Глава 2
Ночь нежна

Маленькая беленькая чашечка смотрелась в ладони Росса нелепо. Так, словно взрослый мужчина решил поиграть в кукольное чаепитие, отобрав сервизик у маленькой девочки. Но лорда Джевиджа эта несуразица ничуть не смущала. Он преспокойно отхлебывал из хрупкой посуды по крошечному глоточку, хотя мог при желании полностью засунуть чашку в рот, а также прожевать и проглотить без ущерба для здоровья. И закусить грязными полотенцами. И запить из умывального таза.

– Вы голодны? – спросила Фэйм, услышав, как бурчит у него в животе.

– Не отказался бы от тарелки… – он звучно потянул носом, принюхиваясь, – э-э-э… чего-нибудь.

И пока женщина накладывала кушанье в тарелку, отрезала хлеб и доставала из плетеной корзинки вилку, Росс внимательно разглядывал кухню. По всем признакам, мистрис Эрмаад жила совершенно одна, обходясь без постоянной горничной или кухарки. Все факты налицо. Столовая посуда пылится в древнем, как этот мир, буфете, а пользуется мистрис лишь парой тарелок и несколькими чашками. Хотя вряд ли вдова делает всю работу по дому сама, руки у нее пусть и загрубевшие, но не слишком натруженные, скорее всего, белье она отдает прачке, раз в месяц приглашает женщину для большой уборки, а каждые несколько дней – мальчика, чтобы наносить воды в медный бак и наколоть дрова. Из этого следует, что Фэймрил Эрмаад независима от семьи, но не слишком свободна в средствах. Муж не оставил денег? Или обобрали родственники? Скорее всего – и то и другое. На локтях строгой блузки с воротником-стойкой аккуратные заплатки, фартук переделан из старой простыни, юбку несколько раз ушивали в поясе. Порой Джевидж сам дивился собственной наблюдательности. Дивился и одновременно свирепел от бешенства. За каким дьяволом ему этот проклятый дар, если каждое утро он просыпается лишенным всяких воспоминаний, точно новорожденный ребенок?

Вдова, потупив взор, терпеливо ждала, когда ее непрошеный гость насытится. По крайней мере, готовила она неплохо. Неплохо для дамы благородного происхождения. Кто-то, может, и обманется заплатками на локтях, простой прической и коротко подстриженными ноготками, но аристократку выдают вовсе не одежда или ухоженные ручки. Умение держаться осторожно и вежливо, правильные привычки, учтивость и сдержанность у Фэймрил в крови, и этого не отнять неравным браком, годами бедности и незначительности.

– Вы унаследовали этот дом? – полюбопытствовал Росс самым светским тоном.

– Да. Бабушка завещала, – легко отозвалась она.

Росс удовлетворенно кивнул – его умозаключения оказались верны.

– И давно вы тут живете?

– Почти год.

«Так-так… Почти год…» Джевидж снова заработал челюстями, алчно поглядывая на остальное содержимое кастрюльки. Одинокой мистрис этого хватило бы на несколько дней обильных обедов, а голодному полоумному лорду – на один зубок.

– Вы жили в столице? – продолжил он свой ненавязчивый допрос. – Долго?

– Да. Долго.

Совершенно очевидно, Фэймрил Эрмаад не торопилась пересказывать летопись своей жизни. Скрывала или боялась? Уж что-что, а чувствовать чужой страх Росс Джевидж умел великолепно.

– Но вы хорошо помните меня?

– Более или менее, – увернулась Фэйм. – Я бы не назвала наше с вами знакомство… долговременным.

«Врешь!» – мысленно воскликнул Росс, но никак не выразил свое возмущение. Напротив, он понимающе кивнул, мол, мало ли в столицах всяких «лордов Джевиджей», вполне можно запамятовать, где какой.

По-простецки вымакав подливку куском хлеба и допив остатки чая (примерно два с половиной наперстка остывшей жидкости), он выжидательно уставился на хозяйку:

– Выходит, у нас с вами было исключительно шапочное знакомство? Так? И ничего важного о моей личности вы рассказать не можете?

Женщина кисло усмехнулась и ничего не ответила.

– Что ж…

«Ах вот как? Мы решили попридержать информацию? – разочарованно скрипнул зубами Джевидж. – Думаете, так вам удастся обмануть убогого, мистрис Эрмаад? Так и мы никуда не торопимся и вполне способны подождать, когда на вас снизойдет желание поговорить откровенно».

– Теперь мне требуется привести себя в порядок – помыться, побриться, постираться, – заявил он решительно и резко. – А еще лучше – переодеться в чистую и новую одежду. В вашем доме есть ванна?

«Каков хам! Нет, вы слышали что-нибудь подобное? Неслыханная наглость!» – задохнулась от возмущения Фэйм, встречаясь взглядом с Джевиджем. Именно таким она его и привыкла видеть в столице – наглым, самоуверенным, безапелляционным и упрямым.

«Бесстыжая морда! Тоже мне, нашел служанку!»

Но Фэймрил Эрмаад не зря пятнадцать лет училась держать под контролем свой гнев и недовольство. Когда любой взрыв негодования в конечном итоге станет для Уэна долгожданным поводом для нового витка травли, невозмутимое спокойствие из правила хорошего тона превращается в непробиваемые доспехи. Поэтому Фэйм одарила лорда Джевиджа любезной улыбкой и, не повышая голоса, сообщила:

– В моем доме есть ванна, а воды в баке хватит, чтобы ее наполнить, – она кивнула на одинокое ведро. – С бритвенными принадлежностями, сами понимаете, не сложилось, так же как и с новой мужской одеждой. В остальном же можете не смущаться относительно неудобств, которые вы мне доставите, а также незапланированных денежных трат. Насчет непоправимого ущерба моей репутации порядочной женщины вы тоже можете не переживать, милорд. Ну, подумаешь, весь город будет знать, что у вдовы Эрмаад поселился совершенно посторонний мужчина. Вам-то какое дело, верно?

Женщина окатила наглого непрошеного гостя ледяным, как сангаррские минеральные источники, и таким же горьким взглядом, развернулась на каблуках и стремительно удалилась. А то руки так и чесались взяться снова за ручку сковородки и украсить высокий лоб лорда Джевиджа еще одной шишкой. Для симметрии и коллекции, так сказать.

Выродок! Негодяй! Сволочь! Ввалился в чужой дом, перемазал грязью и кровью всю кухню, все сожрал, нагрубил (Да! Да! Да! Это хамское бесстыжее «ты» она ему не простит никогда), так еще и ожидает от нее услуг горничной. Скотина!

Памятуя о предательской скрипучести рассохшихся половиц в спальне на втором этаже, Фэйм решила не уступать дурной привычке в душевном смятении метаться от стены к стене. Не хотелось показывать Джевиджу свои слабости. Она залезла с ногами на кровать и вгрызлась зубами в уголок подушки, представив, как в корзине для грязного белья знакомая прачка находит груду грязной мужской одежды. Сангарра – небольшой город, здесь все на виду, и для мистрис Эрмаад никто не станет делать скидок. Одинокую вдову исключат из тесного круга приличного общества, донельзя осложнив и без того тяжелую жизнь. Где-нибудь в блистательном Эарфирене или шикарном Каанефе на формальное «грехопадение» молодой вдовы никто внимания не обратил бы. И то не факт.

И не нужно смеяться и упрекать в ханжестве. Когда ты уязвима и беззащитна и все вокруг только и ждут, чтобы добить и окончательно погубить, единственная защита – доброе имя и репутация честной женщины. Такие ничтожные пустяки в глазах лорда Джевиджа, право слово. Что ему до Фэйм Эрмаад? Он пришел и ушел, а ей в Сангарре жить всю оставшуюся жизнь.

Она прислушалась к происходящему этажом ниже. Тяжелые шаги, журчание воды, короткие удары топориком по поленьям – бродячий лорд решил все-таки принять ванну. Фэйм досадливо пнула ногой маленькую подушку-думку. Этот полоумный придурок изведет на купание и стирку своего тряпья все запасы воды. Проклятый наглец!

А с другой стороны, Фэймрил ужасно хотелось узнать, что же с ним приключилось, почему Джевидж потерял память и каким образом очутился на ее пороге избитый и одетый, как бродяга, вместо того чтобы поправлять пошатнувшееся здоровье в отдельной палате столичной лечебницы Милосердной Длани, где ему самое место.

В последний раз мистрис Эрмаад видела лорд-канцлера в конце прошлого лета, за два месяца до смерти Уэна. В столичной опере в честь его императорского величества давалась премьера «Сказочной маски». Это был тот редкий случай, когда привести на представление любовницу стало бы чревато общественным осуждением. В день Тезоименитства принято выводить в свет законных супруг, одетых в фамильные драгоценности, тем самым демонстрируя окружающим респектабельность. А более всего, кроме денег и известности, мэтр Эрмаад жаждал считаться респектабельным господином. Поэтому он и настоял на жемчужном гарнитуре, а потом без конца хвастался перед знакомыми своим вкусом в выборе украшений.

На сцене блистала мис Иорлика Леела, и не слишком влюбленная в оперу Фэйм заслушалась дивным чистым голосом примадонны. Прелесть «Сказочной маски» в том, что на сцену можно даже не смотреть, там каждая ария – шедевр, не имеющий, к счастью, никакого отношения к либретто.

– Ба! – хмыкнул Уэн, толкнув локтем жену. – Еще один любитель искусств.

И указал на лорд-канцлера в парадном темно-синем мундире, сидевшего за правым плечом императора и выглядевшего донельзя надменным и, пожалуй, даже сердитым. Он что-то быстро-быстро говорил Раилу, словно выговаривал сюзерену за какую-то оплошность (если, конечно, на миг допустить, что такое возможно), а потом вдруг махнул рукой, грустно улыбнулся и посмотрел прямо на… Фэйм. В этот момент его разглядывали сотни людей, но женщине показалось, что всесильный канцлер видит только ее одну. Тогда Фэймрил подумала, что Росс Джевидж хочет напомнить ей про отца, а возможно, и напугать. Она резко отвернулась и до конца представления сидела неподвижно, не шелохнувшись и, полуприкрыв глаза, слушая только божественный голос мис Леелы.

Уэн, помнится, весь оставшийся вечер язвил лорд-канцлера тонкими издевками. Заочно, разумеется, ибо высказать нечто подобное в лицо лорду Джевиджу у драгоценного супруга не хватило бы духу. Досталось и отцу Фэйм.

– Если бы твой папаша не лез в большую политику и не натравливал на канцлера Эйгорма Лиламма, то ничего не произошло бы. Старый интриган просчитался, на чем и погорел.

– У папы, по крайней мере, были принципы, – отрезала Фэйм. – Не мешай мне слушать, пожалуйста.

– Ох уж мне эти ваши принципы, – прошипел Уэн и добавил грубое площадное ругательство.

Он всегда так делал, желая вывести жену из себя, но в этот момент мис Леела взяла верхнюю ноту, и окончание похабной фразы потонуло в грохоте аплодисментов.

На сцене разыгрывалась шутейная драма, божественная музыка изливалась на зачарованный зал, а Фэймрил думала о Россе Джевидже – человеке, погубившем одного за другим всех ее родичей. Буквально несколькими словами и росчерком пера. Ему нет дела до ее отчаяния, ему не интересны сотни тысяч маленьких людей, чьи жизни перемелются в жерновах великих замыслов, ему плевать на чужие судьбы, он служит Империи. Как будто она существует сама по себе, без живых мужчин и женщин, которые ее населяют.

Именно тогда Фэймрил Эрмаад захотелось убить лорд-канцлера впервые.

А теперь, спустя год, это желание только усилилось. И вовсе не из-за грязных полотенец, как можно догадаться.

После четырех десятков дней, проведенных в дороге, Росс готов был всю ночь греть и носить воду, лишь бы как следует вымыться. И когда наконец его страстное желание сбылось, не смог сдержать восторженного стона удовольствия. Только лишь ради этого блаженства стоило добраться до Сангарры и отыскать Фэйм Эрмаад.

Джевидж откинул голову на бортик ванны, но глаза закрывать не решился. Еще заснет ненароком, а талисман мэтра Амрита останется лежать на полу. Проснуться голым в остывшей воде – полбеды, хуже, если с ним приключится очередной припадок, после которого все придется начинать заново.

Добрая хозяйка не слишком-то обрадуется, когда незваный гость начнет биться в судорогах и орать как резаный на весь дом. Она и так напугана и рассержена.

Отправившись в Сангарру, Росс часто думал о неведомой женщине по имени Фэймрил. Еще бы! Она стала зацепкой, которую мэтр Амрит умудрился извлечь из покалеченной памяти своего загадочного пациента. Джевидж пытался представить ее внешность, придумывал какие-то удивительные подробности, ждал чуда и загадки, а оказался лицом к лицу с самой обычной женщиной, типичной эльлорской леди – чопорной, обидчивой и недоверчивой.

«Что, что может нас связывать, если разум так крепко ухватился за ее имя, в то время когда все остальное – лица родителей, годы детства, отрочества, юности и зрелости – исчезло полностью?» – рассуждал сумасшедший лорд. В том, что его поразила редкая форма безумия, не осталось никакого сомнения. И случись оно естественным путем, пришлось бы уповать лишь на милосердие ВсеТворца. Однако мэтр Амрит уверял в обратном: кто-то злонамеренно лишил Росса Джевиджа всех воспоминаний. И что еще хуже и ужаснее – сделал так, что стоило несчастной жертве заснуть или, скажем, потерять сознание, как все воспоминания прошедшего дня стирались безвозвратно. Точно следы на влажном песке, оставленные в полосе прибоя. Предательская усталость открывала врата в Сон, и тот накатывался, как волна на берег, слизывая всю память о времени бодрствования. И даже опытный старый волшебник, всю жизнь практиковавший те крохи магии, которая исцеляет, а не калечит, не смог ничем помочь Джевиджу. Мэтр чуть ли не за локти себя кусал от разочарования и бессилия – у него не вышло даже узнать имя пациента, ни с помощью гипноза, ни под действием одурманивающего зелья.

На Фэймрил Эрмаад возлагалось столько надежд, а она оказалась обычной дамочкой – не чародейкой, не знатной, не влиятельной особой. Чем же она сможет ему помочь? Скорее всего, ничем. Она сама еле держится на плаву. Унаследованный старинный особнячок скоро развалится сам по себе без капитального ремонта, все ветхое, полы скрипучие, в оконных рамах щели, которые хозяйка кое-как заткнула старыми тряпками и заклеила бумагой. Зимой здесь, должно быть, так промозгло и сыро, что вдова Эрмаад отчаянно рискует заболеть чахоткой. Особенно если будет так мало кушать.

Бриться пришлось ножом, зато (о радость!) с мылом, а вот рану на шее перевязать было нечем, и воды для небольшой постирушки не осталось совсем. Завтра вдовушка станет ругаться. Росс злорадно сощурился, предвкушая, с каким священным ужасом она начнет вопить о своей погубленной репутации. А выхода никакого нет – либо самой носить воду, либо позволить это сделать Джевиджу. Но он же – Ужасный Посторонний Мужчина, спаси ВсеТворец! Что скажут соседи, когда увидят чужого мужика с ведрами, курсирующего между колодцем и домом мистрис Эрмаад? Но… должна же быть какая-то расплата за огромную шишку на лбу и чудовищную головную боль. Росс и так выглядел, мягко говоря, недостойно, и дело даже не во множестве уродливых шрамов по всему телу, а в том, что с такой рожей лучше на глаза стражам закона не попадаться – мигом заметут в кутузку.

Завернувшись в широкую банную простыню, Росс прошелся по первому этажу, осматриваясь и выискивая слабые места в обороне дома. Это было первое, что он делал, оказываясь в новом месте. Видимо, срабатывала какая-то старая привычка из предыдущей жизни. Нет! Первым делом Росс надел свой медальон. Куда ж без него? Никуда. И только с заветным талисманом на груди и ножом в руке отправился изучать вероятное поле боя.

И надо заметить, беглый осмотр Росса ничуть не порадовал – особняк мистрис Эрмаад в качестве неприступной крепости не выдерживал никакой критики: замок в дверях от честных людей, оконный переплет высаживается одним ударом локтя, в оранжерею можно лезть в любой час дня и ночи. Фэйм осталось только написать над входом: «Добро пожаловать, дорогие воры, насильники и убийцы!» И, разумеется, никакого оружия в доме не водится, даже дамской «пукалки» с перламутровыми накладками на рукояти. Вроде тех, которые так любят пускать в ход разгневанные шлюхи. Впрочем, о чем это мы? Известное дело – такие, как мистрис Эрмаад, полагаются исключительно на защиту молитвы ВсеТворцу.

«О! Тебе уже хочется ее защищать? – сам себя подначил Росс и тут же сам себе ответил: – Скорее придушить, чтоб не мучилась и не вводила в искушение всяких лиходеев».

Впрочем, Фэйм Эрмаад ему нужна, просто необходима. Джевидж был уверен – она ключ к разгадке его безумия, которое мэтр Амрит именовал хитрым словцом «амнезия» и неоптимистично добавлял «полная и абсолютная».

Спать не хотелось совсем. Да и как можно задремать, когда череп просто трещит от боли, ноет растревоженная нога, на которую Росс рухнул после удара сковородкой? Добрая вдовушка била наотмашь, и рука у нее оказалась тяжелая, а глаз метким.

В отместку за столь радикальное приветствие Джевидж решил полежать на обитом кремовым шелком диване в гостиной. Сразу же видно – хозяйка боится испортить старинную обивку и предпочитает сидеть на недорогих креслах, так почему бы не «осквернить» антиквариат своей голой задницей?

Потом азарт ребяческой мести сам собой иссяк и навалилась усталость. Она подкралась на мягких кошачьих лапках, потерлась об гудящие от долгой ходьбы голени, вспрыгнула на грудь и обвилась вокруг затекшей шеи удушливым воротником. Дырявая память Росса Джевиджа не удержала в своем решете случая, когда бы ему довелось ночевать под крышей, с тех пор как погиб мэтр Амрит, а оттого сама возможность пялиться в застекленное окно с настоящими занавесками казалась ему редкой удачей. Впрочем, раз к фамилии Джевидж прилагается титул лорда, как утверждает сковородколюбивая мистрис, значит, где-то есть и родовые земли, и поместье, и, возможно, семья. А почему нет? В сорок лет мужчине обычаем пристало быть отцом семейства. Росс изо всех сил попытался вообразить свою гипотетическую жену или детей, но, кроме встреченной несколько дней назад крестьянки с двумя замызганными малышами, которая сжалилась над припадочным бродягой и угостила горбушкой хлеба, никаких иных образов в голову не приходило.

Росс еще немного поиграл с вновь обретенным именем и титулом, потасовал туда-сюда слова, словно карты, пытаясь если не вспомнить подробности, то хотя бы почувствовать нечто такое… хм… этакое, подвластное лишь интуиции и полузвериным рефлексам. Он и так в последнее время полагался в основном на предчувствия и полумистические знаки. Именно так лорд Джевидж оказался в Сангарре. Кроме незнакомого женского имени, которое буквально проросло в истерзанном разуме, он не ведал ничего. Ну не подходить же к каждому встречному с вопросом: «Сударь, не подскажете ли, где мне искать Фэймрил Эрмаад?» Изведшись над проблемой до нескольких припадков подряд, Росс решил, что никакая логика здесь ему не поможет и надо действовать как минимум нетривиально. Сделать непредсказуемый ход, так сказать.