Глава седьмая

Арман Гамаш выключил свет, потом они с Анри прошли по коридору к лифту, но поехали не вниз, а вверх. Правда, не на самый верх, а на предпоследний этаж. Гамаш взглянул на часы. Половина девятого. Идеально.

Минуту спустя он постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.

– Bon, – сказала суперинтендант Брюнель. – Вовремя.

Миниатюрная Тереза Брюнель, как всегда опрятная и ухоженная, поднялась и показала на стул рядом с ее мужем Жеромом, который при виде Гамаша тоже встал. Они обменялись рукопожатием и сели.

Тереза Брюнель уже перешагнула порог пенсионного возраста, установленного для Квебекской полиции, но ни у кого не хватало духа или чего-то еще, чтобы сказать ей об этом. Она поступила в полицию поздно, и ее первым наставником стал Гамаш, однако вскоре она обогнала его. Частично благодаря собственной трудоспособности, а частично – о чем знали все – из-за того, что его карьера наткнулась на стену, возведенную суперинтендантом Франкёром.

Они дружили со времен академии, где она была вдвое старше любого другого ученика, а он преподавал.

Развивайся события естественным путем, он бы уже был суперинтендантом, а она – старшим инспектором. Тереза Брюнель знала это. Знал и Жером. Знал и Гамаш, но его это, казалось, не волновало.

Они уселись на офисном диване и стульях, а Анри растянулся между Гамашем и Жеромом. Старший из них опустил руку и рассеянно погладил овчарку.

Жером, которому давно перевалило за семьдесят, стал почти круглым, как мяч, и, будь он пониже ростом, Анри, вероятно, был бы не прочь его погонять.

Несмотря на разницу в званиях, было ясно, что главный здесь Гамаш, пусть эта встреча происходила и не в его кабинете.

– Какие у вас новости? – спросил он у Терезы.

– Мы почти у цели, Арман, но есть одна проблема.

– Я несколько раз упирался в стены, – пояснил Жером. – Тот, кто это сделал, очень неглуп. Стоит мне высунуть голову из тумана, как я обнаруживаю, что оказался в тупике.

Голос его звучал брюзгливо, однако нрав оставался веселым. Жером наклонился вперед и сцепил руки. Глаза его горели, он с трудом сдерживал улыбку.

Он был вполне доволен собой.

Доктор Брюнель подвизался следователем, но не в Квебекской полиции. До ухода на пенсию он возглавлял службу скорой помощи в больнице Нотр-Дам в Монреале. Его работа состояла в быстром предоставлении медицинской помощи, в сортировке поступающих больных и в диагностике. А потом – в лечении.

Выйдя на пенсию несколько лет назад, он всю свою энергию и опыт отдал решению всевозможных задач и разгадке шифров. Его жена и сам Гамаш не раз обращались к нему, когда следствию требовалась расшифровка кодов. Но дело было не только в том, что доктор на пенсии искал себе занятие. Жером Брюнель от рождения получил этот дар – умение раскрывать тайны. Его разум мгновенно видел и находил связи, на выявление которых у других людей могли уйти часы, или дни, или целая вечность.

Но любимой игрой доктора Брюнеля, его наркотиком были компьютеры. Он заделался настоящим кибернаркоманом, и Гамаш принес ему кибергероин целой упаковкой.

– Я никогда не видел столько уровней защиты, – сказал Жером. – Кто-то очень хотел запрятать это подальше.

– Что именно? – спросил Гамаш.

– Вы просили нас узнать, кто выложил видео той операции на фабрике, – сказала суперинтендант Брюнель. – Операции, которой руководили вы сами.

Гамаш кивнул. То видео снималось крохотными камерами, вмонтированными в шлемы агентов. Они зафиксировали все.

– Разумеется, проводилось расследование, – продолжила суперинтендант Брюнель. – Отдел борьбы с киберпреступностью пришел к заключению, что какой-то хакер случайно нашел исходные файлы, смонтировал их и выложил в Интернет.

– Ерунда, – фыркнул доктор Брюнель. – Хакер ни за что не смог бы найти эти файлы. Они слишком хорошо защищены.

– И что же? – спросил Гамаш у Жерома. – Кто это сделал?

Но они все знали кто. Если не хакер-везунчик, то кто-то из полицейских. Причем достаточно высокопоставленных, чтобы замести следы. Но доктор Брюнель обнаружил след и пошел по нему.

Они все знали, что след приведет в кабинет над ними. На самый высокий уровень Квебекской полиции.

Однако Гамаш давно уже начал задавать себе другой вопрос. Не «кто», а «зачем». Он подозревал, что слитое видео – всего лишь побочные отходы жизнедеятельности гораздо более крупного существа. Они принимали merde^[18] за истинную угрозу.

Арман Гамаш оглядел друзей. Старший офицер полиции пенсионного возраста. Колобок-доктор. И он сам. Оттесненный на обочину офицер полиции в летах.

Всего трое. А то существо, которое они искали, казалось, увеличивалось в размерах каждый раз, когда им удавалось мельком увидеть его.

Но Гамаш знал, что такой недостаток одновременно является и преимуществом. Их троих легко могли не замечать, игнорировать, в особенности те, кто считал себя невидимым и неуязвимым.

– Мне кажется, мы уже у цели, Арман, но я продолжаю попадать в тупики, – сказал Жером. Он вдруг напустил на себя хитроватый вид.

– Ну-ну, продолжайте.

– Я не уверен, но мне кажется, что я засек наблюдателя.

Гамаш не произнес ни слова. Он знал, что такое наблюдатель в житейском и компьютерном смыслах. Однако он ждал уточнения.

– Если мне это действительно удалось, то должен сказать, что он очень коварен и опытен. Возможно, он уже некоторое время за мной наблюдает.

Гамаш упер локти в колени, сцепил крупные пальцы. Словно боевой корабль, идущий на таран.

– Это Франкёр? – спросил он.

Пришло время называть имена.

– Не он лично, – ответил Жером. – Но вероятно, кто-то из служащих в Квебекской полиции. Я довольно давно занимаюсь такими проблемами, но еще не видел никого столь искусного. Стоит мне остановиться и оглянуться, как он тут же исчезает.

– А откуда вы вообще знаете о его существовании? – спросил Гамаш.

– Точно я не знаю, но есть ощущение – какие-то движения, перемещения.

Брюнель замолчал, и Гамаш впервые увидел озабоченность на лице жизнерадостного доктора. Похоже, доктор Брюнель почувствовал, что, несмотря на все его мастерство, есть кто-то лучше его.

Гамаш откинулся на спинку стула, словно кто-то прошел мимо и толкнул его. «Так что же мы обнаружили?»

Не только они охотились за этим существом, но и оно само охотилось за ними.

– Ваш наблюдатель знает, кто вы? – спросил он у Жерома.

– Не думаю.

– Не думаете? – спросил Гамаш; голос его посуровел, глаза впились в собеседника.

– Уверен. – Жером отрицательно покачал головой. – Он не знает.

Пока не знает. Слово «пока» осталось непроизнесенным, но подразумевалось. Пока не знает.

– Будьте осторожны, Жером, – сказал Гамаш, вставая и подхватывая поводок Анри.

Он попрощался и ушел в ночь.

Огни городов, городков и деревень исчезали в зеркале заднего вида, по мере того как он уезжал все дальше в леса. Еще немного – и его окружила полная темнота, если не считать света фар на заснеженной дороге. Наконец впереди показалось слабое мерцание. Гамаш знал источник этого света. Его машина поднялась на холм, и он увидел в долине три громадные сосны, подсвеченные зелеными, красными и желтыми лампочками – цветами Рождества. Их там были тысячи. Веселые огоньки висели на крылечках, на заборах, на каменном мосту.

Когда машина спустилась с холма, сигнал на его телефоне пропал. Сюда не доходили ни телефонные вызовы, ни эсэмэски. Гамаш и Анри, дремавший на заднем сиденье, словно исчезли с лица земли.

Старший инспектор остановил машину перед магазином «Книги Мирны, старые и новые» и отметил, что свет наверху еще горит. Он так часто приезжал сюда на зов смерти. Но на сей раз он привез смерть с собой.

Глава восьмая

Клара Морроу первая заметила появление машины.

Они с Мирной скромно пообедали подогретой тушенкой и салатом, потом она пошла мыть посуду, но Мирна вскоре присоединилась к ней.

– Ничего, я сама, – сказала Клара, выдавливая жидкость для мытья в горячую воду и разглядывая пену.

Почему-то это всегда ее успокаивало. Клара чувствовала себя волшебницей, или ведьмой, или алхимиком. Возможно, не таким ценным, как те, что умеют превращать свинец в золото, но все же полезным.

Клара Морроу не принадлежала к тем женщинам, которые любят заниматься домашним хозяйством. Она любила волшебство. Превращение воды в пену. Грязной посуды – в чистую. Чистого холста – в произведение искусства.

Она любила не столько изменения, сколько метаморфозы.

– Ты садись, – сказала она, но Мирна взяла кухонное полотенце и потянулась за теплой чистой тарелкой:

– Мне так легче отвлечься.

Они обе понимали, что вытирание посуды – всего лишь хрупкий плотик в бурном море, но если такое занятие могло поддержать Мирну на плаву, то Клара не возражала.

Они работали, находя успокоение в синхронности своих действий.

Клара закончила мытье, спустила воду, протерла раковину и повернулась к мойке спиной. Эта комната не изменилась за все те годы, что Мирна жила здесь, после того как оставила психотерапевтическую практику в Монреале и затолкала в маленькую машину все свои утлые пожитки. Когда она приехала в Три Сосны, вид у нее был такой, будто она сбежала из цирка.

Она вышла из машины, большая чернокожая женщина, явно превосходящая размерами машину. Она заблудилась на проселочных дорогах и нашла неожиданную деревню, где остановилась, чтобы выпить кофе, съесть пирожное и воспользоваться туалетом. Просто остановка на пути в какое-то другое место. Более волнующее, более многообещающее. Но Мирна Ландерс так никуда и не уехала.

За кофе с молоком и печеньем в бистро она поняла, что именно такое место и искала.

Мирна разгрузила машину, сняла в аренду пустое помещение рядом с бистро Оливье и открыла магазин по продаже старых и новых книг. А сама поселилась в комнате на чердаке.

Так Клара и познакомилась с Мирной. Она зашла посмотреть, как там в новом книжном магазине, и услышала наверху стук швабры и брань. Она поднялась по лестнице в конце помещения и увидела на чердаке Мирну.

Та подметала комнату и бранилась.

В тот день они стали друзьями.

Клара наблюдала за тем, как Мирна творит свое волшебство, превращая пустой склад в магазин. Пустое пространство – в место для встреч. Неиспользовавшийся чердак – в дом. Несчастливую жизнь – в привольную.

В Трех Соснах царила стабильность, но жизнь там никогда не была тихой.

Пока Клара обозревала комнату, отмечая рождественские огоньки за окном, ей показалось, что она увидела короткую световую вспышку. Свет автомобильных фар.

Потом она услышала звук двигателя и повернулась к Мирне, чьи уши тоже уловили урчащий звук.

Обе они подумали об одном.

Констанс.

Клара попыталась подавить облегчение, понимая, что оно преждевременно, но радость переполняла ее, не слушая остерегающего голоса рассудка.

Звякнул дверной колокольчик. Внизу раздались шаги. Они слышали, как человек – один человек – идет по магазину.

Мирна схватила Клару за руку и крикнула:

– Кто там?

После паузы они услышали знакомый голос:

– Мирна?

Клара почувствовала, как похолодела рука Мирны. Это не Констанс. Это посланник. Почтальон, приехавший на велосипеде.

Глава отдела по расследованию убийств Квебекской полиции.

Мирна держала кружку в обеих руках, но так и не сделала ни глотка. Цель состояла в том, чтобы греть руки, а не пить.

Она смотрела в окошко плиты, на язычки пламени и пылающие угли. Их свет отражался на ее лице, придавая ему больше жизни, чем в нем было.

Клара расположилась на диване, а Арман – в кресле напротив Мирны. Он тоже держал в своих больших руках кружку. Но смотрел на Мирну, а не на огонь.

Анри, обнюхав чердак, улегся на коврике перед камином.

– Как вы думаете, она страдала? – спросила Мирна, не сводя глаз с огня.

– Нет.

– И вы не знаете, кто это сделал?

Это. Это. Мирна не находила в себе сил вслух обозначить «это».

Когда Констанс так и не появилась после наступления темноты и даже не позвонила, Мирна подготовилась к худшему. К тому, что у Констанс случился инфаркт. Инсульт. Что она попала под машину.

Ничего хуже ей в голову не приходило. Она и подумать не могла, что ее приятельница не просто простилась с жизнью, а что жизнь у нее отобрали.

Гамаш выпрямился в кресле:

– Мы пока не знаем, но непременно найдем преступника.

– Сможете? – спросила Клара, первый раз подавшая голос, после того как Гамаш сообщил им печальное известие. – Ведь она жила в Монреале, а город не в вашей юрисдикции.

– Верно. Однако глава отдела по расследованию убийств Монреальской полиции – мой друг. Он передал дело мне. Вы хорошо знали Констанс? – спросил он Мирну.

Мирна открыла рот, потом посмотрела на Клару.

– Ой, – встрепенулась Клара. – Ты хочешь, чтобы я ушла?

Немного помедлив, Мирна покачала головой:

– Нет. Извини. Сила привычки – никогда не говорить о клиентах.

– Значит, она была вашим клиентом, – сказал Гамаш. Он не стал доставать блокнот, предпочел внимательно слушать. – Не просто приятельницей.

– Сначала была клиентом, потом стала приятельницей.

– Как вы познакомились?

– Она пришла ко мне на сеанс несколько лет назад.

– А конкретнее?

Мирна задумалась.

– Двадцать три года назад. – Ее саму удивила такая цифра. – Я знала ее двадцать три года, – недоуменно проговорила Мирна, потом заставила себя вернуться к реальности. – После того как она перестала приходить ко мне на сеансы, связь между нами сохранилась. Мы порой обедали вместе, ходили в театр. Не часто, но у нас – у двух одиноких женщин – нашлось много общего. Она мне нравилась.

– Это необычно – подружиться с клиентом? – спросил Гамаш.

– С бывшим клиентом… но да, крайне редко. У меня такой случай единственный. У психотерапевта есть свои четкие границы, даже если речь идет о бывших клиентах. Достаточно того, что головы психотерапевтов заняты чужими проблемами, а если чужие проблемы проникнут и в нашу жизнь, то будет вообще кошмар.

– Однако Констанс стала вашей подругой?

Мирна кивнула:

– Я думаю, мы обе были немного одинокими, и она казалась достаточно здравомыслящим человеком.

– Достаточно? – переспросил Гамаш.

– А кто из нас полностью в своем уме, старший инспектор?

Они посмотрели на Клару, чьи волосы опять стояли торчком – ужасное сочетание воздействия шапки, статического электричества и привычки ерошить волосы.

– Что? – спросила Клара.

Гамаш снова обратился к Мирне:

– Вы встречались с Констанс после вашего переезда в Три Сосны?

– Несколько раз, когда я ездила в Монреаль. Сюда она ни разу не приезжала. Мы поддерживали связь главным образом открытками и телефонными звонками. Но откровенно говоря, в последние годы мы разошлись.

– Тогда что привело ее сюда? – спросил старший инспектор. – Вы ее пригласили?

Мирна задумалась, потом покачала головой:

– Нет, не помню, чтобы я ее приглашала. По-моему, идея принадлежала ей. Хотя, возможно, она намекнула, что хочет приехать, а я ее пригласила.

– У нее была какая-нибудь конкретная причина искать встречи с вами?

И опять Мирна задумалась, прежде чем ответить.

– В октябре у нее умерла сестра. Вы, наверное, слышали…

Гамаш кивнул. Об этом сообщалось в новостях, как будет сообщено и о смерти самой Констанс. Убийство Констанс Пино принадлежало статистике. Убийство Констанс Уэлле – заголовкам новостей.

– После смерти сестры в ее жизни не осталось никого, – сказала Мирна. – Констанс была очень закрытым человеком. В закрытости нет ничего страшного, но у нее замкнутость превратилась в манию.

– Вы можете назвать кого-нибудь из ее друзей?

Мирна отрицательно покачала головой.

– Никого не знаете? – спросил Гамаш.

– Констанс жила без друзей.

– Pardon?

– У Констанс не было друзей, – повторила Мирна.

Гамаш уставился на нее:

– Ни одного?

– Ни одного.

– Ты была ее другом, – возразила Клара. – Да она здесь со всеми подружилась. Даже с Рут.

Но, еще не успев закончить предложение, Клара поняла свою ошибку. Она приняла дружеские манеры за дружбу.

Мирна помолчала секунду-другую, прежде чем заговорить:

– Констанс могла производить впечатление, что у вас с ней дружеские и близкие отношения, на самом деле ничего такого не чувствуя.

– Ты хочешь сказать, это все было ложью? – спросила Клара.

– Не совсем. Не хочу, чтобы вы считали ее социопатом или чем-то подобным. Она любила людей, но никого близко к себе не подпускала.

– Даже вас? – спросил Гамаш.

– Даже меня. Большей частью ее жизнь оставалась закрытой для всех.

Клара вспомнила их короткий разговор в ее мастерской, когда Констанс отказалась позировать ей для портрета. Она сделала это не грубо, но твердо. Явно не хотела подпускать Клару к себе.

– О чем вы задумались? – спросил Гамаш, увидев сосредоточенное лицо Мирны.

– О том, что сказала Клара. Она права. Констанс чувствовала себя здесь счастливой. Мне кажется, она со всеми, даже с Рут, нашла общий язык.