Цитаты из книги «Чемоданный роман»

Работая в журнализме, всегда стоишь перед нравственным выбором, какой именно блядью тебе стать – идейной или обычной

И вот, например, говоришь продавщице: мне граммов 300–400 сыру. Взвесит всегда 400 и даже больше. Так же и с колбасой, и с конфетами. Никогда меньше, всегда больше. И если бы Боженьке так же: «Дай, Боженька, счастья чуток».

Вера ответила совершенно трезвым голосом: – Лора. Извини. Мне очень нужны грабли. У тебя нету? Да у меня этих грабель – завались. Знал бы кто, как я замучилась на них наступать.

Грибоедов, друзья мои, – скажу я, возбуждаясь, – скорей всего просто сел и просто написал рассказ в стихах, а потом прочитал и подумал: «А что, неплохо. Пусть печатают». И рассказ напечатали. А уже потом, – скажу я, сворачивая колбаску в кружок, – рассказ прочитали литературоведы.

Окна, за которыми разговаривают ни о чем, варят еду на завтра, устраивают постирушки, раскладывают постель и заводят будильник, чтоб не проспать на работу, после которой снова сюда, к домашней еде «суп», пододеяльникам в цветочек и – к своим, с которыми можно ни о чем, но с которыми тепло и безопасно.

душе требовался стакан воды, но подать его было некому, да и пить, как водится, тоже не хотелось.

Его внешность можно было бы определить как семитскую, если бы не глаза, в которых было все, кроме тысячелетней печали. Руки он держал за спиной.

действительно, он настолько далек, что до его жителей не всегда доходят письма, отправленные ими самим себе по электронной почте.

Они разговаривали на своем языке, но было понятно, что говорили о любви. В их распахнутом окне уже не горел свет: любовь стыдлива и не кичится своим присутствием.

Даже Лев Толстой в «Смерти Ивана Ильича» замечает, что сколько бы комнат в квартире ни было, а все-таки всегда одной не хватает.