Э. М. Ремарк «Триумфальная арка». Отзыв

Я люблю, а значит, я существую.

Я влюбился в Ремарка. Мне по нраву его мягкий нежный слог, обволакивающий и шепчущий. Мне импонирует тесная близость смерти в его произведениях. От этого пробуждается желание жить и бороться дальше с этим враждебным миром. В плане моих субъективных ощущений не стал исключением и роман «Триумфальная арка».

И снова смерть дышит в каждом диалоге. Она в горе, она в радости, она в молчании и в долгих разговорах. Безмолвный свидетель, отбирающий персонажей, дарующий остроту и искренность чувствам в каждый момент жизни. Только чувствуя еле слышное дыхание Танатоса в затылок, ощущаешь вкус к жизни, осознаёшь всем сердцем и душой, что есть только миг между прошлым и будущим, только здесь и только сейчас, в это самое мгновение.

Вы только взгляните, как прекрасна Госпожа Смерть в устах автора:

«Он лежал, уже бездыханный, но лицо его за последний час переменилось сильнее, чем за все тридцать пять лет жизни. Сквозь судорожную натугу последнего вздоха теперь медленно и непреклонно проступал строгий лик смерти. Все случайное таяло и отпадало, последние следы мучительного умирания сходили на нет, и вместо мелких, заурядных, искажённых страданием черт – отрешённая, безмолвная, вступала в свои права маска вечности. Ещё через час только она и останется».

Главная идея произведения – Любовь. Любовь с большой буквы. Безрассудная, безоглядная, настоящая, страстная, всепоглощающая и безмерная. Любовь как единственное чувство, имеющее смысл и наполняющее смыслом все суетливые странные движения от рождения до смерти. Любовь накануне войны и смерти, любовь на фоне каждодневной борьбы за место под солнцем, где мир и настоящее слишком эфемерны и иллюзорны, чтобы стать надеждой на завтрашний день.

Конечно, главные герои – живые люди, посему без сцен ревности и сердечных мытарств не обошлось. Но не придаёт ли это остроты в отношениях? Когда царит всепринятие, граничащее с равнодушием, – это либо отсутствие любви и сильного притяжения, либо чувства Вознесённых, развивших своё сознание и сердечную чакру до способностей к безусловной несобственнической Любви. Ревность присуща многим как неотъемлемый атрибут проявлений эго, люди ставят себя выше партнёра, считая вправе обладать им. Это проистекает от их уверенности в собственном бессмертии, в абсолютном непоколебимом знании, что завтра они ещё будут живы. Я, конечно же, в первую очередь имею в виду внешние проявления ревности, поведение и поступки людей, ею порождаемые, а не само наличие ревности как состояния, которое можно контролировать при достаточном уровне осознанности.

В смятениях, в сомнениях, в терзаниях страстной любви и жгучей ненависти есть один большой и неоспоримый плюс – ты снова живой! Чувства с эмоциями могут с адской болью драть сердце и душу. Но при этом ты чувствуешь, и это радость бытия. Я чувствую, значит, я существую.

Все душещипательные, зубодробительные скандальные сцены ревности, что в жизни, что на бумаге, напоминают мне истерику мальчиков и девочек в детском саду, делящих ночной горшок неубитого медведя. И сцена в «Триумфальной арке» вызвала у меня положительные эмоции. Жоан увидела Равича в ресторане с какой-то дамой. Потом пришла к нему домой и закатила ревнивый скандал с вопросами. Он ей по-хорошему объяснил, что она живёт с мужчиной, что не имеет права устраивать сцену и что пора бы ей возвращаться к своему ненаглядному. Что же ответила актриса средней руки с румынским акцентом? – «Это другое!» Под это сакраментальное «Это другое!» я смеялся в голос.

Поскольку я сам писатель, то не могу не вставить здесь свои ассоциативные «пять копеек», родившиеся при прочтении:

«Он резко толкнул дверь и ворвался с грохотом в её жизнь, нарушая весь привычный, хоть и, честно говоря, зловонный уклад бытия. Они не виделись сотни лет, раньше его звали иначе, а у неё было другое имя. Но даже истеки вечность с момента их последней встречи, это ничего бы не изменило, потому что для родственных душ не существует времени и пространства.

Он пристально взглянул на неё, обжёг блеском стальных глаз. Она тут же вспомнила, всё вспомнила – все их жизни, все пути и сплетения, все уровни огня, воды и медных труб, что они не раз проходили вместе, пусть и с переменным успехом, ведь никто не совершенен в подлунном мире.

– Долго же я тебя искал, крепость души моей… Идём со мной! – бросил он.

– Но как?.. – взбрыкнула было её последняя нынешняя личность. – У меня муж, дети, ипотека…

Голос её затих, она обернулась и увидела тающих призраков своей эрзац-жизни. Глаза её, потухшие за последние годы, вновь вспыхнули со свежей силой, надеждой и радостью.

– Идём! – он протянул ей руку.

– Идём, мой воин! Наконец-то мы снова вместе! – бросилась она к своему единственному и настоящему».

Превознося Любовь и обожествляя Женщину, Ремарк подспудно прошёлся и по религии. Так сказать, мысли вслух:

«Человек без желудка умер. Трое суток он стонал, мучался, и даже морфий ему уже почти не помогал. Равич и Вебер знали, что он умрёт. Они вполне могли бы избавить его от этих трёхдневных мучений. Но не избавили, ибо религия, проповедующая любовь к ближнему, возбраняет сокращать страдания человеческие. И её в этом строжайше поддерживает закон».

И здесь я с автором соглашусь. Судить по делам, а не по словам, и видеть скрытый смысл между строк религиозных догм.

А ещё хочу сказать напоследок… Ревность лысых обезьян, без стеснения гордо носящих название Человек, убивает.

А читатели кто?..

«И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда. <…> А ты иди к твоему концу и упокоишься, и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней».

(Дан. 12:2–13)

Покритикуем небожителей. И даже осмелимся им где-то возразить. Что, в общем-то, привычно для меня, потому что я со многими богами и вознесёнными не согласен. Тем более, моё несогласие вялое и пассивное по причине понимания, что бог или вознесённый высказал одно мнение по некоторому поводу – в конкретное время в конкретном месте и для определённых ушей. Тут сразу же включается несколько уровней понимания сказанного в зависимости от осознанности и развития внимающего. Тот же бог или вознесённый по тому же самому поводу в другое время, в другом месте и для других ушей сказал иначе. Мудрое говорят среди мудрых. А искусство прятать среди мишуры символы и проблески истины для посвящённых используют с сотворения мира.

Прочитал я очередное творение дуэта Генри Лайон Олди «Мужество похвалы». Это сборник публицистических статей, в основном записанные на бумаге семинары писателей по писательскому мастерству. Мне всё понравилось, было интересно узнать настоящие отличия повести от романа, и это не объём текста в знаках. Было познавательно и даже забавно прочитать анализ текстов и ознакомиться, а как там оно пишется по науке, сравнить свои произведения, примерить, укладываются ли они в прокрустово ложе профессиональных качественных работ.

Пару острых вилок полетело от известных фантастов в сторону начинающих и не очень писателей по поводу композиции произведения. В тексте должна быть структура: экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка. А у многих нынешних самиздатовцев с этим беда: бегают персонажи, бегают, происходит куча каких-то внешне активных действий, а завязки сюжета так и нет.

Одновременно и соглашусь и не соглашусь с мэтрами. Потому что люди для науки или наука для людей? Можно писать по наитию, по вдохновению от Музы, выплескивая накопившиеся переживания и мысли, пока они не раскурочили нутро под избыточным давлением. И, естественно, не пытаться угодить безликим правилам грамотной литературной композиции. Ещё один момент зависит от цели творчества, первостепенной или же одной из, не суть. Если хочется, чтобы произведение читали множества (тысячи людей), и получилось добиться такого результата в своей индивидуальной форме подачи материала при внутренней честности в согласии с совестью, то с чего бы вдруг изменять себе и пытаться подстроить свой труд под придуманные кем-то правила? Конечно, логика научения может присутствовать, можно освоить писательское ремесло в неубиваемом порыве стать лучше, профессиональнее в своём деле, но к этому должен быть искренний внутренний посыл. Ещё один вариант несоблюдения литературной композиции может быть, когда я, автор, пишу притчу, наполненную пространными размышлениями, аналогиями, метафорами, аллюзиями, аллегориями, мифологическими и личными отсылками. Тогда я хочу подать Идею именно в таком соусе, пусть и не будет стройной последовательной кульминации, развязки, а то и вовсе определённого конца.

Некоторые начинающие и не очень писатели после публикации своих опусов с горькими от невнимания к своему творчеству слезами бегают по форумам и жалятся, что они творили кровью сердца, вкладывали все свои сильнейшие эмоции и чувства в процесс создания нетленки. Но увы, плебс не прочувствовал. Олди пару ссанных тряпок кинули и в эту сторону: необязательно проживать с героями их трагедии, драмы и пики счастья, нет строгого правила писать кровью сердца, куда важнее это передать. Или передать так, как будто ты это всё испытал, качественно отзеркалить.

Снова скажу: и да, и нет. На один и тот же роман может быть сотня разных мнений. На одном полюсе сотни прочитавших будут говорить, что текст суховат, не вызывает эмоций (а ты плакал и седел, пока писал, намыливал верёвку и планировал уйти в запой одновременно). На другом полюсе будут восторженно кричать, как их пробрало, как их задело за живое. Смог ли автор перенести свои животрепещущие чувства предельно точно на бумагу или нет – зависит не только от него, а ещё и от со-автора, то есть читателя.

Однажды, как пишут сами Олди, случилось неслыханное и неожиданное: издательство, давно с ними сотрудничавшее, отказалось публиковать их очередной роман. По причине, что тот слишком сложный, а средний читатель тупеет, переключаясь на клиповое мышление. Иначе говоря, издатель-бизнесмен предположил, что несмотря на правильно и грамотно написанный с точки зрения литературной науки текст не будут покупать, потому что авторы не смогли передать Идею так, чтобы зацепить читательский интерес. Получилось, что именитые писатели в некотором роде столкнулись с собственным утверждением и противоречием к нему: важнее передать вкладываемое в творение так, чтобы читатель увидел и заинтересовался.