Глава 1

Кирилл.

Меня душит галстук. Проклятая удавка из дорогущего шёлка – настоящая петля на шее, впивается и натирает кожу.

– Не дёргайся, – просит брат, хлопнув меня по плечу. Наклоняется ниже и, чтобы никто не услышал, шепчет на ухо: – Кир, всего пару часов мучений. Потерпи.

Поправляю галстук, верчу головой, но помогает слабо. Мне неуютно и душно, воздуха не хватает, а увитая цветами арка выглядит смехотворно.

Устав от мучений, стягиваю галстук и, свернув в клубок, запихиваю его в карман пиджака Захара. Тот лишь хмыкает и качает головой.

– Кирилл, держи себя в руках. Ты не в форме.

– Так заметно?

– А то, – его улыбка становится шире, а в угольно-чёрных глазах появляется весёлый огонёк. – Мне кажется, ты в любой момент можешь вытащить пушку и изрешетить стену.

– Или тебя, – бросаю равнодушно.

Нанятая для регистрации брака женщина в розовом дурацком платье тихо кашляет, смотрит мне за спину и улыбается.

– Вон, идёт твоя будущая госпожа, – тихо говорит Захар, и я оборачиваюсь, чтобы в следующий момент увидеть Тину.

И снова, чёрт его разорви, внутри вспыхивает тёмный огонь – так бывает всякий раз, стоит посмотреть на Тину. Сердце, до этого размеренно стучавшее, пару раз бьётся о рёбра и пускается вскачь.

Тина красива настолько, что рядом с ней мне хочется только одного: срывать одежду и трахать её до потери пульса. Жёстко, неистово вторгаться в податливое тело, прикусывать своей самке холку, словно не люди мы, а звери. Что это? Одержимость? Похоть? Вероятно, потому что точно не любовь. Мы даже незнакомы толком, а весь этот брак – фикция чистой воды. Фарс. Ярмо на наши шеи, пусть и украшенное белыми цветочками.

– Повезло тебе, брат, – в глазах Захара мелькает восхищение, смешанное с завистью. – Мог бы, сам на ней женился. Жаль, у нас многожёнство запрещено.

Захар шутит, но я вижу, каким огнём горят его глаза, когда смотрит на Тину. Это мне не нравится. Чёрт возьми, я ревную? Бред какой-то.

Тина идёт ко мне преступно медленно, едва ногами переступает. Сжимает тонкими пальцами букет невесты, и костяшки становятся белее лепестков. Её платье искрится на свету, переливается, струясь шёлковыми складками до пола, растекается ажурным подолом, который держит на весу маленький мальчик в строгом тёмном костюме – кто-то со стороны Тининой родни. Я ищу на лице Тины хоть одну эмоцию – что-то, что расскажет мне, что она чувствует сейчас. Но моя невеста – мастер держать всё в себе. Только алые губы сжаты слишком сильно, а на виске пульсирует голубая жилка.

Я почти ничего не знаю о женщине, на которой собираюсь жениться. Но в одном уверен: она не любит меня, а то и похуже чувства испытывает. Но, несмотря на это, мы оказались здесь и буквально через несколько минут станем мужем и женой. Супругами перед законом и людьми.

В торжественном зале, специально арендованном для «свадьбы века», яблоку негде упасть. Помимо гостей с обеих сторон, просторная комната кишит охраной – моей и будущего тестя. Парней действительно много, но они так удачно мимикрируют под приглашённых, что сразу и не обнаружишь в толпе. Разве что по одинаково бритым затылкам и мощным плечам, затянутым в дорогую костюмную ткань.

Шутки ради, пересчитываю белоснежные цветы, украшающие арку и зал, а в памяти всплывают недавние события – те, что привели к свадьбе.

***

Несколько недель назад.

Весна в этом году выдалась затяжная, тоскливая, с бесконечной чередой дождей и хмурых дней. Небо, закрытое тучами, в любой момент готово рухнуть на землю очередным ледяным ливнем.

Водитель плавно останавливает машину у загородного клуба, утопающего в ранней зелени, ждёт, когда в разные стороны разъедутся ворота. Я приезжаю сюда каждые выходные – здесь уютно. Место, которое я купил однажды совершенно случайно, неожиданно превратилось для меня в подобие дома, куда приятно возвращаться.

Телефон тренькает, на экране появляется имя моего брата и изображение его довольной рожи.

– Ты вообще где? Тут уже все собрались, тебя только нет!

Захар оживлён, его голос тонет в чужих разговорах, брата едва слышно, но я без его напоминаний знаю, что опаздываю.

– Иду уже, без меня не начинайте.

– Эй, подожди, сказать кое-что нужно, – судя по звукам, Захар выходит из шумного помещения и с громким щелчком прикрывает дверь. – Кир, тут Архипов.

Давненько я не слышал этого имени и, признаться честно, не слышал бы до скончания веков. Спину сковывает неприятным предчувствием, и я растираю переносицу, концентрируясь на голосе брата.

– Он что-то конкретное хочет? – спрашиваю ровно и расслабленно, но в голосе Захара появляется не свойственная ему растерянность.

– Веришь? Не знаю. Вроде с миром пришёл, но… Кир, какие у тебя с ним тёрки?

– Никаких вообще. Мы даже не пересекаемся, – нагло вру, но это не заботы моего брата, его это не касается.

Это только наши с Архиповым проблемы, брата я сюда впутывать не буду.

– Кир, что ты молчишь? – отвлекает Захар, и я обещаю скоро быть.

Дождь за окном припускает с новой силой, грозясь превратиться в локальный Апокалипсис, водитель выходит из машины и над его головой раскрывается огромный зонт. Чёрная ткань натягивается от очередного подрыва ветра, спицы гнутся, а я распахиваю дверцу и едва по колено не проваливаюсь в лужу. Чёртов город, промозглый и сырой – в такие дни я действительно его ненавижу.

– Да-да, вот сюда, Кирилл Олегович, не испачкайтесь. Погода сегодня, конечно… все хляби небесные на нашу голову.

– Илья, отгони машину в гараж и можешь быть свободен. Обратно с Захаром поедем.

На мгновение на суровом лице Ильи, который, кажется, совсем не умеет улыбаться, мелькает облегчение.

– Ты так долго работаешь на меня, – говорю и стираю с плеча Ильи невидимые пылинки.

– Я вас ещё в школу возил, – едва заметно выпячивает грудь, а вокруг глаз появляются морщинки. – Озорной вы шкет были, Кирилл Олегович. Сейчас уже совсем взрослый мужчина.

– Скучаешь по моему старику? – спрашиваю, хотя и так знаю – мой отец много значил для Ильи.

С тех времён, когда папа подобрал его ещё мальчишкой, голодным оборванцем, срезающим кошельки у беспечных зевак на центральном рынке.

– Олег Борисович был прекрасным человеком, – с лёгкой грустью говорит Илья, и конец фразы тонет в раскате грома.

– Прекрасным да, – киваю и, обернувшись, смотрю на молнию, прошивающую небо. – Когда горло никому не резал.

О методах моего отца вести бизнес лучше вслух не вспоминать, чтобы не пугать особо трепетных.

– Давайте не будем говорить о плохом, – хмурится Илья. – Пусть все грехи останутся на совести покойника.

– Твоя правда.

Я вхожу в дверь клуба, отдаю гардеробщику пальто и спускаюсь по лестнице, где уже вовсю кипит игра за одним из столов.

Покер – отдушина и одна из немногих радостей, доступных мне.

– Сегодня не очень людно, – замечаю, завидев брата. Захар с кислой миной болтает на дне бокала виски и хмуро смотрит на меня исподлобья.

– Ты от меня что-то скрываешь, – заявляет, и взгляд его тяжелеет.

– Архипов где?

– В сигарной комнате, – взмахивая рукой в сторону тяжёлой деревянной двери, украшенной вензелями.

Иду туда, но Захар хватает меня за плечо и разворачивает к себе.

Только ему я могу такое спустить, и он это знает. И нагло пользуется.

– Слушай, старший, – шипит, озираясь по сторонам. – Я не знаю, что у тебя за тёрки с этим типом, но мне он не нравится. От него кровью пахнет.

– А то от нас не пахнет.

– Кир, это другое, – цокает языком и морщит нос. – Мы не начинали в девяностых и в жопу никому паяльник не вставляли. Архипов… он же бо́льшую часть жизни небо только по расписанию видел, и оно у него было в клеточку.

– Захар, – тяжело вздыхаю и отрываю руку брата от своего пиджака. – Ты как маленький. Забыл, что собой представлял наш отец?

Захар выглядит так, словно его башкой в бочку с ледяной водой окунули.

– Отец был другим, – бычится, а я обхватываю рукой его шею и упираюсь лбом в его. – Другим, Кир!

– Да-да, младший. Наш отец был другим.

Я снова вру, нагло и безбожно, но Захар слишком молод и не хочет знать правду. Отец умер, когда Захару только исполнилось двенадцать, он многого не видел и не знал. В его памяти отец остался ярким божеством. Идеалом, и разочаровываться в нём брат попросту не хочет.

Сигарная комната встречает меня ароматом табака, плывущей по воздуху серой дымкой и полумраком. Останавливаюсь в двери, незаметно поправляю пистолет, висящий за поясом – с ним спокойнее. Осматриваюсь вокруг, замечаю мерно мигающий огонёк камеры – наблюдение за помещениями клуба ведётся круглые сутки. Безопасность превыше всего – это я понял в десять, когда меня украли конкуренты отца.

На тёмно-зелёные стены падает отсвет от выполненных под старину светильников, а на портрете Черчилля – большого фаната сигар – пляшут тени.

В одном из кресел сидит Архипов, пускает струйки дыма, но довольным не выглядит. Ему около шестидесяти, но только недавно его волосы начали седеть, а морщины на лице стали глубже.

Мы нечасто видимся, но я отлично знаю, каким опасным может быть этот человек.

– Кирилл Олегович, приветствую, – с усталой улыбкой поднимается навстречу и тянет руку для рукопожатия.

Мы, как два боксёра перед боем, долго смотрим друг другу в глаза, не говоря ни слова.

– Отличный клуб, сигары высший класс, – улыбается, обводя помещение руками.

– Точно для этого пришли?

– Ты изменился, – замечает, усаживаясь обратно в кресло, я занимаю место напротив. Вытягиваю ноги, откидываюсь на спинку и смотрю прямо на Архипова.

Его опасно выпускать из поля зрения.

– Мне уже тридцать шесть, не восемнадцать.

– Да уж не восемнадцать, – короткий булькающий смешок вылетает из его горла, и пухлые губы смыкаются вокруг сигары. – К такому сосунку я бы и не пришёл.

– Мне вообще удивительно вас здесь видеть, – веду плечами, разминаю шею и подаюсь вперёд, упираясь локтями в разведённые колени. – Может быть, оставим обмен любезностями и перейдём к сути? Меня там покер ждёт.

Архипов берёт со столика бокал коньяка, смотрит на меня через тёмную жидкость и делает большой глоток.

– К сути так к сути, – растягивает губы в усмешке, а глаза остаются ледяными. – Я умираю.

Давлюсь воздухом и кашляю до слёз из глаз. Неожиданное признание.

– Я тут при чём?

– Что, даже вежливого сочувствия не выкажешь?

– Оно вам так необходимо?

К смерти я отношусь просто. Стараниями отца, готовившего меня в наследники. Я видел столько дерьма, столько крови, что меня мало чем можно удивить. Но сейчас я в замешательстве – не могу понять, за каким чёртом Архипов полез ко мне со своей предсмертной речью.

– Ты умный мужик, и мне от тебя не фальшивая херь нужна, и не слёзы.

– Тогда что?

– Женись на моей дочери.

***

«Женись на моей дочери», – проносится в голове, воспоминания стираются, картина мира меняется.

Я снова в помпезном зале, а от запаха цветов начинает ломить виски. Когда же это кончится?

Женщина в розовом терпеливо ждёт, пока Тина станет под аркой и можно будет начать церемонию. Ждут и гости. Напряжение разливается в комнате, и его аромат – острый, насыщенный, густой – заглушает всё. Колкий взгляд вонзается в затылок, я оборачиваюсь и вижу Рустама Алиева, глядящего на меня, словно я червяк под лопатой.

Но стоит посмотреть прямо на него, Рустам растягивает губы в улыбке, хищно раздувает ноздри и смотрит на идущую по проходу Тину. Его взгляд… не такой восторженный, как у Захара. Алиев смотрит на девушку с неприкрытой похотью, глаза щурит и стирает что-то с уголка губ, будто бы действительно слюни пускает.

С семьёй Алиевых мы давно ведём бизнес – ещё с тех времён, когда отец начинал, а уже после передал всё мне. Из всех Алиевых именно Рустам кажется мне самым скользким. Ему двадцать семь, у него звериная хватка, никаких тормозов и тяжёлый взгляд из-под слегка набрякших век. Невысокий, весь какой-то узкий и вечно напряжённый, рядом с ним хочется достать пистолет и готовиться к обороне.

Мы росли вместе – дети закадычных приятелей Тимура Алиева и Олега Раевского, но сами друзьями не стали. Слишком разные, да и по возрасту Рустам всегда был для меня шкетом, наглым и гнилым.

Даже сквозь музыку слышен стук каблуков по мраморному полу. Они нарушают ритм и отсчитывают секунды.

Наконец Тина оказывается рядом, маленькая и серьёзная, а красивые губы всё так же плотно сжаты. Моя невеста напряжена, хотя всеми силами пытается казаться невозмутимой, но от неё волнами исходит бешеная энергетика гнева и страха. Бурлит внутри огненной лавой, пытается прорваться наружу.

Прохожусь взглядом по тёмным локонам, высокому лбу, аккуратному носу. Лицо бледное, сосредоточенное, а на тонкой шее мурашки.

Касаюсь руки, переплетаю наши пальцы, и тонкая ладонь тонет в моей. Тина слабо шипит, становясь похожей на разбуженную кошку. Это смешно, и я сильнее фиксирую её кисть в своей хватке, не даю сбежать или передумать.

Всё уже тысячу раз решено, назад пути нет. Мне казалось, Тина это понимает.

Женщина в розовом улыбается и заводит унылую песню про корабль любви.

– Давайте быстрее, – прошу. Кто-то в толпе гостей охает, а Захар, тихонько хохотнув, отходит от нас, оставив на столе две коробочки с кольцами.

– Да-да, хорошо, – стушевавшись, женщина кашляет, закрыв ладонью рот, а папка в её руках дрожит и чуть не падает на стол.

Тина слабо дёргает рукой, пока на её лице каменеет тщательно отрепетированная улыбка. Моя без пяти минут жена хоть так пытается отвоевать свою независимость.

– Согласны ли вы, Кирилл Олегович Раевский, взять в жёны Тину Романовну Архипову?

– Согласен, – мрачно киваю, и вспышка раздражения комком в горле.

– Согласны ли вы, Тина…

– Да! Согласна! – чуть громче чем следовало отвечает Тина, только в согласии этом нет ни счастья, ни нетерпения войти в новую жизнь в статусе моей жены.

Только желание поскорее это всё закончить.

Ну что ж, хоть в чём-то мы сходимся – для начала и этого достаточно.

– Согласная я! Расписывайте уже! – тихо «добивает» Тина и без того растерянную регистраторшу, а я давлю усмешку. – Простите, я волнуюсь.

Пальцы Тины становятся ледяными, и я немного ослабляю контроль. Но вместо того, чтобы отпустить руку невесты, я будто бы случайно провожу большим пальцем по тонкому запястью. Кружу и глажу, и Тина снова тихонько шипит, но уже не так злобно. Скорее, по инерции.

А ты горячая штучка, Тина. Даже если сама ещё об этом не знаешь.

Не дожидаясь просьбы обменяться символами любви, левой рукой достаю из красной бархатной коробочки маленькое кольцо, инкрустированное десятком бриллиантов. У жены Кирилла Раевского будет всё самое лучшее. Так положено, к этому обязывает статус.

– Не трясись, не оторву я тебе палец, – обещаю шёпотом и смотрю на бледную Тину, а она упрямо щурится, не желая сдавать позиций.

Кажется, ещё чуть-чуть и Тина плюнет мне в лицо, но вместо этого переводит взгляд на кольцо. Любуется элегантной работой ювелира? Наслаждается игрой света на гранях камней? Прикидывает стоимость украшения? Не разобрать – Тина очень хорошо умеет владеть собой. Даже, когда шипит на меня и пытается руку вырвать, улыбается для публики. Вот только в глазах злость, отвращение и… растерянность.

– Я тебя не боюсь, – выдыхает, а на губах широкая улыбка. Дежурная, для всех гостей приготовленная. И в неё очень легко проверить, если не знать, что всё это – спектакль.

Помост новобрачных находится в отдалении, потому наш разговор никто не слышит – это даёт свободу.

– Ты злишься, – констатирую факт, а Тина медленно прикрывает глаза, соглашаясь.

– Нет, тебе показалось, – мило улыбается, и я почти верю. – Я в диком восторге, милый.

– Как раз по размеру, – говорю, когда кольцо идеально “садится” на палец. – Тебе идёт быть моей женой.

– Глаза б мои тебя не видели, – одними губами произносит, а мне хочется смеяться.

Впервые эта церемония кажется весёлой.

– Твоя очередь, любимая.

Тина дрожащими пальцами достаёт второе кольцо, и тонкий ободок белого золота плотно обхватывает мой палец.

– Объявляю вас мужем и женой! – радуется женщина, словно только что сама выскочила замуж за мужчину всей своей жизни.

Или это облегчение, что скоро она свалит с бабками в кармане и долго будет лечить стресс, запивая его дорогим шампанским?

Я отпускаю руку Тины и обхватываю ладонями нежное лицо. Кожа под пальцами ощущается дорогим бархатом, а пахнет от моей супруги одуряюще. Сладко, пьяняще, манко. Наклоняюсь ниже, а наши губы в миллиметрах друг от друга.

Всего лишь одно движение – крошечный шажок, отделяющий нас от ритуального поцелуя. На свадьбах ведь так положено?

– Не смей, – Тина щекочет дыханием мой подбородок, а в глазах сталь.

Тина вздрагивает, но я крепко удерживаю её на месте и целу́ю. Жёстко, властно, напористо. Так, как положено счастливому мужу, получившему в жёны самую красивую женщину. От неожиданности Тина раскрывает губы, и мой язык пользуется нечаянным приглашением – врывается в тёплый рот, таранит, берёт в плен. Отступает и снова нападает. Тина упирается ладошками в мою грудь, но не отталкивает – тогда даже самые слепые из гостей заподозрят, что со свадьбой этой не всё в порядке. Моя жена гладит лацканы пиджака, но я знаю – будь такая возможность, она бы разорвала ткань в клочья, до сердца добралась.

От контраста между показной покорностью и клокочущей яростью меня ведёт. Трудно остановиться, когда каждая клетка тела вибрирует желанием обладать, сделать своей, подчинить и сломать.

Да откуда это взялось во мне? Дурею и сам причину найти не могу.

На то, чтобы не смахнуть со стола регистраторши всё к чёртовой бабушке и не взгромоздить туда Тину, уходит весь мой самоконтроль. Кто-то хлопает, радуется, но на один короткий миг всё отходит на второй план. На первом оказывается одержимость. Я расслабляюсь, и острые зубы вонзаются в мой язык. Привкус железа во рту пьянит ещё сильнее, но и отрезвляет.

Пора заканчивать, пока всё не вышло за рамки.