградова приближалась к тому мудрому возрасту, когда дочь стала взрослой, а она еще вполне. И деньги какие – никакие водятся, чтобы позволить себе приятное созерцание жизни. Был у нее муж, но давно исчез, разведывая недра земли где-то, то ли в Якутии, то ли в диких степях Забайкалья. Дочь вышла замуж, жила в Германии. Зять, как талантливый программист, получил там какую-то интересную работу.

После того, как Аллу, ленинградскую девчонку, муж увез за Полярный круг в промышленный город Синегорск, где коптил небо гигантский металлургический комбинат и где она, полная мечтаний о нескончаемом счастье, начала свою семейную жизнь – утекло много дней. Она узнала, что нескончаемого счастья не бывает, а муж бывает пьяным и жестоким. Он и не хочет, и не может долго работать на одном месте. То ли «васкодагамная», то ли «америговеспучная» натура манит его в бесконечную даль. Так и выманила его куда-то. Пока дочь была маленькой, Алла Сергеевна отождествляла себя с верной Пенелопой, а потом стряхнула наваждение старых привязанностей и послала мужа далеко и надолго. Он где-то странствовал, как Одиссей. До восемнадцатилетия дочери от «Одиссея» приходили иногда скудные переводы, а потом и они пропали.

Алла стала хорошим специалистом. Лучшим в городе переводчиком. На металлургический гигант ездили американцы, норвежцы, финны, шведы, и она переводила с русского на английский, с норвежского на русский. Бизнесмены, в угоду моде и в силу необходимости, брали у нее частные уроки, платили хорошо. Иногда ей приходилось делать срочные переводы технических рекламаций, иногда для консульства – переводы документов. Она стала независимой материально. В школе работала отчасти по привычке, отчасти из любви к шумной, бьющей ключом, жизни.

Свобода немного развратила ее. Она умело пользовалась своим возрастом. От нее исходили какие-то невидимые флюиды – мужчины стояли в очередь. Что уж греха таить – даже женатые. Записные красавицы безумно удивлялись:

– Что они в этой замухрышке находят?

А «замухрышка» точно знала свою женскую силу: ведь никто не видит, как распространяется запах роз, но все его чувствуют. Когда люди вдыхают этот тонкий волнующий запах, им хочется, чтобы он всегда был с ними. Красивые женщины, как считал один из ее друзей, часто бывают фригидны, и оставляют мужчин равнодушными. Глаз скользит по их совершенствам, абсолютно нигде не спотыкаясь. Они живут, словно хорошо исполненные, но бездушные копии. А в Алле была жизненная сила.

Возвратившись домой, после резкого разговора с Соломатиной, Алла не спеша переоделась, прошла на кухню, открыла холодильник и задумалась, что бы такое приготовить? Она любила экспериментировать с продуктами, приучая себя к новым вкусовым ощущениям. Однообразная еда казалась ей ужасным наказанием. Остановившись на «витаминном салате», она натерла яблоко с морковкой, нашинковала китайскую капусту, чуть – чуть посолила, добавила заморский фрукт авокадо, полила смесь оливковым маслом, достала бутылку с яблочным уксусом и мерную ложечку, но пришлось отложить последующие действия, потому что раздался звонок в дверь.

Пришел сосед, выпивоха Павел, годов около тридцати пяти, с мягкими серыми глазами и бородкой полевого геолога. Он и был когда-то геологом, теперь же находился в поиске себя. Поиск, видимо, затянулся. Время от времени Павел «входил в штопор», тогда светлые глаза его мутнели, а борода делалась неухоженной – напоминала волосы на голове ребенка, вспотевшего в беспокойном сне, и только что вставшего с подушки.

– Опять, – вздохнула Алла и потянулась за кошельком. Она всегда давала ему деньги на опохмел души. Не то, что бы очень сочувствовала, не без этого, конечно, но и свои цели преследовала. Однажды сосед Паша помог ей избавиться от надоевшего любовника, которого она много месяцев просила прибить гвоздь для картины, а он много месяцев обещал ей, что в следующий раз непременно сделает это.

– Ты мне долг не отдавай, – сказала она соседу, – лучше приди с дрелью, помоги одинокой женщине по хозяйству.

Павел посчитал, что это разумная сделка и кивнул головой. Договор был заключен. Через три дня, видимо, протрезвев, и справившись с трясучкой, он вернулся к жизнедеятельности. Принес дрель, сделал все, о чем просила Алла, а попутно и то, что посчитал нужным с его точки зрения. Исправил неработающую дверную ручку в ванной, закрепил ножку у кресла – кровати, на котором когда-то спала маленькая дочь Аллы, сменил прокладки у рокочущего по утрам кухонного крана. Увидев, как споро и ловко он работал, Алла посоветовала ему:

– Ищи свое дело, свое хобби. У тебя внутри мощные залежи энергии, ты ими себя сжигаешь. Надо найти этим «залежам» применение, так ты жизнь свою изменишь.

– Если не теряешь себя, – философски изрек Павел, – то ничего и не найдешь.

Кажется, он ушел довольный, что умения его были востребованы.

В означенный по расписанию день любовник Аллы явился, как солнце красное, и враз потемнел лицом. В стене красовался гвоздь, на гвозде висела картина. Вся система, на которой последнее время держались его отношения с Аллой, рухнула. Кроме гвоздя их ничего не связывало… Так, благодаря Павлу, Алла освободилась от тяготивших ее отношений с нелюбимым человеком.

Как-то, занимаясь в фитнес – клубе, она поделилась с Любой гениальной мыслью:

– Радость от близости с мужчинами гораздо меньше неудовольствия от их присутствия. У меня изменился вкус: все прежние пристрастия вызывают тошноту.

– Это что, прогресс души? Поиски новой ступеньки развития? – Люба считалась «начитанной девушкой» и иногда своими вопросами ставила Аллу в тупик.

– Это скука, совершеннолетие зрелости, ожоги на сердце от прошлых разрядов любви, улыбнулась Алла.

– А больно обжигаться?

Люба была замужем, старалась своему Сашке быть не только хорошей женой, но и другом, однако, неосознанно томилась от каких-то неясных предчувствий. У старшей подруги такой опыт, грех не воспользоваться им.

– Больно, но все проходит… Приложишь, бывало, два обожженных пальца к мочке уха и вперед.

– К чужой мочке уха?

– Однолюб – это тяжелое невротическое расстройство, совершенно ненормальное состояние. Клин клином вышибают, – пожала тогда плечами Алла…

…В этот раз сосед Павел был на удивление трезв, денег не просил, а почему-то поинтересовался, не занята ли она сегодня вечером?

– А в чем дело?

– Да так просто, – смутился он.

Алла не относила себя к любительницам вечерних прогулок, не любила и в гости к подругам ходить, проводя на чужой кухне в праздных разговорах время. И, если не было срочной работы переводчика, то с удовольствием коротала вечер за книгой, реже у телевизора, радуясь тишине и возможности принадлежать себе. Но сегодня Алла ждала гостей. Когда она, закрыв за Павлом дверь, наконец, удачно совместила обед и ужин вместе – раздался телефонный звонок.

– Мы идем, – сказала Люба, – настраивайся, освобождай из глубин подсознания свои медиумные способности.

«Мы» – это она, Люба, Семен и Николай Петрович. Пикантность ситуации заключалась в том, что у Аллы Сергеевны всегда собирались без мужей и жен.

– Должно же быть такое место, – говорил Каржавин, где можно пообщаться без всяких причуд.

Сегодня, в предновогодний вечер, они, подтрунивая над собой, решили повертеть блюдце, чтобы заглянуть в свое будущее. Идея принадлежала Любе, исполнителем назначили хозяйку квартиры. Только Алла имела опыт общения с потусторонним миром. Случилось это давно, в студенческие времена, еще до ее замужества. Когда-то, в Ленинграде, так же под Новый год, собрались они у молчаливой черноглазой подружки и решили узнать свою судьбу. Несколько попыток были безуспешными, пока не сообразили, что хихикать не нужно. Когда, наконец, блюдце закрутилось, Алла спросила то, что интересует в восемнадцать лет каждую девушку. Когда она выйдет замуж? Духи (или кто?) предсказали ей имя будущего супруга, год замужества и название городка, о котором она раньше «слыхом не слыхивала». Она, смеясь, вписала в записную книжку название города – «Синегорск», и надолго забыла об этом. Но не забыла непонятные слова, которые тоже записала на всякий случай. С тех пор Алла к эксперименту больше не возвращалась. Она утратила юношескую безрассудность, глупый авантюризм, и знала, что подобные контакты не совсем безопасны для психики. Но Люба была настроена по – боевому. Ей было интересно, что там, за гранью смертельного круга, и можно ли с тем, что там, общаться? Как будто бы зная, какие гадости ждут тебя на житейском пути, сможешь «подстелить соломку»! Нет! Даже, если место и время падения будет известно, все равно момент упустишь!

Николай Петрович так и не решил для себя, является ли общение с тонким миром причудой, но на всякий случай принял независимый вид.

– Может, очистимся перед разговором с духами? – спросил он, доставая из портфеля бутылку водки.

– Предлагаешь слабительное принять? Я готов, если надо! – пошутил Семен.

– Да я ж чистейшую, как слеза, имел в виду.

– Дамы, не возражаете? – спросил Семен.

– Возражаем, – отрезала Люба.

– Ну, хоть помечтать-то разрешите, как мечтали три мышки в анекдоте…

– А как они мечтали? – спросил Семен.

– Одна говорила: «Давайте выпьем по рюмочке и споем». Вторая возразила: «лучше выпьем по две и станцуем». А третья была круче всех, поэтому заявила: «Выпьем по три и пойдем бить морду коту»!

– А кто у нас кот? – не унимался Семен.

– Да ну вас, в самом деле, где я вам сейчас кота найду? – с серьезным видом проворчала Люба, – хватит болтать, настраивайтесь на «вести с небес», сортируйте мысли и вопросы, которые вас волнуют, и оставьте ваше фанфаронство.

Каржавин, внимательно наблюдал за действиями Аллы. Она приготовила лист ватмана, начертила круг, разделила круг на четыре сектора по принципу: север – юг, запад – восток. На «севере» поместила слово «да», на «юге» – «нет». На «западе» вписала все буквы алфавита, на «востоке» – цифры. Принесла из кухни блюдце, перевернула его донышком вверх, нарисовала маркером на донышке стрелку и сказала: – «Готово».

– Интересные картинки, – восхитился Семен.

– И что теперь? – поинтересовался Каржавин.

– А теперь приложите по два пальца обеих рук на блюдце.

Все встали вокруг стола и положили пальцы на донышко.

– Будем ждать, когда энергия наших рук заставит блюдце двигаться, – пояснила Алла. Затихли. Николай Петрович смотрел на блюдце с иронией, Люба с интересом, Семен – серьезно. Хозяйка – снисходительно и грустно, как человек, знающий, куда ведет это неосторожное подключение к запредельному. Каждый может наделать глупостей, узнав, например, свое не очень «прекрасное далеко». А судьба все равно приведет его туда, где он должен исполнить предначертанное.

Блюдце дрогнуло, сдвинулось с места и стало вращаться, сначала медленно, потом все быстрее, набирая обороты. В его вращении была какая-то бессмысленность, какое-то хаотическое метание по углам. Всем участникам приходилось вытягивать руки, чтобы удержать их на поверхности блюдца.

– Ну, вы и мастер, Алла Сергеевна, – выдохнул Семен, – как по нотам нас разыгрываете!

– Ничуть, смотрите, я убрала руки, – блюдце все так же стремительно вращалось.

– Это, наверное, Люба ему ускорение придает, – философски заметил Николай Петрович, – вы сговорились…

– Да вы что? – возмутилась Люба, – я тоже не верю, что оно само ходит.

– Тут не механическая раскачка, мне кажется, блюдце нами управляет, – вдруг заметил Семен, поверив в какие-то таинственные силы.

– Вы за чистоту эксперимента? – усмехнулась Алла, – отнимите руки, только все сразу. Команда была выполнена. Блюдце еще бегало по кругу, но уже сбивалось с темпа, и постепенно замедляло бег. Алла опять опустила пальцы на блюдце. Все сделали то же самое.

– Теперь верите? Без веры никак нельзя, иначе духи умерших не будут отвечать.

– А как с ними разговаривать? – Семен моргнул глазами на потолок, предполагая, что духи поселились там.

– Надо вызвать дух какого-нибудь великого человека, демиурга, и задать ему вопрос, хочет ли он общаться с нами? – объяснила Алла.

– Можно, я дух Пушкина вызову? – спросила Люба.

– Бессмысленная затея. В прошлом году – помните? – было модным повторять его имя всуе. Переключала каналы и все время натыкалась на сентиментальные и тенденциознные разговоры о его гении. ДО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПУШКИНА ОСТАЛОСЬ 142 ДНЯ, 141 ДЕНЬ! Его дух устал от нашего идиотизма. Думаю, он пошлет нас подальше…

– Может, с нами вообще никто не захочет общаться? – засомневался Семен.

– Ну, почему же? Надо обратиться к кому-нибудь не так затюканому «светлой памятью народа», чье мнение или совет был бы интересен.

– Давайте вызовем дух «глашатая революции» Луначарского, он, говорят, был большой эрудит….

– Никаких «глашатаев» …

Неожиданно раздался звонок в дверь. Алла Сергеевна оторвалась от блюдца и направила свой взгляд через стену комнаты на закрытую дверь, пытаясь развить в себе дар ясновидения, но, ни импульсов, ни реминисценций в мозгу не возникало.

– Вот вам и кот, – засмеялся Каржавин.

– Кого это черт принес? – удивился Семен, – уж не Прасковью ли Петровну? Кстати, она нас видела, когда мы сюда шли.

– Ну, что? Открывать дверь этой неутомимой труженице, нашей олимпийской надежде? – спросила Алла у приунывших коллег.

– Придется, – вздохнула Люба, – из всех окон льется свет, сразу видно – что здесь праздник…

– А кульминация праздника стоит за дверью, – вздохнул Николай Петрович и приготовился к «радостной» встрече.

Алла Сергеевна пошла открывать. Распахнула дверь и, что называется, «вырубилась в полете». На пороге стоял сосед Паша. Чисто выбритый, помытый и постриженный, в джинсовом костюме, который очень шел к его серым глазам. Три часа назад, с бородой и патлами, это был человек в состоянии глубокой запущенности, а теперь – со стрижкой и без бороды – просто Ален Делон. Он смотрел на нее искрящимися глазами, протягивая красную розу на длинном стебле. Алла Сергеевна, загипнотизированная его новым обликом, потеряла дар речи:

– Т-ты ч-чего, Паша? За что этот грант? Why on earth? С какой стати? – спохватившись, перевела она.