В сад он не заглядывал уже две недели – не до того было. Но и две недели не такой уж большой срок, чтобы всё настолько изменилось. Прохладный осенний ветерок гнал по дорожке жёлтые листья вдоль клумб, прежде засаженных фиолетовыми и тёмно-красными астрами. Теперь же за поросшим мхом каменным бордюром Клаус увидел огненно-рыжие тыквы. Куда же делись астры? Когда он подошёл ближе, из земли взметнулись длинные узловатые стебли, тыквы шевельнулись и вдруг оскалили рты, снабжённые острыми клыками. Не ожидав такой активности от своих овощей, которых несколько дней назад и в помине не было, Клаус попятился и врезался спиной во что-то мягкое. Между ветвей дуба была раскинута пышная сеть паутины. Только сейчас Клаус заметил, что белоснежными нитями заткан весь сад. Она свисала длинными каскадами с кустов омелы, ползла по траве… В буквальном смысле. Он едва успел отдёрнуть ногу, и сплетённое из серебристых тончайших нитей щупальце промахнулось и оплело ветку жасмина. Что происходит?! Вместо скромных маргариток на газоне подняли бархатные головки розы. Украшенные бриллиантами росы и чёрные, как уголь.

Из кроны остролиста на обескураженного хозяина сада ринулась громадная летучая мышь, а до плеча дотронулись влажные, холодные пальцы. Клаус резко обернулся. Мощный ствол тысячелетнего дуба, посаженного ещё дедушкой Клауса, оплетала ядовито-зелёная лиана, усыпанная странными плодами. Они были похожи на прозрачные розовые каплевидные груши в кружеве траурных лепестков, только в отличие от обычных груш эти не свисали вниз, а напротив, поднимались вверх. Лиана нежно сжала плечо Клауса, свободным побегом оторвала розовую грушу и протянула ему.

– Нет-нет, спасибо! – Клаус поспешно высвободился из зелёных объятий и сделал шаг назад.

Лиана разжала побег, и прозрачная груша медленно полетела вверх, как миниатюрный воздушный шар, теряя по дороге ажурные лепестки. Растение опустило яркие, будто лаковые листья и прошипело:

– Ж-ж-жаль…

Это переполнило чашу терпения Клауса, и он почти бегом устремился по садовой дорожке к пруду, где в тени раскидистого дуба стоял маленький, потемневший от времени домик садовника. Пруд выглядел не лучше. Вместо привычных кувшинок и ряски теперь вся поверхность пруда была покрыта огромными, светящимися изнутри красными водяными лилиями.

Не успел Клаус полюбоваться обновлённым пейзажем, как из чащи выпорхнула бабочка. Она заскользила над водной гладью, то поднимаясь вверх, то почти садясь на роскошные, сладко пахнущие лилии. Идиллическая, летняя картина, достойная кисти художника. Клаус умилился. Бабочка опустилась ниже… И вдруг лилия подпрыгнула, раздался звук, похожий на лязг челюстей, лепестки охватили беспечную летунью и затолкнули внутрь цветка. Послышалось чавканье.

– Грин! Грин! Это что такое у нас творится?! – Клаус тряс дверь сторожки.

Дверь домика распахнулась, и на пороге появился заспанный садовник, который отчаянно зевал и тёр глаза. Наконец он пересилил себя, посмотрел вперёд и просиял:

– Ну надо же! Уже расцвели! А только вчера посадил.

– Я спрашиваю, – прошипел Клаус, обвиняющим жестом указывая на пруд, – что это такое?

– Плотоядные лилии, – сверкнул белоснежной улыбкой Грин.

Всё остальное у него было зелёным. Волосы, одежда, умные лукавые глаза. Садовник был, по сути, членом семьи, никто уже не мог вспомнить, когда он поселился на берегу лесного пруда и начал заботиться о саде Клаусов. Может, это было при прадедушке Клауса, а может и раньше. Столь долгое сотрудничество давало повод Грину закрывать глаза на отсутствие зарплаты, а Клаусу на неуёмную страсть садовника к экспериментам.

Садовник нашёл союзника в лице Молли и ежемесячно «радовал» хозяина новыми приобретениями. То купит африканские кактусы, а потом вместе с Молли мучает Клауса возмутительными просьбами как-нибудь не морозить клумбу в восточной части сада, в другой раз завёл лигару. Первые два года на лигару не могли нарадоваться. Похожее на большой трухлявый пень растение быстро передвигалось по саду с помощью корней-щупалец, вырывая с корнем и поедая сорняки, культурные же растения лигару бережно пропалывал. Но потом он постарел, начал путаться – жевал любимые белые розы Молли, бережно пропалывал лопух. Выгнать пенсионера из сада рука не поднялась, пришлось построить ему отдельный домик, выгуливать на поводке и кормить аккуратно нарезанным бурьяном – половины зубов у него уже не было.

– Я не спрашиваю, как эти монстры называются, – Клаус кивнул в сторону пруда, где две плотоядные лилии гонялись за насмерть перепуганной лягушкой, – я спрашиваю – что они вообще тут делают?

– Ах, это… – садовник скрестил руки на груди и устремил взгляд в небо, чёрное от стай летучих мышей.

Так он делал всегда, когда предстоял спор с хозяином. Всегда заканчивавшийся победой садовника. Они вошли в домик.

– Неделю назад нашёл под дверью, – садовник поставил на дощатый, грубо сколоченный стол пустую коробку из чёрного бархата. К алой ленте была прикреплена записка:

Подарок от Джека – Тыквенной головы!

Преобрази свой сад совершенно бесплатно!

На правах рекламы, образцы не для продажи.

– И ты превратил наш сад в наглядную рекламу Хеллоуина? – Клаус потрясённо смотрел на предателя.

– Да при чём тут реклама? – садовник уже хлопотал у печи, наполняя позеленевшие от времени серебряные кубки. – Бесплатно такие удивительные семена подарили. Вот, попробуй, ледяной тыквенный сок, – Грин подал Клаусу кубок, наполненный ароматным соком.

– Это из тех, клыкастых? Ни за что.

– Напрасно, он восхитительный. И всегда холодный. А паутину пробовал? Она из сахарной ваты и растёт, как на дрожжах.

– Это точно, – каркнул Ричард, влетая в дом. – И эти розовые летающие груши просто великолепны.

Только теперь Клаус заметил, что клюв Ричарда перепачкан чем-то розовым и блестящим.

– Они называются «Слёзы ночи», – нежным голосом сообщил садовник, читавший список семян из коробки.

В самом тёмном углу кухни, куда не проникал солнечный свет, послышался тихий шорох. Грин метнулся к щербатому глиняному горшку, наполненному чёрной влажной землёй, из которой торчало наполовину погружённое семя. Ярко-зелёное, шипастое, оно напоминало молодой каштан. Семя шевельнулось, вздрогнуло и вдруг треснуло по всей длине. Из него выбрались глянцевые плотные листья, поднялся гибкий стебель, верхушка которого на глазах увеличивалась, превращаясь в нечто среднее между экзотическим цветком и головой бульдога. Цветок зевнул, показав два ряда острых треугольных зубов.

Раздался громкий стук в оконное стекло. Створка распахнулась, и на стол вползла лиана, усыпанная розовыми плодами.

– Это называется – реклама! – упрямо повторил Клаус, снял с полки увесистый том «Энциклопедии садовых вредителей. Краткий курс по быстрому уничтожению».

Примерившись, он хлопнул энциклопедией лиану по побегу, который она подняла вверх, точно ядовитая кобра. «Слёзы ночи» зашипели и уползли обратно в сад.

– Реклама – это когда ты можешь узнать фирму, которую рекламируют, – заспорил ворон, крепко сжимая лапой розовую грушу, которую успел оторвать.

– Ну, Джека – Тыквенную голову мы все узнали. А теперь, благодаря тому, что наш сад превращён в постоянную выставку, его будет знать всё королевство! – Клаус шипел не хуже лианы.

– Но ведь непонятно, что именно они рекламируют, – оправдывался Ричард.

– Ну отчего же? Джек и об этом позаботился, – ядовито возразил Клаус и указал в окно. Над садом медленно проплывала стая мышей, тащивших в своих когтях длинный транспарант, гласивший: «Счастливого Хеллоуина! Наши товары приобретайте по адресу: Гиблая пустошь, замок Мордрейн. Открыто круглосуточно! А в твоём шкафу ещё нет скелета? Купи один— второй получишь бесплатно!».

– А ещё рекламируемый товар должен запоминаться, – невнятно пробормотал ворон.

Говорить ему было трудно – клюв был набит сладкими «Слезами ночи».

– Я это никогда в жизни не забуду, – прорычал Клаус. – Убери всю эту нечисть из моего сада, пока она нас не сожрала.

В комнату боком заполз старенький лигару, осторожно потрогал корнем Грина за рукав.

– Кушать хочешь, мой хороший? – ласково спросил его садовник. – А я уже приготовил.

Погладив лигару по высохшей, растрескавшейся коре, Грин поставил перед ним деревянное ведро, доверху наполненное аккуратно нарезанными астрами. Так вот куда они делись.

Пока лигару с восторгом уплетал любимые астры Клауса, ныне превращённые в салат, а Грин с восторгом смотрел на своего любимца, мысль Клауса лихорадочно работала. Как помириться с Люси? Ответ напрашивался сам собой.

Все смотрят на мир через призму своей профессии. Покажи цветок ромашки художнику – он восхитится и сделает рисунок, ботаник опишет его свойства, фармацевт сделает из него настойку, ну а мохнатый Рудольф с удовольствием слопает. Поскольку профессией Клауса было радовать детей подарками, а женщины, по его мнению, от детей отличаются не слишком, то путь примирения был очевиден. Да, но вот какой подарок можно раздобыть в саду? Рассеянно скользя взглядом по книжным полкам садовника, Клаус вдруг заметил старинный фолиант. На истёртом, порыжевшем от времени корешке было написано: «Флориография». Язык цветов! В Англии во времена королевы Виктории было модно дарить букеты, в котором каждый цветок значил какое-нибудь слово. Эдакое цветочное письмо, с помощью которого можно было признаться в любви или, напротив, оскорбить. А это неплохой способ извиниться!

Клаус снял книгу с полки и начал листать. Конечно, нужно принести извинения, для этого в букет следует включить маргаритку, потом выразить надежду… Какой цветок означает «надежда»? М-да. «Птицемлечник арабский».

– Грин, слушай, у нас в саду есть м-м-м… Птиц… Птице – млеч – ник?

Садовник удивлённо вскинул зелёные брови, потом громко расхохотался.

– Шутите? Он в Африке и Марокко растёт, а у нас тут, мягко говоря, холодновато.

Ладно. Клаус стал искать дальше. Нужно просить её проявить добродушие… Добродушие символизировал коровяк. Одно название чего стоит, а уж вид у этого метрового бурьяна и вовсе не радует взор. «Мы нужны друг другу» – капуста. Клаус живо вообразил, как преподносит Люси в качестве букета кочан капусты. Однако, надо же ещё и габариты дамы учитывать, подбирая букетик.

Полчаса мучений, ползания под кустами ежевики, постыдное бегство от маленьких, но очень кусачих летучих мышат, которых он потревожил, пытаясь сорвать плющ, символизировавший по утверждению книги «доверие», и букет был готов.

Люси нашлась довольно быстро – она лежала на облаке «Зловещего мха» и предавалась размышлениям. Довольно красивое иссиня-чёрное растение с блестящими ягодами слегка двигалось, покачивая фею, как колыбель. Люси мечтательно улыбалась, но увидев Клауса, поспешно приняла обиженный вид.

– Люси! А у меня для тебя подарок.

– Правда? – от неожиданности маленькая фея растеряла свой вид «жестоко и несправедливо обиженной».

Её взгляд смягчился, на личике засияла улыбка.

Однако, когда Клаус торжественно протянул её букет, состоявший из корявой грушевой ветки (дружба), печально обвисшего плюща (доверие), колючего репейника и прочего символического бурьяна, взгляд маленькой феи снова стал суровым.

– Это язык цветов, – поспешно пояснил Клаус, поскольку личико Люси любви и всепрощения не сулило. – Репейник означает благодарность, а вот эта коряга… Это, кстати, ветка миндального дерева…

– Босс, Вы МНЕ собираетесь рассказывать о цветах? – оскорблённая в лучших чувствах, Люси взмыла вверх и любовно рассматривала страшноватый букет. – Я фея и об этом знаю всё!

Она внимательно рассмотрела каждый цветок.

– Ладно, мир.

И поцеловала начальника в щёку.