Маме, которая мечтала увидеть мои книги опубликованными. Прости, что на это ушло так много времени.

Я страстно желаю вещей, которые

меня в конце концов погубят.

Сильвия Плат, «Полный дневник»

Laure Van Rensburg

NOBODY BUT US

Copyright © 2022 by Laure Van Rensburg. All rights reserved.

Перевод с английского Владимира Гришечкина

В коллаже на обложке использованы фотографии: © il21, Nina Buday, Pixel-Shot, AVOCADO FAM, 55th / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Гришечкин В., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Эти стены знают, что произошло. Они расскажут. Каждая вещь в доме станет уликой. Говорят, правда делает человека свободным.

Как бы не так.

Все начинается со вспышек синего света, который беззвучно пульсирует за стеклами окон. Потом внешний мир вторгается в дом топотом и стуком. Холод врывается в распахнутую дверь и устремляется вверх по лестнице второго этажа. Дом вздрагивает и просыпается.

Голоса заполняют пространство комнат, прогоняя тишину. В нарастающем шуме все отчетливее звучат слова: «жертва», «не реагирует», «Господи Иисусе». Их произносит полицейский с усами как у Берта Рейнольдса ^[1]. На его груди блестит значок помощника шерифа с именем черными буквами – Д. Х. Уилкокс. Буква «о» процарапана и похожа на второе «с». Уилкскс. Уилл-кыс-кыс. В его глазах стоит вопрос – он очень хочет поскорей разобраться, что здесь произошло. От него пахнет кофе, да и на усах поблескивает кофейная пенка, между потрескавшимися губами видны желтоватые зубы, которым не помешало бы отбеливание. Взявшись рукой за подбородок, Уилкокс разглядывает открывшуюся ему картину, которую, несомненно, редко встретишь в этих спокойных краях. Автомобильная авария, несчастный случай на лесопилке – вот, наверное, и все, с чем ему до сих пор приходилось сталкиваться. Но такое… Подобное могут делать друг с другом дикие звери, да и то где-нибудь в мрачной чащобе, а не в комнатах модернового особняка. То, что здесь произошло, испятнало ковер и стены кровью, насытило воздух тошнотворными запахами. На мгновение Уилкокс даже закрывает глаза, но увиденное не отпускает его, вставая с обратной стороны опущенных век словно на экране, следуя за ним, даже когда он спускается на первый этаж. Но и там обстановка напоминает декорации из «Ужасов по дешевке» ^[2].

На третьей снизу ступеньке валяется брелок в виде сердца. Серебряная цепочка порвана. Это подарок девушке, которой больше нет. Один из коллег Уилкокса поднимает брелок и опускает в прозрачный пластиковый пакетик, где он превращается в улику, в еще один ключ к мрачным событиям, которые развернулись здесь несколько часов назад. Запечатанный пакет отправляется к другим, побольше, которые до упора набиты обрывками одежды. Еще в одном пакете лежат осколки белой фаянсовой кружки.

На первом этаже работают сразу несколько полицейских. Здесь еще больше вопросительных взглядов, взволнованных восклицаний, больше хаоса и суеты. Сверкает фотовспышка, шипят полицейские рации, щелкают натягиваемые перчатки. Воняет здесь еще сильнее, и шериф Уилкокс старается дышать через рот. Густой запах смерти и физиологических жидкостей неподвижно висит в воздухе. Стены и дверные косяки покрыты брызгами крови, кровь размазана и по разделочному столику в кухне; ее капли и потеки на дереве и штукатурке похожи на шифр, который ему предстоит разгадать. В гостиной, словно раненое животное, валяется на боку инвалидное кресло на колесах, а в камине дотлевают остатки женской сумочки.

Каждая деталь, каждая вещь здесь рассказывают свою историю.

Повернувшись к разгрому спиной, шериф Уилкокс медленно бредет к распахнутой, как рот, входной двери.

Холодный воздух снаружи обжигает кожу. Солнце окрашивает горизонт в оранжевый и бледно-желтый цвета – наступает новый день. Облака разошлись еще ночью, ясное голубое небо кажется бездонным, и в нем кувыркаются серебристые чайки, которые сердито покрикивают на незваных гостей, осквернивших своим присутствием безмятежную тишину побережья.

На снегу перед крыльцом чернеет кровавый след. Один из полицейских проходит по нему до конца и рукой в перчатке извлекает из снежной могилы длинный кухонный нож. Чуть дальше зияют распахнутые ворота гаража. Полицейский заходит внутрь и, присев на корточки, разглядывает глубокие порезы на спущенных передних колесах.

Среди стоящих вкривь и вкось полицейских машин выделяется фургон «Скорой помощи». Позади его высокого кузова с работающей мигалкой наверху виден лес, но это уже не та мрачная чащоба, что была здесь раньше. Освободившись от объятий тьмы, деревья утратили свой зловещий вид, да и все остальное с наступлением дня стало другим. Дует свежий ветер. Снежный покров сверкает под лучами солнца, но замерзшая земля под снегом все еще мертва.

Два санитара выпрыгивают из задних дверей «Скорой». В кузове сильно пахнет нашатырем. Меня укладывают на носилки. Тонкий матрас поскрипывает при каждом движении.

– Куда повезете? – спрашивает Уилкокс.

– В Центральную, на авеню Милосердия, – отвечает один из санитаров. У него длинные светлые волосы, стянутые резинкой в конский хвост. Выглядит он совсем юным. Даже странно, как такому молодому парню можно доверять чужие жизни.

Дверцы захлопываются, «Скорая» отъезжает, и только одно слово остается висеть в воздухе, словно едкий дымок от зажженной спички. Единственное слово, которое кажется здесь абсолютно неуместным.

Это слово – «милосердие».

День первый

 
Не нужно комнат привиденью,
Не нужно дома;
В твоей душе все коридоры
Ему знакомы.
 

Эмили Дикинсон, «Не нужно комнат привиденью» ^[3]

1

Элли

Проклятье, как скользко-то!.. Только грохнуться не хватало!..

Стараясь дышать как можно ровнее, я делаю несколько шагов. Под ногами – сплошной лед, и каждый новый шаг подвергает серьезному испытанию мою способность передвигаться в вертикальном положении. В руке у меня большая дорожная сумка для уик-энда, на плече – сумка поменьше, но такая же тяжелая, и я с трудом удерживаю равновесие. Я старалась брать с собой только самое необходимое, и все же вещей получилось много. Все-таки мы едем на три дня. Впрочем, сначала нужно выбраться из города.

До машины остается всего ярд или меньше. Казалось бы, достаточно одного шага, и тут моя нога все-таки едет в сторону. К счастью, Стивен успевает подхватить меня под локоть и не дает растянуться на льду. Я благодарно улыбаюсь. Пару дней назад я все-таки грохнулась, и у меня до сих пор болит бедро. Благо Стивен этого не видел. Я спешила домой, выскочила из метро, но, поскользнувшись на последней ступеньке, во весь рост растянулась на грязном снегу. Моя сумочка открылась, ее содержимое раскатилось во все стороны, и я довольно долго собирала свое имущество, ползая на четвереньках под ногами прохожих, которые держались на ногах лучше, чем я.

– Держись! Ведь ты не хочешь, чтобы наше путешествие закончилось еще не начавшись, – смеется Стивен, одаряя меня одной из своих очаровательных улыбок.

Продолжая опираться на его руку, я с опаской выпрямляюсь. Убедившись, что я крепко стою на ногах, Стивен берет у меня дорожную сумку и кладет в багажник «Лексуса». Несмотря на то что на нем обычные офисные туфли, он ухитрился ни разу не поскользнуться.

– Извини, – невпопад говорю я, чувствуя, как наливаются краской щеки, и поспешно прячусь в салон. Хватит с меня унижений.

На сиденье я падаю словно шерстяной куль. Погода стоит холодная, и на мне много чего наверчено: свитер, куртка, перчатки, длинный вязаный шарф темно-синего цвета и легкомысленная шапочка без полей. Стивен тем временем делает легкое движение плечами, и теплая куртка каким-то чудом оказывается у него в руках. Аккуратно сложив ее в длину, Стивен укладывает куртку на заднее сиденье, а я все еще ерзаю на пассажирском сиденье, пытаясь освободиться от лишних одежек.

Я окончательно запутываюсь в рукавах куртки, когда воздух перед моим лицом начинает слегка вибрировать. Следом раздается низкое гудение телефона, укрепленного на приборной панели и включенного на вибрацию. Прежде чем я успеваю бросить взгляд на экран, телефон оказывается у него в руках. Стивен улыбается, читая сообщение, и тут же хмурится.

– Что-нибудь случилось? – спрашиваю я, но он не отвечает. Все его внимание поглощено телефоном. – Все в порядке? – повторяю я громче.

– Да, конечно. Извини. Это по работе.

Но выражение его лица мне не нравится.

– Тебе придется вернуться?

Одно его слово – и все погибло. Так уже бывало раньше. Всего пару недель назад он получил эсэмэску за каких-нибудь два часа до нашего свидания, и долгожданный ужин в «Ящерице» накрылся медным тазом. Сама мысль о том, что наша юбилейная поездка тоже может сорваться подобным образом, просачивается мне в мозг, и я вздрагиваю. Сражаясь с приступом бессильной паники, я одновременно пытаюсь застегнуть ремень безопасности, который тоже не поддается. Чем сильнее я дергаю, тем крепче он застревает в креплениях. Твою мать!.. Только этого мне не хватало. Да еще Стивен, как назло, не делает ни малейшей попытки мне помочь. Хуже того, по его лицу я никак не могу угадать, какое решение он примет.

– Что бы ни понадобилось моим коллегам, на этот раз им придется обойтись без меня, – говорит он наконец. – На ближайшие три дня я твой. Со всеми потрохами, – добавляет Стивен, поймав мой взгляд, и я… я ему верю.

С облегчением откинувшись на спинку сиденья, я легко вытягиваю ремень на нужную длину и застегиваю пряжку. Теперь я полностью готова к нашему первому загородному уик-энду вдвоем.

Решив для себя все служебные вопросы, Стивен вставляет телефон обратно в держатель рядом с рукояткой ручного тормоза. Экран гаснет, подмигнув мне напоследок, и я вдруг вспоминаю, что так и не перезвонила Коннору. Пока я собирала вещи, его имя появилось на экране моего телефона, и я молча пообещала себе перезвонить ему, как только закончу, но бесконечные перемещения между спальней и ванной отвлекли меня, и я обо всем забыла.

А теперь уже слишком поздно.

«Лексус» бесшумно отъезжает от тротуара – только шины хрустят по песку, которым посыпана обледенелая мостовая. Пока мы пытались втиснуться в поток ползущих по улице машин, глаза Стивена метнулись к зеркальцу заднего вида, но на дорогу впереди вернулись не сразу. Казалось, он на мгновение задержал взгляд на чем-то, от чего очень хотел, но никак не мог отделаться. Неглубокая морщинка между его бровями сделалась чуть заметнее, и я неуклюже завозилась на сиденье, чтобы обернуться назад, но тут мы повернули за угол, и единственное, что мне удалось разглядеть, это ярко-алую куртку и копну светлых волос.

– Ну, с почином, – говорит Стивен, прежде чем я успеваю задать вопрос, который вертится у меня в голове. – В этом, 2018 году это наш с тобой первый выезд…

– Первый выезд за город, – уточняю я.

Он кивает.

– Отличный способ отпраздновать наши с тобой полгода. Первые полгода.

Я киваю.

Машины движутся по шоссе бампер к бамперу, но мы все же покидаем Манхэттен. Затянутое облаками небо окрашивается оранжевым – верный признак того, что скоро снова пойдет снег. Снегопады шли уже несколько дней, потом температура резко упала. Тротуары и улицы обледенели, и количество сломанных конечностей и легких сотрясений в городе возросло в разы. Увы, погода не собиралась радовать нас и в будущем – прогноз обещал снегопады и в ближайшие три-четыре дня, и не только в Нью-Йорке, но и на побережье Чесапикского залива, куда мы и направлялись.

После Ньюарка дорога становится посвободнее. Стивен знает, куда ехать, но включенный навигатор продолжает снабжать его полезными советами относительно того, по какой полосе и с какой скоростью лучше ехать. Абсолютно бесполезные советы, потому что перестроиться мы не можем и вынуждены ехать со средней скоростью потока. Откинувшись на спинку пассажирского кресла, я пытаюсь представить, что мы будем делать, когда доберемся до места. Я очень надеюсь, что выходные пройдут как я задумала.

Нам остается примерно час пути, когда топливомер показывает, что бензин в баке заканчивается, и Стивен сворачивает на скользкую боковую дорогу, ведущую к заправке.

– Возьми мне «Поцелуйчиков Херши», ладно? – говорю я, оставляя его под навесом с заправочным пистолетом в руках. Сама я тем временем беру у дежурной по заправке – совсем юной девицы с кобальтово-синими волосами и выражением скуки на лице – ключ от туалета. Грязный истоптанный снег на дорожке снаружи превратился в скользкую слякоть, и мне приходится держаться рукой за стену, пока я бреду к двери туалета у задней стены заправки. Злой январский морозец кусает меня за открытые части лица, и я прячу нос в обмотанный вокруг шеи шарф, чтобы дышать сквозь мягкий, теплый кашемир. Этот шарф подарил мне Стивен. О том, сколько он сто́ит, мне не хочется даже думать. Наверное, очень дорого, но Стивен не пожалел денег: он знает, что я не выношу холода. Я просто не создана для него. И все же по мне лучше мороз, чем сырость. Холод только пробирается под одежду, а сырость проникает сквозь кожу и остается там еще долго после того, как войдешь в теплое помещение. Я вздрагиваю.

Воздух внутри тесной комнатки без окон пропитан резким запахом мочи и дешевых антисептиков. Стараясь дышать ртом, я нависаю над унитазом, спеша как можно скорее закончить свои дела. На стены, сплошь покрытые короткими энергичными высказываниями и сомнительного свойства «наскальной живописью», я не обращаю внимания.

Всего сто миль отделяют нас от места назначения. А потом… Только он и я. Целых три дня! Семьдесят два часа, четыре тысячи триста двадцать минут, в течение которых мы будем только вдвоем. Рядом ни души, и некуда спрятаться друг от друга. Надеюсь, я ничего не испорчу. Не зря же говорится, что человека можно узнать по-настоящему только тогда, когда пробудешь с ним пару дней наедине. Интересно, где это я прочла столь потрясающе мудрую мысль? Но еще интереснее другое – то, что́ еще я узнаю о Стивене за эти короткие выходные.

Машинально пожав плечами, натягиваю легинсы. Неплохо было бы сполоснуть руки, но взглянув на раковину, в которой, словно в чашке Петри, вот-вот зародится новая жизнь, я решаю пренебречь мытьем.

Выйдя на улицу, я делаю глубокий вдох, и напрасно. Морозный воздух насыщен бензиновыми парами, от которых першит в горле. Мелко перебирая ногами в коричневой слякоти, я возвращаюсь к офису-магазинчику и успеваю увидеть, как дежурная густо краснеет от какого-то комплимента Стивена. Поигрывая дюжиной тонких браслетов, болтающихся у нее на запястье, синеволосая заправщица улыбается и что-то говорит в ответ. Подсмотренная сцена заставляет меня замереть у самого входа в магазин. Мое лицо под шарфом становится влажным от моего же дыхания, но я не двигаюсь и только смотрю, как шевелятся губы Стивена, – смотрю и гадаю, какие слова он сейчас произносит. Свет люминесцентной лампы падает на его висок, и серебряные нити в его аккуратно подстриженных темных волосах слегка поблескивают, придавая его чеканному профилю еще более кинематографически-благородный вид.

– Прошу прощения, мисс…

Эти слова выводят меня из транса, и я машинально отступаю в сторону, пропуская к дверям женщину средних лет с добрым лицом, которое немного портят слишком большие очки. Женщина входит в магазин, я иду за ней, чувствуя, как оттягивает руку ключ от туалетной комнаты.

Между тем обстановка внутри успела измениться. Стивен смахивает с прилавка свою карточку «Америкен экспресс» и квитанцию. Кассирша-заправщица с профессиональной улыбкой поворачивается в мою сторону, и я возвращаю ей ключ от туалета. Потом Стивен обнимает меня рукой за талию, а я, в свою очередь, прижимаюсь к нему.

– Твоих «Поцелуйчиков» не было, я взял «Ризез» с арахисовым маслом, – сообщает Стивен, пока мы, повернувшись спинами к синеволосой заправщице, идем к выходу.

– Спасибо. – Я киваю. «Ризес» – его любимые конфеты, а не мои, к тому же в них слишком много арахисового масла, а меня от него всегда начинает подташнивать. Но прежде чем я успеваю что-то добавить, Стивен сует мне в руки свою кредитную квитанцию.

Отзываясь на нажатие кнопки на брелке, «Лексус» приветственно чирикает, приглашая нас поскорее спрятаться от холода в уютный салон. Пока мы заправлялись, с неба начинают сыпаться первые снежинки. Их пока мало, но каким-то образом они все же попадают в щель между шарфом и моей кожей, и я ощущаю их холодное прикосновение словно уколы, от которых по плечам бегут мурашки.

Стивен возле водительской дверцы несколько раз энергично наклоняет голову сначала в одну сторону, потом в другую, и я слышу, как похрустывают его шейные позвонки.

– Если хочешь, я могу повести, – предлагаю я, перегибая в несколько раз квитанцию.

– Нет, все в порядке. Справлюсь.

– Ты уверен? Мы уже давно в пути, а ты, наверное, устал.

– Нет, ничего. К тому же мне не хочется, чтобы ты нервничала из-за всего этого снега на дороге.

– Ты же знаешь, я хорошо вожу.

– Конечно, знаю, но… Ты лучше расслабься и думай о чем-нибудь приятном. Не успеешь оглянуться, как мы уже будем на месте, – отвечает Стивен, усаживаясь за руль.

Мы возвращаемся на шоссе, и я чувствую, как с каждой милей наш уик-энд вдвоем становится все более реальным. Из решеток отопителя струится живительное тепло, и я бросаю быстрый взгляд на своего спутника. Его лицо, повернутое ко мне в профиль, освещают попеременно то дорожные фонари, то фары встречных машин. Свет и тени проносятся по лбу и щекам, словно вторя движению мыслей.

Мой взгляд продолжает метаться между созвездиями хвостовых огней впереди и лицом Стивена, но в конце концов задерживается на последнем. Я смотрю на четкий абрис его прямого носа, на линию высокого лба, на изгиб чуть выпяченной нижней губы, и в моем сердце вскипает такая буря чувств, что мне становится трудно удерживать их внутри. Мне даже приходится ущипнуть себя за складку кожи между указательным и большим пальцами левой руки. Я сжимаю ее до тех пор, пока боль не пересиливает все остальное. Мне с трудом верится, что мы вместе целых шесть месяцев – своего рода рекорд! Да, в последнее время нам многое мешало, но все это мы оставили в городе, так что сейчас в машине были только он и я. И никого, кроме нас…

Мы пересекаем границу штата, и монотонный гул шоссе начинает меня усыплять. Веки тяжелеют, и я, откинув спинку сиденья немного назад, с наслаждением вытягиваю ноги, готовясь с комфортом провести остаток пути до залива. Но мои ноги упираются в сумку, и я несколько раз пинаю ее, надеясь отвоевать себе побольше места.

– Положи ее на заднее сиденье, – советует Стивен, не поворачивая головы.