Однако новый статус Гладкоствольного оказался под угрозой после появления мистера К. Мистер К был русским. В то время стало модным среди тех, кто мог себе это позволить, нанимать в качестве телохранителей бывших офицеров КГБ. Таким человеком на службе можно похваляться, как любовницей-кинозвездой. Те, кто вращался в кругах Брата Зубастого, с трудом выговаривали его русское имя, и просто звали новенького «КГБ». Со временем они сократили его до мистера К. Мистер К не имел отношения к КГБ. Большинство бывших офицеров КГБ были офисными гражданскими служащими, и даже те, кто действовал на переднем крае тайных конфликтов, не обучались искусству личных телохранителей. Мистер К раньше работал в Центральном бюро безопасности Советского Союза в качестве телохранителя Андрея Громыко, тогдашнего министра иностранных дел, известного на Западе как «мистер Нет». Он был настоящим специалистом, истинным экспертом, который дает клиентам возможность дышать. Брат Зубастый нанял его с жалованьем вице-председателя не из желания похвастать, но из-за истинного страха за свою собственную безопасность.

С момента появления мистера К стало ясно, что он совсем не похож на других телохранителей. За ужином другие телохранители ели и пили больше своих богатых нанимателей и совершенно не стеснялись прерывать их деловые разговоры. Когда грозила настоящая опасность, они либо бросались в бой со всем мастерством уличных головорезов, либо бросали клиента в пыли и в панике удирали. Мистер К резко отличался от них: на банкетах и переговорах он тихо стоял за спиной Брата Зубастого, его массивная фигура была неподвижна, как стена, готовая перехватить любую потенциальную угрозу. Хотя у мистера К пока не было возможности защитить своего клиента в кризисной ситуации, его профессионализм и преданность не давали повода усомниться, что, если такая ситуация возникнет, он выполнит свой профессиональный долг с большим мастерством. Гладкоствольный сам был лучшим профессионалом, чем другие телохранители, и не имел их явных недостатков, но он хорошо сознавал огромную разницу между собой и мистером К. Например, прошло много времени, пока он понял, что мистер К носит черные очки в любое время дня не для того, чтобы выглядеть крутым, а чтобы скрыть свой взгляд.

Несмотря на то что мистер К быстро освоил китайский язык, он держался в стороне от членов внутреннего круга своего нанимателя. Он старательно держал дистанцию до тех пор, пока однажды не пригласил Гладкоствольного зайти в его спартанскую комнату. Там он налил два стакана водки и сказал Гладкоствольному по-китайски, запинаясь:

– Я хочу научить тебя говорить.

– Говорить?

– На иностранном языке.

И Гладкоствольный начал учиться у мистера К иностранному языку. Только через несколько дней он понял, что учит английский, а не русский язык. Гладкоствольный был способным учеником, и когда они смогли общаться и на английском, и на китайском, мистер К сказал ему:

– Ты не такой, как другие.

– Знаю, – кивнул Гладкоствольный.

– Тридцатилетний опыт научил меня точно выделять таких людей из всех остальных. У тебя редкий талант, и когда я увидел тебя в первый раз, у меня мороз прошел по коже. Легко сохранять хладнокровие во время работы, но трудно оставаться всегда хладнокровным, никогда не оттаивать. Ты можешь стать одним из лучших в этом деле, если не зароешь свой талант.

– Что я могу сделать?

– Во-первых, поучиться за границей.

Брат Зубастый с готовностью согласился на предложение мистера К полностью оплатить расходы Гладкоствольного. Он надеялся избавиться от Гладкоствольного с момента появления мистера К, но в компании не было вакантной должности.

Вот так однажды зимней ночью этот парень, осиротевший в детстве и выросший в криминальных слоях общества, сел на пассажирский реактивный самолет и отправился в чужую, далекую страну.

* * *

Сидя за рулем потрепанного автомобиля «Сантана», Гладкоствольный ездил по городу, осматривая все места, названия которых были написаны на фотоснимках. Его первой остановкой была «Блоссом-Плаза». Он быстро нашел человека с фото. Тот копался в мусорном баке, когда приехал Гладкоствольный, и через несколько минут потащил свой раздутый пакет для мусора к ближайшей скамейке. Плодами его поисков оказались большая и почти нетронутая коробка с едой на вынос, всего один раз надкушенная свиная сосиска, несколько идеальных ломтиков хлеба и полбутылки колы. Гладкоствольный ожидал, что он будет есть руками, но с удивлением увидел, как бродяга достал маленькую алюминиевую ложку из кармана грязного пальто, которое носил, несмотря на летнюю жару. Он неторопливо разделался со своим ужином, а потом выбросил остатки обратно в мусорный бак. Оглядывая площадь, Гладкоствольный увидел, что со всех сторон вокруг нее начали вспыхивать огни города. Он был хорошо знаком с этим районом, но чувствовал, здесь явно чего-то не хватает. Потом его осенило, он понял, почему этот человек имел возможность неторопливо поесть. Площадь служила обычным местом сбора бездомных всего города, но в данный момент он не видал никого из них, кроме своей мишени. Куда они подевались? Неужели их всех уже обработали?

Гладкоствольный поехал дальше, по адресу на втором снимке. Под эстакадой на окраине города слабый желтый свет лился из хижины, кое-как собранной из гофрированного картона. Гладкоствольный осторожно толкнул сломанную дверь хижины и чуть приоткрыл ее. Сунув голову внутрь, он неожиданно оказался в фантастическом многоцветном мире. Стены хижины были увешаны картинами маслом всевозможных размеров, они создавали отдельный мир искусства. Глаза Гладкоствольного проследили за струйкой дыма и увидели странствующего художника, который лежал, раскинувшись, под сломанным мольбертом, напоминая медведя в зимней спячке. У него были длинные волосы, а его перепачканная красками футболка была такой просторной, что больше походила на платье. Он курил дешевую сигарету из пачки с изображением нефритовой бабочки. Он рассматривал плоды своего творчества взглядом, полным удивления и растерянности, будто видел их впервые. Гладкоствольный догадался, что большую часть времени он проводил, любуясь собственными произведениями. Такая разновидность голодающих художников не вызывала удивления в девяностых годах прошлого века, но сейчас их осталось мало, и они встречались редко.

– Все в порядке. Заходите, – произнес художник, не отрывая глаз от картин. Его тон был бы более уместен в императорском дворце, а не в хижине. Как только Гладкоствольный вошел, художник спросил:

– Вам нравятся мои картины?

Гладкоствольный огляделся вокруг и увидел, что большая часть рисунков представляла собой просто хаотичные пятна цвета – если бы краску расплескали прямо на холст, он выглядел бы более упорядоченным по сравнению с этими картинами. Но имелось также несколько картин в очень реалистичном стиле, и взгляд Гладкоствольного быстро привлекла одна из них: почти все пространство на этом полотне занимала желтая, растрескавшаяся земля. Несколько мертвых растений, торчащих из трещин, выглядели так, словно увяли сотни лет назад, если в этом мире тогда вообще существовала вода. На выжженной земле лежал череп. Хотя он выгорел добела и покрылся трещинами, два зеленых, живых ростка выросли из его рта и одной глазницы. Создавая резкий контраст с засухой и смертью, окружающими их, эти растения были зелеными и пышными, и крохотный, нежный цветок венчал стебель одного из них. В другой глазнице черепа сохранилось глазное яблоко. Его зрачок смотрел в небо, а взгляд был полон такого же изумления и растерянности, как и взгляд художника.

– Мне нравится вот эта, – сказал Гладкоствольный, указывая на картину.

– Она называется «Пустошь номер 2». Вы ее купите?

– Сколько?

– А сколько у вас есть?

Гладкоствольный вытащил свой бумажник и вынул все лежавшие в нем банкноты по сто юаней. Он протянул их художнику, но тот взял всего две банкноты.

– Она больше не стоит. Теперь она ваша.

Гладкоствольный завел машину и взял третью фотографию, чтобы посмотреть последний адрес. Через секунду он выключил зажигание, так как пункт его назначения находился прямо рядом с эстакадой: вдоль нее тянулась самая большая городская свалка мусора. Он достал бинокль и стал смотреть сквозь лобовое стекло, высматривая свою цель среди падальщиков, копающихся в мусорных кучах.

Триста тысяч мусорщиков зарабатывали на жизнь, роясь в отбросах огромного города. Они образовали свой собственный класс, состоящий из четко очерченных каст. Мусорщики наивысшего ранга имели право входить в самые фешенебельные районы города, застроенные виллами. Там, в мусорных баках изящной формы, можно было ежедневно набрать много сорочек, носков и простынь, использованных один раз, – в этих районах такие вещи считались товарами однократного использования. В отходы попадали самые разные предметы: слегка поцарапанные туфли и ремни из лучшей кожи, гаванские сигары, выкуренные наполовину, дорогой шоколад, надкушенный только чуть-чуть с уголков… Но сбор подобных отходов требовал таких внушительных взяток местным охранникам, которые могли позволить себе немногие, и те, кто мог, становились аристократами среди падальщиков.

Мусорщики среднего ранга собирались вокруг многочисленных перевалочных пунктов городских отходов, первой остановки на пути муниципальных отходов. Там быстро расхватывали самый ценный мусор: негодную электронику, металлолом, нетронутые изделия из бумаги, выброшенные медицинские приборы и просроченные лекарства. Однако такие площадки были доступны не для всех. Каждая станция была владением одного мусорного босса. Любого падальщика, попавшего туда без их разрешения, жестоко наказывали: совершивших мелкое нарушение зверски избивали и выдворяли, а серьезные нарушители могли лишиться жизни.

Мало ценных предметов оставалось в отходах, прошедших через перевалочные пункты и попавших на свалки на окраинах города, и все-таки именно эти отходы кормили самое большое количество людей. Это были мусорщики самого нижнего ранга, именно они сейчас были перед Гладкоствольным. Не имеющий ценности, не пригодный для переработки сломанный пластик и рваная бумага – это все, что оставалось для падальщиков из самых низких слоев общества мусорщиков. Еще там имелись остатки гнилой еды, которую можно выудить из мусора и продать на корм свиньям на соседние фермы по десять юаней за кило. В отдалении сверкал огромный город, подобно гигантскому бриллианту, его сияние окружало мерцающим ореолом зловонную гору отбросов. Мусорщики приобщались к роскоши города, просеивая отбросы. Часто среди гниющей еды можно было откопать жареного молочного поросенка, у которого съели только ноги, едва тронутого морского окуня, целые тушки кур… Недавно стала обычной находка целых «шелковых» цыплят благодаря популярности нового блюда под названием «цыплята из белого нефрита». Это блюдо готовили так: вспарывали курам животы и набивали их тофу, а потом тушили на медленном огне. Настоящим деликатесом были ломтики тофу; куры, хоть и вкусные, служили просто футляром. Как в случае с листьями тростника, в которые заворачивают рисовые клецки, любой гурман, у которого хватило глупости съесть самого цыпленка, становился объектом насмешек более разборчивых эпикурейцев…

Последний на этот день мусоровоз въехал на свалку. Когда он вывалил свой груз на землю, несколько стервятников ринулись на кучу отходов и быстро исчезли из виду в облаке пыли и отбросов. Как будто они перешли в новую фазу эволюции и на них не действовали вонь кучи мусора, микробы и токсичная грязь. Конечно, это была иллюзия, ее сохраняли те люди, которые видели, как живут мусорщики, а не как они умирают. Вместе с трупами насекомых и крыс тела мусорщиков валялись повсюду на свалке. Здесь они тихо умирали и вскоре оказывались погребенными под новым мусором.

В тусклом свете прожекторов на краю свалки все мусорщики казались запыленными, неясными тенями, но Гладкоствольный быстро обнаружил среди них свою цель. Быстрота, с которой он ее заметил, частично объяснялась его острым зрением, но была и другая причина: сегодня на свалке было значительно меньше мусорщиков, как и бродяг на Блоссом-Плаза. «Что происходит?» Гладкоствольный наблюдал за своей мишенью в бинокль. На первый взгляд она ничем не отличалась от любого другого обитателя свалки. Ее талию обвивала веревка, и она держала в руках большую плетеную сумку и грабли на длинной ручке. Не в силах протиснуться сквозь толпу других мусорщиков, она могла действовать только на периферии, просеивая остатки отбросов.

Гладкоствольный опустил бинокль, на мгновение задумался и слегка покачал головой. Перед ним разворачивалось нечто действительно фантастическое: бездомный мужчина, голодный бродяга-художник и девушка, живущая сбором отбросов – трое самых бедных, самых слабых людей в мире, – почему-то представляли угрозу для самых богатых и самых могущественных плутократов на свете. Угрозу настолько большую, что они сочли необходимым нанять киллера, чтобы решить эту проблему.

«Пустошь номер два» лежала на заднем сиденье. В темноте единственный глаз черепа впился в Гладкоствольного, как шип в тело.

Со свалки донесся хор панических воплей, и Гладкоствольный увидел, что мир вокруг его автомобиля утонул в голубом сиянии. Свет шел с востока, где над горизонтом быстро восходило голубое солнце. Это был космический корабль Старших братьев, появившийся в Южном полушарии. Обычно космический корабль не излучает собственного света; но ночью солнечный свет, отражающийся от его боков, заставляет его светиться подобно маленькой луне. Однако часто он внезапно озарял планету голубоватым сиянием, вызывая у всех людей непонятный ужас. На этот раз сияние космического корабля было ярче, чем когда-либо раньше, возможно, потому что он летел по более низкой орбите, чем обычно. Голубая луна взошла над городом, и тени небоскребов вытянулись до самой свалки, как жадные руки гигантов. По мере того как космический корабль поднимался над горизонтом, тени постепенно укорачивались.

Девушку, стоящую на мусорном полигоне, осветило сияние космического корабля Старших братьев. Гладкоствольный опять поднял бинокль и убедился, что это действительно его цель. Она стояла на коленях с сумкой, на ее поднятом вверх лице отразилась легкая тревога, но в остальном оно оставалось таким же безмятежным, как на фотографии Гладкоствольного. Сердце киллера опять дрогнуло, но это прошло так же быстро, как и раньше. Он понимал, что это ощущение пришло откуда-то из глубины его души, и сожалел, что снова утратил его.

Космический корабль быстро пересек небосвод и исчез за западным горизонтом, оставив призрачное голубое свечение на небе.

Мусорный полигон опять погрузился во тьму, и огни города снова засверкали. Мысли Гладкоствольного вернулись к нынешней головоломке: тринадцать самых богатых людей на Земле пожелали убить трех самых бедных. Это было более чем абсурдно, и любое возможное объяснение было выше его понимания. Но его мыслям не удалось унестись далеко, он резко затормозил их. В приступе раскаяния Гладкоствольный ударил по рулю, так как вдруг осознал, что нарушил основное правило своей профессии. Слова наставника возникли перед его мысленным взором, это был основной принцип их профессии: оружию все равно, на кого оно направлено.

* * *

До этого дня Гладкоствольный даже не знал, в какой зарубежной стране он учился, не говоря уже о точном местонахождении академии. Знал только, что первый перелет совершил в Москву. Там его встретили несколько человек, которые говорили по-английски без малейшего русского акцента. Его заставили надеть непрозрачные темные очки, и, под видом слепого, он проделал остаток путешествия в темноте. Совершив еще один трехчасовой перелет, а потом поездку на автомобиле в течение целого дня, Гладкоствольный прибыл в академию и не мог бы с уверенностью утверждать, что все еще находился в тот момент в России.

Академия была расположена далеко в горах и обнесена высокими стенами. Учащимся ни при каких обстоятельствах не разрешалось покидать ее до окончания обучения. После того как ему позволили снять темные очки, Гладкоствольный обнаружил, что здания академии построены в двух различных стилях: первый тип строений был серым и лишенным каких-либо отличительных особенностей, а второй был очень странным как по виду, так и по форме. Позднее он узнал, что строения второго типа были собраны из гигантских строительных блоков, и по желанию их можно было перестроить для создания большого количества моделей боевой обстановки. Все это заведение являлось, в сущности, одним большим современным полигоном.

Торжественное первое собрание было единственным мероприятием, на котором встретились все учащиеся, и их было чуть больше четырехсот человек. Седовласый директор, с властными манерами классического ученого, обратился к ним со следующей речью:

– Учащиеся, в следующие четыре года вы получите теоретические познания и практические навыки, необходимые для нашего рода деятельности, – того вида деятельности, названия которого мы никогда не произносим вслух. Это одна из самых древних профессий человечества, и этой профессии обеспечено славное будущее. В небольшом масштабе наша работа, и только наша работа, способна решать трудные проблемы отчаявшихся клиентов; но в широком масштабе наша работа способна изменить историю.

В прошлом различные правительственные организации предлагали нам крупные суммы денег за обучение бойцов для ведения партизанской войны. Мы отказали им всем, потому что обучаем только независимых профессионалов. Да, независимых, от всего, кроме денег. После сегодняшнего дня вы должны считать себя оружием. Ваш долг – выполнять функцию оружия и демонстрировать его красоту в процессе. Оружию все равно, на кого оно направлено. Человек А поднимает оружие и стреляет в человека Б; Б вырывает у него оружие и стреляет в А – оружие не замечает разницы между этими двумя людьми и выполняет оба задания с одинаковым уровнем мастерства. Это самый главный принцип нашей профессии.

Во время этой церемонии Гладкоствольный также узнал несколько самых распространенных терминов своей новой профессии: их основной бизнес называется «обработкой», их мишени – «объектами» или «работой», смерть именовалась «охлаждением».

Учебные курсы в академии в зависимости от радиуса действия обозначались буквами Д, С и К, то есть дальнего радиуса действия, среднего радиуса действия и короткого радиуса действия. Дисциплину Д изучал самый таинственный и дорогой учебный курс. Те немногие студенты, которые выбрали эту специальность, общались только между собой и редко вступали в разговоры со студентами курсов С и К. Преподаватели Гладкоствольного также советовали ему и его соученикам держаться подальше от студентов Д-курса:

– Они аристократы нашей профессии, так как наиболее вероятно, что именно они изменят ход истории.

Знания, получаемые студентами Д, были обширными и глубокими, а снайперские винтовки, которые им полагались, стоили сотни тысяч долларов и были длиной почти два метра в полной сборке. Д-специалисты обрабатывали объекты со среднего расстояния в тысячу метров, хотя, по слухам, могли попасть в цель и с трех тысяч метров. Обработка на расстоянии более тысячи пятисот метров представляла собой сложную операцию, и в подготовительную работу такой операции входило размещение ряда «музыкальных подвесок» на определенном расстоянии друг от друга вдоль траектории выстрела. Искусно сделанные микроскопические анемометры по радио передавали данные на защитные очки стрелка, помогая ему учитывать скорость и направление ветра вдоль всей траектории выстрела.

С-специалисты обрабатывали элемент на расстоянии от десяти до трехсот метров. Это был самый традиционный курс, и на нем обучалось самое большое количество студентов, которые обычно использовали стандартные винтовки. Хотя С-специалисты редко нуждались в работе, эта дисциплина считалась неинтересной и лишенной таинственности.

Гладкоствольный посещал курс К, где учился обрабатывать объект с дистанции менее десяти метров. К оружию на курсе К не предъявлялось таких жестких требований, и эти специалисты обычно использовали пистолеты или даже клинки и другое оружие рукопашного боя. Из этих трех специальностей К, несомненно, была наиболее опасной, но также и наиболее романтичной.