В рождественский вечер чуть больше десятка девиц взгромоздились на кровать, игравшую здесь роль бельэтажа. Они сидели перед голубым с желтыми узорами занавесом из мебельного ситца в самом лестном для актеров расположении духа – в нетерпеливом ожидании. Из-за занавеса до них долетали бесчисленные звуки приглушенного шепота и шуршания, слабый дымок от светильников и порой возбужденное хихиканье Эми, которой было свойственно в такие моменты впадать в истерику. Но вот половинки занавеса разошлись, и «оперная трагедия» началась.

Единственная программка сообщала, что на сцене «мрачный лес». Он был представлен несколькими кустиками в горшках, зеленой бязью на полу и пещерой на заднем плане. Сводами пещеры служили рамы для сушки белья, а комоды стали ее стенами; в пещере была небольшая жаровня, в которой пылал огонь, а на огне стоял черный котел, и над ним склонялась старая ведьма. На сцене царил мрак, мерцание огня создавало прекрасный эффект, особенно в тот момент, когда из котла стал клубиться настоящий пар, как только ведьма Агарь сняла с него крышку. Публике дали минуту, чтобы улеглось первое волнение. Позвякивая мечом на боку, в лес решительными шагами вошел чернобородый злодей Хьюго. На злодее была мягкая шляпа с опущенными вниз широкими полями, совершенно невероятный плащ и те самые сапоги. Походив взад-вперед по лесу в сильном возбуждении, Хьюго ударил себя по лбу и вдруг разразился яростной арией, признаваясь в своей ненависти к Родриго, в своей любви к Заре и в своем милом сердцу решении убить одного и завоевать другую. Злобный тон и хриплый голос Хьюго, переходивший порою в крик, когда чувства брали над злодеем верх, произвели сильное впечатление на слушателей, и как только он смолк, чтобы набрать в грудь воздуха, раздались бурные аплодисменты. Поклонившись с видом человека, давно привыкшего к восторгам публики, он прокрался к пещере и командным тоном приказал Агари выйти к нему:

– Эй, ты, красотка! Выходи! Ты мне нужна!

И вышла Мег со свисающими на лицо седыми прядями из конского волоса, в черно-красном одеянии, с посохом в руке и каббалистическими знаками на плаще. Хьюго потребовал у нее приворотного зелья, чтобы заставить Зару его полюбить, и еще одного – чтобы уничтожить Родриго. Агарь в прелестной, полной драматизма арии обещала сделать и то и другое и принялась вызывать духа, который должен доставить ей любовный напиток:

 
Эльф воздушный, прилетай,
Дом свой тайный покидай,
Ты ведь розами рожден,
Утренней росой вспоен,
Сможешь ли мне то сварить,
Чем любовь приворожить?
Ароматный твой нектар
Мне неси скорее в дар,
Сладкий, крепкий, всех чудесней!
Эльф, ответь на эту песню!
 

Тут послышалась тихая музыка, и в глубине пещеры появилась маленькая фигурка в чем-то облачно-белом с поблескивающими крылышками, золотыми волосами и венком из роз на голове. Помахивая волшебной палочкой, она запела:

 
Я по зову прямому
Прилетаю из дома
С серебристой далекой луны.
Ты используй напиток
Не во вред, не в убыток,
Иль все чары иссякнуть должны.
 

И, уронив маленькую позолоченную бутылочку к ногам ведьмы, дух исчез.

Новая песнь Агари явила миру другого духа – вовсе не привлекательного, ибо с громким треском пред ведьмой возник весь черный, уродливый черт, который, прохрипев какой-то ответ, швырнул в Хьюго темного цвета бутылкой и с издевательским смехом исчез.

Издав благодарственную трель и засунув бутылки за голенища сапог, Хьюго удалился, а Агарь сообщила публике, что, поскольку он в былые времена убил нескольких ее друзей, она давно прокляла его и теперь намерена, помешав исполнению его планов, осуществить свою месть. На этом занавес закрылся, слушатели смогли отдохнуть и угоститься сладостями, одновременно обсуждая достоинства спектакля.

Прежде чем занавес распахнулся снова, зрителям пришлось довольно долго слушать раздающийся из-за него стук молотков, но когда стало очевидно, какой шедевр плотницкого искусства был создан на сцене, ничьи уста не проронили ни единого недовольного звука. Увиденное превосходило все ожидания. На сцене возвышалась башня, чуть ли не упиравшаяся в потолок; на полпути к ее вершине виднелось окошко с горящей на нем лампой, а за белой занавеской появилась Зара, в прелестном голубом с серебряными узорами платье, ожидающая Родриго. Он явился пред нею в великолепном наряде: шляпа с пером, красный плащ, каштановые локоны и, разумеется, те самые сапоги, а в руках – гитара. Опустившись на одно колено у подножия башни, он пропел трогательную серенаду. Зара ответила ему и после этого музыкального диалога согласилась бежать из дома. И тут наступил самый грандиозный момент спектакля: Родриго извлек из-под плаща веревочную лестницу с пятью перекладинами, забросил наверх один ее конец и предложил Заре спуститься. Она с робостью выбралась из окна на лестницу, оперлась рукой на плечо Родриго и уже готова была грациозно спрыгнуть на землю, когда… Увы, увы, бедная Зара! Она забыла про свой шлейф. Он зацепился за решетку окна, башня покачнулась, наклонилась вперед и с грохотом рухнула, похоронив под своими руинами несчастных влюбленных!

Всеобщий вопль ужаса раздался в комнате, когда зрители увидели яростные взмахи желто-коричневых сапог среди руин и высунувшуюся из-под обломков золотистую головку Зары, восклицающей: «Я же тебе говорила! Ну я же говорила тебе!» С поразительным присутствием духа дон Педро – жестокий вельможа-отец – бросился на место события и вытащил дочь из руин, поспешно шепнув в сторону: «Не смейтесь, сыграйте так, будто все идет правильно!»

Приказав Родриго встать, он с гневом и презрением запретил ему впредь появляться в их королевстве. Но Родриго, хотя и потрясенный падением на него Зары вместе с башней, отважился противостоять вельможе и не двинулся с места. Этот безупречный пример воспламенил Зару, и она тоже решилась противостоять родителю. Тогда тот приказал заключить обоих в самые глубокие подземелья замка. Толстенький маленький слуга явился с цепями и увел несчастных, но выглядел он при этом очень испуганным и явно забыл слова, которые должен был произнести.

Акт третий представлял комнату в замке, где появляется Агарь, явно затем, чтобы освободить влюбленных и покончить с Хьюго. Услышав его шаги, она прячется, видит, как он выливает напитки в два бокала с вином и велит маленькому робкому слуге отнести их каждому заключенному в камеру: «Скажи им, я сию минуту приду». Слуга отводит Хьюго в сторонку, чтобы что-то ему сказать, и Агарь успевает поменять бокалы на другие, безвредные. Фердинандо, малыш-слуга, уносит их заключенным, а Агарь ставит на стол бокал с зельем, предназначенным для Родриго. Хьюго, испытывая жажду после долгого пения, выпивает отравленное вино, теряет разум и, похватавшись некоторое время за разные предметы и потопав вокруг неверными ногами, наконец падает навзничь и умирает; агония и смерть происходят в то время, как Агарь в арии, поразительной по силе и мелодичности, сообщает ему о том, что она совершила.

Эта сцена получилась поистине волнующей, хотя некоторым из присутствующих могло показаться, что смерть злодея несколько утратила свою эффектность из-за неожиданно рассыпавшихся по сцене в большом количестве длинных рыжих волос. Однако, когда занавес закрылся, Хьюго вызывали несколько раз, и он с величайшей пристойностью выходил к публике, ведя за руку Агарь, чье пение все сочли еще более изумительным, чем весь спектакль, вместе взятый.

Акт четвертый: перед зрителями охваченный отчаянием Родриго, готовый вонзить себе в сердце кинжал, потому что ему сказали, что Зара его покинула. Как раз в тот миг, когда он подносит кинжал к своему сердцу, под его окном раздается прелестная песнь о том, что Зара ему верна, но находится в опасности и он может спасти ее, если пожелает. В окно ему брошен ключ, которым отпирается дверь, и в порыве восторга герой разрывает свои цепи и бросается прочь, чтобы отыскать и спасти свою даму сердца.

Акт пятый начинается с бурной сцены между Зарой и доном Педро. Отец хочет, чтобы дочь ушла в монастырь, но она и слышать об этом не желает и после трогательных просьб готова уже упасть в обморок, но в этот момент к ним врывается Родриго и требует ее руки. Дон Педро отказывает – ведь Родриго не богат! Оба кричат и яростно жестикулируют, но не могут прийти к согласию. Родриго уже готов унести потерявшую силы Зару, когда входит робкий маленький слуга с письмом и тяжелой сумой от Агари, которая таинственным образом вдруг куда-то исчезла. В письме сообщается, что Агарь завещает молодым влюбленным несказанное богатство, а дону Педро – ужасную гибель, если он помешает их счастью. Суму открывают, из нее на сцену дождем сыплется целая куча жестяных монет, так что весь пол начинает сверкать. Это сразу смягчает сурового вельможу. Он соглашается на брак дочери без единого звука. Все объединяются в радостном хоре, и занавес закрывается на том, как дон Педро благословляет влюбленных, преклонивших колена с непревзойденной романтической грацией.

Последовали шумные аплодисменты, неожиданно смолкшие, поскольку раскладная кровать, на которой был построен бельэтаж, вдруг сложилась, мгновенно погасив энтузиазм аудитории. Родриго и дон Педро немедленно бросились на выручку, все слушатели были извлечены целыми и невредимыми, хотя многие потеряли дар речи – от хохота. Возбуждение едва улеглось, когда появилась Ханна и объявила:

– Миссис Марч всех приветствует и просит юных леди спуститься вниз: ужин на столе.

Это оказалось сюрпризом даже для актеров, а когда сестры увидели стол, они переглянулись меж собою в восторженном изумлении. Маменька всегда была готова устроить для них какой-нибудь небольшой праздник с угощением, но ни о чем столь чудесном они и слыхом не слыхали с давно прошедших дней изобилия. На столе красовалось мороженое, целых два блюда: в одном – розовое, в другом – белое, и торт, и фрукты, и – с ума сойти! – французские шоколадные конфеты, да еще посреди стола четыре великолепных букета цветов из оранжереи! От всего этого просто захватывало дух, и девочки сначала смотрели только на стол, а потом – на свою маму, которая выглядела так, будто ей это доставляло немыслимое удовольствие.

– Это принесли феи? – спросила Эми.

– Санта-Клаус, – ответила Бет.

– Это все мама сделала. – И Мег улыбнулась своей самой нежной улыбкой, несмотря на седеющую бороду и совершенно седые брови.

– У тетушки Марч был приступ великодушия, и она прислала нам этот ужин! – вскричала Джо в порыве вдохновения.

– Нет, вы все ошибаетесь. Это старый мистер Лоренс прислал нам ужин, – ответила миссис Марч.

– Дедушка того мальчика из дома Лоренсов? – воскликнула Мег. – С какой стати такая мысль могла прийти ему в голову? Мы же с ним вовсе не знакомы!

– Ханна рассказала одному из его слуг про ваш веселый завтрак. Он чудаковатый старый джентльмен, но ему это понравилось. Много лет назад он знавал моего отца и сегодня днем прислал мне письмо, в котором попросил моего позволения выразить его дружеские чувства к моим детям, прислав им скромные подарки в честь Рождества. Я не могла ему отказать, и вот вы получили маленький пир вечером как компенсацию за завтрак из молока с бутербродами.

– Это тот мальчик его надоумил, точно! Я уверена: это он. Он чудесный малый, я бы хотела с ним познакомиться. А у него такой вид, будто он тоже хочет завести знакомство с нами, только стесняется. И Мег вся такая правильная, что не позволяет мне заговорить с ним, когда мы встречаем его на улице, – сказала Джо, когда тарелки уже были розданы и мороженое начало бесследно «истаивать» с обоих блюд прямо на глазах у присутствующих под их восторженные охи и ахи.

– Ты имеешь в виду тех людей, что живут в большом доме рядом с вами, да? – спросила одна из подруг. – Моя мама знает старого мистера Лоренса, только она говорит, что он очень гордый и не желает знаться с соседями. Он держит своего внука взаперти, когда тот не ездит верхом или не выходит на прогулку с воспитателем, и заставляет его все время заниматься. Мы приглашали его к нам в гости, но он не пришел. Мама говорит, он очень мил, но с нами, девочками, он никогда не разговаривает.

– А у нас как-то кошка сбежала, и он принес ее к нам, и мы с ним отлично поболтали через ограду. У нас получился потрясающий разговор про крикет и всякое такое. Потом он увидел, что Мег идет, и ушел. Я все-таки собираюсь как-нибудь с ним познакомиться: уверена, ему не так уж весело живется, – решительно заявила Джо.

– Он хорошо воспитан, выглядит как маленький джентльмен, и это мне нравится. Так что у меня нет возражений против вашего знакомства с ним, если появится возможность сделать это подобающим образом. Он сам принес цветы, и мне стоило бы пригласить его к нам, но я не знала точно, что у вас там, наверху, происходит. Мальчик казался таким опечаленным, когда уходил, слыша, как вы веселитесь, и не имея ничего подобного у себя дома.

– Как удачно, что вы его не пригласили, маменька! – рассмеялась Джо, взглянув на свои сапоги. – Но мы как-нибудь поставим другой спектакль, который он сможет посмотреть, а то и сыграть в нем. Это было бы так весело, правда?

– У меня еще никогда не было такого прекрасного букета, – сказала Мег, с большим интересом разглядывая свои цветы. – Красивый – глаз не оторвешь!

– Они все прелестны. Но розы Бет для меня – всех милее, – проговорила миссис Марч, нюхая полузавядший цветок у себя на груди.

Бет придвинулась поближе и, прижавшись к матери, шепнула ей тихонько:

– Как мне хотелось бы послать мой букет папе! Боюсь, у него там вовсе не такое веселое Рождество, как у нас…