Геката очнулась и почувствовала, что ее кто-то зовет. Это было довольно странным чувством, потому что никто и никогда не звал богиню колдовства, это она должна была всех искать и звать. И многие добровольно, а кто-то и не очень, но откликались на ее зов. Но все, ее окружавшие боги, люди, духи и души знали, что не стоит напрасно тревожить Гекату, тогда им жить спокойнее будет на свете. Даже при случайной встрече с ней, лучше всего было отстраниться, уйти, спрятаться.
– Это должен быть кто-то очень отважный, – сказала она Эриде.
Богиня раздора, единственная из немногих обитателей этого мира часто с ней бывала, никуда не пряталась, и даже радовалась, когда Геката появлялась на ее пути.
В глубине души она даже гордилась их дружбой, потому что мало кто мог похвастаться такой дружбой, да что там скромничать – никто не мог похвастаться вовсе, только Эрида.
– Кто это меня может звать? – спросила Геката.
Ей показалось, что Эрида знает ответ на этот вопрос, у нее были свои вороны, везде летавшие и сообщавшие ей о том, что и где происходило.
– Это Никта, – спокойно отвечала богиня раздора.
Гекате осталось только удивиться тому, что она сама не узнала зова своей матушки, настолько она отвыкла от нее, да и что удивительного, ведь с тех пор ни одно тысячелетие прошло.
– Никта будет с нами, – говорила Эрида, – она так решила.
Они переглянулись, пытаясь понять, хорошо это или плохо, надо признаться, что они за это время отвыкли от ее власти, перестали подчиняться матушке, и наслаждались своей дивной свободой.
Теперь было о чем тревожиться, но ведь они не могли спрятаться, или загнать ее снова во тьму.
Нет, надо было ждать и смотреть, что из всего этого получится. Никта оставалась первой и единственной, и никто в целом мире не смог бы приказывать ей. А если нельзя изменить мира, то придется постараться измениться самому.
Геката, считавшая себя виновницей того, что Никта должна появиться в мире молчала, Эрида почувствовала это и решила немного ободрить подругу
– И это переживем, – говорит Эрида, – ничего страшного в том нет.
– Ну что же, нам ничего и не остается.
– Но надо бы предупредить Цирцею, мы давно не были на ее острове.
– А может не надо, пусть еще порадуется свободе?
– Ничего, пусть привыкает, хотя на ее остров Никта едва ли заглянет, что ей там делать, мир и без того огромен и разнообразен.
Гекате казалось, что Эрида завидует подруге, хотя на самом деле завидовала она, потому что Эрида могла легко ускользнуть, исчезнуть, если что, а вот ей придется оставаться с матушкой. Но что тут скажешь, если судьба такая, остается только верить и надеяться, что пробудет она тут не долго, заскучает без своей тьмы, и ей там понравится значительно больше, чем здесь. А если нет? Но о скверном лучше не думать совсем. Она и решила не думать… Ведь неизвестно, что и как будет, а вот когда будет, тогда можно и подумать.
Вот с этими мыслями подруги и сестры перенеслись на остров к Цирцее, чтобы обрадовать или огорчить чародейку. Если любая из богинь способна сильно повлиять на нашу жизнь, то уж вернувшаяся Никта особенно.
Они отправились на остров, куда к тому времени успела удалиться Цирцея, забыв обо всем на свете.
Цирцея наслаждалась одиночеством и полной свободой, как могла делать это только она одна. Даже в те времена трудно было найти титаниту или богиню, которой было бы так хорошо в одиночестве, вот если уже Никта выбралась из тьмы на свет и отправилась искать своих, то, что говорить обо всех остальных. Но Цирцея была тем редким исключением, которой и на самом деле никто не был нужен. Такое бывает, когда одной всегда лучше, чем с кем-то. Нет, конечно, на какой-то срок она могла побыть с любым из родичей или богинь, но все время думала о том, как бы поскорее отправить их подальше. К ней заглядывал сам Гелиос, зная, что его дочь одинока. Но и он чувствовал, что она особо в нем не нуждается.
И было ей в кого пойти. Сам лучезарный не один век провел в гордом одиночестве, а связав свою судьбу с кем-то из титанит, думал только об одном, как можно скорее избавиться от них или самому удалиться в самые дальние чертоги, укрыться от мира и отдохнуть.
Это ему чаще всего удавалось. Но даже, когда не получалось, он все равно уходил в Аид, чтобы там подарить теням и чудовищам свет, и самому избавиться от чудовищ небесных.
Цирцея была похода на отца как две капли воды, она не допускала мысли о том, что кто-то из гостей поселиться на ее острове на длительный срок, и будет все время с ней общаться, чего-то от нее требовать, сам попытается что-то ей дать.
– Тебе совсем этого не хочется? – однажды спросила Геката.
– Я мысли такой не допускаю.
– А если они не захотят уходить? – не унималась та.
– Я превращу их в свиней, – отвечала Цирцея.
И сказала она это так уверенно, так твердо, что Геката поняла, что превратит, обязательно превратит.
– Надо будет предупредить всех, кто захотят стать единым целым с Цирцеей, что участь их плачевна.
– Я слышала историю о том, что все были разрезаны на две части, вот они и бродят по миру и ищут свою половинки, наверное, Цирцею никто не разрезал, – говорила она задумчиво, – Гелиос родил ее целой и невредимой.
– А много таких в мире?
– Скорее нет, все мы разрезаны на части, но есть избранники и счастливчики, так скверно кого-то искать и убеждаться, что он был с тобой одним целым, а потом затерялся где-то.
Вот об этом они говорили, пока не добрались до таинственного острова, который могли видеть только те, кому чародейка его показывала. А для остальных он так и оставался каким- то воздушным столбом, который лучше всего было объехать стороной, хотя многие подозревали, что он нереален, это только мираж и легко можно проехать сквозь него.
На этот раз Цирцея обрадовалась их вторжению. Впрочем, сначала она радовалась всегда, это потом наступало разочарование.
Она выслушала их внимательно – все-таки далеко не все слухи и новости до нее вовремя доходили, вот и возвращении Никты на землю она ничего не ведала. А потом подумала немного, да и произнесла:
– Не стоит печалиться и паниковать (Цирцея вспомнила о Пане). Земля большая, нам всем хватит тут места, – заявила Цирцея. – Ей что, она почти не вмешивается в происходящее. А заглянуть на денек ко мне или к вам, не такое и страшное бремя.
И эти простые слова как-то успокоили богинь. Земля и на самом деле велика, пока Никта пройдется по разным мирам, а может где и задержится, они будут жить обычной жизнью, а потом видно будет.
И если к Никте Цирцея отнеслась так спокойно, то вот племянница ее Медея никак не давала ей покоя, потому что около девицы той кружились разные богини, а если богинь хотя бы две, то ждать чего-то хорошего от них не приходится. Цирцея чувствовала, что она не сможет остановить их, и помочь бедной девице тоже не сможет. Трудно быть великий чародейкой, и спасая мир не спасти тех, кто тебе близок и дорог. Но так и позднее почти всегда случалось. Хотя для Цирцеи все было впервые
А между тем Никта добралась каким-то чудом до центра Аида, до чертогов самого Властелина тьмы. Она почувствовала, что уходит надолго, потому и решила проститься с молодой его женой, Персефоной, которая была к ней всегда добра и внимательна. Она тоже отправится в свой срок на землю, но земля большая, смогут ли они там встретиться, это еще вопрос. Лучше проститься, тогда и встречаться будет приятнее. Так решила она в тот день и час.
История Персефоны, украденной Аидом, совсем недавно потрясла все миры, а землю чуть не уничтожила вовсе, когда Деметра погрузилась в траур и больше не собиралась что-то делать. Голод, мор и пожары смог остановить только Зевс, да и то не сразу. С этими Олимпийцами было столько забот и хлопот. Но все как-то наладилось, Персефона половину года была на земле с матерью, а потом снова отправлялась во тьму, где Никта ее и встретила с большой радостью.
Она преклонялась пред древней богиней, и радовалась, что та не оставила ее в одиночестве, с мрачным дядюшкой-мужем так просто не пообщаешься. Порой он просто убивал ее своей суровостью.
Узнав, что Никта зачем – то внезапно к ней пожаловала, Персефона встревожилась и загрустила, она почувствовала, что им выпала разлука, долгая разлука.
Дурные предчувствия бледную девицу почти никогда не обманывали.
– Я решила отправиться в тот мир, – просто произнесла она, сколько же можно тут оставаться.
– Ты не собираешься возвращаться совсем?
– Ну, почему же, если он перестанет существовать.
– Значит, не собираешься, – усмехнулась Персефона.
Она подумала о том, что ей нельзя не возвращаться, а вот Никта вольна поступать, как ей вздумается. Почему же она так несвободна, так порабощена вроде бы и большими чувствами, и муж ее первый и старейший из всех, но ощущение несвободы угнетало ее страшно. Впрочем, говорила она о другом:
– Тебе там мало что понравится, мир очень сильно с тех пор изменился. Даже я, хотя оказалась здесь недавно, смогла это заметить, а что говорить о тебе.
– Не такая я и древняя, радость моя, а потом изменения, они всегда приятные, даже если сами по себе они ужасны. Разнообразие в вечности нашей – это скорее благо, чем зло, и можно только порадоваться.
– Да нечему там особенно радоваться, но разве я смогу тебя удержаться, тем более, мы там свидимся, если судьба. Я же тоже не навсегда здесь оставалась.
– Тебе тяжко здесь?
– Сначала, я сердилась на отца, когда он требовал у Аида половину года, а теперь понимаю, что он был прав.
– Тебе не очень хорошо тут, Аид замкнут и мрачен, но это понимаешь, только когда сталкиваешься со стремительным Гермесом, красавцем Аполлоном, или проказником Дионисом. Да, я стара для них, но все одно могу оценить то, что творится с ними в этом мире, и понимаю, что тебе было бы лучше, с любым из них.
– Гермес не собирается жениться, Дионис может и жениться, но рядом с ним толпа вакханок все время, я бы от ревности померла, а Аполлон, по-моему, его никто и никогда не полюбит, так что все там не так красиво, как кажется.
– Как же все сложено-то, – улыбнулась Никта, – и все же, все же нам только и остается, что метаться между тьмой и светом, и знать, что чего-то не будет хватать, тьмы или света.
Никта удалилась так же внезапно, как и появилась.
Персефона устыдилась того, что так давно не была с Аидом, и поспешно отправилась к нему. Все-таки она навсегда была связана с ним узами, и должна была исполнять свои супружеские обязанности. Только от этой мысли ей стало как-то дурно, но делать все равно нечего. Надо идти и исполнять.
– Говорят, у тебя была Никта? – с ходу спросил он, и тревога звучала в низком его голосе.
– Была, она собирается на землю, ей надоело быть в темноте. Нельзя привыкнуть к свету, если столько лет провела во тьме, – задумчиво размышляла она. Аид сразу же все перевернул на свой лад.
– Нельзя привыкнуть к тьме, родившись и прожив столько лет при свете? – почему – то спросил он.
– Я не сказала этого.
– Но разве не так ты подумала? Вот только поэтому я и согласился тебя отправлять на полгода туда, хотя будь моя поля, ни на миг бы не отпустил, но я видел, что становилось с цветами, стоило им оказаться здесь.
– Не говори так, я все знала, матушка предупреждала меня, но я съела гранат, сама, меня же никто не заставлял.
– Столько воды утекло с того дня, все могло перемениться.
– Но ничего не переменилась, – не унималась Персефона, – она хотела убедить мужа в том, в чем сама вовсе не была уверена.
Потому они замолчали, в кромешной тьме повисла мертвая тишина.
Хотя Эрида и успокаивала Гекату, а вместе они беседовали с Цирцеей, и почти убедились в том, что ничего страшного нет, в том, что Никта выйдет на свет, но на душе у каждой из них тревоги все-таки плохо улеглись. И решили девицы-красавицы, что надо успеть до ее появления сделать какие-то важные дела, чтобы потом не нужно было предупреждать, оправдываться, объяснять, почему они это делать хотят. В общем, и Геката, и Эрида приводили свои дела в порядок, и, заглянув в недалекое будущее, пытались понять, что там им еще понадобиться может.
Эрида поняла, что ей понадобится золотое яблоко, для того, чтобы история как-то развивалась. Она пока еще не ведала точно, для чего ей сгодится яблочко, но то, что понадобится, не сомневалась, вот и отправилась в сад Гесперид, чтобы там им разжиться, с драконом о том, о сем поболтать, да и вообще на мир посмотреть и себя показать.
Геката вспомнила о том, как волновалась Цирцея о Медее и отправилась в Колхиду. Она тайно была влюблена в Этта, который отстранялся от нее все время, и Медея, была, конечно, только поводом для того, чтобы навестить отвергшего ее сына Гелиоса, с которым и сам Лучезарный не смог бы справиться, если бы и захотел. Таким мощным и суровым казался Этт.
Свидание это оказалось неудачным, потому что царь вообще где-то на соседних землях с сыном пропадал, дома оставалась только юная Медея, и она вела себя дерзко, почти яростно.
– Что это забыла тут эта темная богиня? – спросила она у Цирцеи, тоже оказывавшейся во дворце брата.
– А ты можешь не дерзить тем, кто мне дорог.
– Тебе кто-то дорог, да ты просто в свинью не можешь ее оборотить, вот потому и терпишь.
– Остановись, – потребовала Цирцея, – когда ты влипнешь в очередную переделку, и нужна будет помощь, ты явишься к нам с Гекатой, подумай хотя бы об этом.
Но сразу было ясно, что не о чем думать Медея не собирается.
– Вот еще, обойдусь и без вас…
– Да не обойтись тебе без нас, не обойтись, – повторяла Цирцея.
– Как она на тебя похода, – только и усмехнулась Геката
– А мне кажется, что такой глупой и наивной я не была никогда.
Медея вспылила и убеждала прочь. У нее был свой уголок уединения, не такой, конечно, как у тетушки, но тоже ничего.
О проекте
О подписке