Глава 13 Марта

К трём я успеваю переделать все дела на сегодня и решаю, что заслужила минутку покоя. Убираю в хозкомнату уборочные причиндалы, плотно запираю дверь и, помыв руки, иду в сад. Там хорошо сейчас, там тихо – благодать и райский уголок.

Аромат цветов плывёт по воздуху, щекочет ноздри. Останавливаюсь то у пышного куста ярко-алых роз, то у лилий, провожу рукой по плотным, будто пластмассовым лепесткам и не могу налюбоваться. Надышаться не могу.

В саду Орловых хочется остаться жить, впитывая каждой клеткой красоту, царящую вокруг. Кажется, можно год гулять по дорожкам и десятой части не посмотреть.

Блуждая, я нахожу крытую площадку и удобно устраиваюсь в ротанговом кресле. На круглом столике лежит забытая кем-то книга – второй том “Игры престолов”.

На форзаце размашистым красивым почерком: "Любимому Марику от любящей Р."

Р.? Кто это интересно?

Переворачиваю страницу, накрываю надпись, будто её вовсе не существует.

Фэнтези я не люблю, сериал не смотрела, но книга оказывается удивительно интересной. Незаметно меня засасывает выдуманная Мартином вселенная, я живо сопереживаю вымышленным людям и буквально выпадаю из реальности. Даже таинственная любящая Р. не вызывает никаких эмоций. Не до неё, когда такие дела на страницах происходят! Да и какое мне дело до того, кто любит Марика и кому он отвечает взаимностью?

За спиной шаги, я напрягаюсь и резко оборачиваюсь назад.

– Интересно? – Марк, переодетый в чёрные джоггеры и тёмную майку упирается руками в спинку кресла, наклоняется и почти задевает моё ухо губами.

– Кажется, я начинаю привыкать встречать вас, стоит сильно задуматься, – безотчётно начинаю улыбаться. Просто так, без видимой причины, Марк отталкивается и занимает соседнее кресло.

Вытягивает длинные ноги, скрещивает их в лодыжках и подпирает висок двумя пальцами. Смотрит на меня искоса, такой расслабленный и спокойный, но во взгляде снова тот самый магнетизм, который так сложно игнорировать.

– Правильно, тебе придётся привыкнуть, что я всё время рядом, – его улыбка призрачная, едва касается краешков чётко очерченных губ. – Так что, книжка хоть интересная?

– Очень, – честно признаюсь.

– Моя любимая серия, – взмахом руки указывает на пухлый томик в моих руках, а я понимаю, что видимо это он забыл здесь книгу. – Но перевод так себе, в оригинале интереснее. Выкинуть бы, но забываю.

– Нехорошо выкидывать книги, особенно если это подарок от чистого сердца.

Марк тихо смеётся и говорит едва слышно: "Ну-ну".

– Я снова трогаю ваши вещи, – на этот раз мне не стыдно, я не чувствую неловкость. В конце концов, книга ведь не личная фотография.

– Трогай, если так хочется, – усмехается Марк и снова смотрит на мои губы.

Просто смотрит, а кожа начинает покалывать. Пульсирует, наливается кровью, и приходится облизать губы и резко захлопнуть книгу.

Надо идти хотя бы в домик, временно ставший моим. Там не будет хозяйского сына, который меня не то что пугает, а путает. Все мысли путает намёками своими, недомолвками, взглядами странными, выходками.

Я кладу книгу с громким хлопком на столик, поднимаюсь на ноги и в сотый раз напоминаю себе, что не для дружеского общения пришла в этот дом. Тем более, когда какие-то Р. с любовью дарят подарки.

Рита? Рина? Римма? Да ну, неважно.

– Я пойду, у меня ещё дел… вагон, – порывисто отодвигаю кресло, ножки противно скрипят о плиточное покрытие, и звук этот, слишком громкий в тишине сада, заставляет вздрогнуть.

– Нет у тебя уже никаких дел, – отмахивается расслабленно, но я всё равно намерена уйти.

– Много вы знаете, – бурчу, начиная раздражаться.

– Всё знаю, – кивает спокойно. – Марта, почему ты домой не едешь? У тебя же мама болеет, в больницу к ней бы пошла или погуляла. Отдохнула.

– Я… меня Анфиса Игоревна попросила кое о чём. Не могу пока уйти, рабочий день ещё не закончен.

Марк удивлённо приподнимает брови, а взгляд такой цепкий, прицельный, в саму суть.

– О чём? Сидеть у окошка и терпеливо ждать, когда маман примчится обратно? – на губах усмешка, а в голосе отчётливо слышится сталь. – Ты ей не личная собачка.

– Вот ещё, нет, – качаю головой, а Марк легко и плавно поднимается и оказывается напротив.

Пальцы на моём подбородке, но в этом жесте нет грубости. Только желание остановить, заставить в глаза смотреть. Он наклоняется ниже, наши носы почти соприкасаются, а мне зажмуриться хочется.

– Марк Романович, я пойду.

– Конечно, пойдёшь, когда скажешь, чем ты так встревожена. Я же вижу, да и после отъезда матери сама не своя. Нервная. Что она попросила тебя сделать?

Озвучить просьбу Анфисы Игоревны мне тяжело. Она смущает меня, потому я всеми силами глушила сегодня тревогу, работая, словно одержимая. Но Марк, похоже, слишком проницательный, и я на одном дыхании говорю:

– Ваш отец вернётся в пять, мне нужно к столу накрыть и…

Марк удивлённо распахивает глаза, а пальцы, горячие и сильные, крепче держат подбородок.

– То есть кроме этого никаких других распоряжений? Только на стол накрыть?

Нет, он определённо слишком проницательный. От такого ничего не скрыть.

– Да, просто накрыть к ужину, – киваю, потому что прочие подробности, если их озвучить, совсем странными кажутся.

– Уговорила, сделаю вид, что доверчивый, – хмыкает, а взгляд становится колючим. – И да, перестань уже выкать!

– Я не могу, – пожимаю плечами и немного глупо улыбаюсь. – Вы хозяин дома, я не имею права тыкать.

Это ведь правда, тут я точно ни капельки не соврала.

– Я не хозяин этого дома, у меня своё жильё есть, – его взгляд блуждает по моему лицу, миллиметр за миллиметром исследует. – Там просто ремонт глобальный. Я собирался в гостиницу съехать, но сейчас, пожалуй, пересмотрю свои планы.

– Почему?

Но Марк не отвечает, лишь усмехается и снова делает то, что вытворил у бассейна: наклоняется и целует уголок моих губ, задержавшись чуть дольше, чем на долю секунды.

Внезапно происходит то, что разрушает момент окончательно и бесповоротно: в саду появляется та самая блондинка.

И мне бы радоваться, потому что Марк отстраняется, отпускает меня, но…

– Регина, – раздражённо выдыхает Марк, а мне хочется провалиться сквозь землю от острого стыда, щедро смешанного с возмущением.

Потому что она так смотрит на меня, с такой яростью и отвращением, словно вместо моей головы выросло гнилое яблоко, которое она с удовольствием раздавит холёными пальцами и выкинет на помойку.

Так вот ты какая, любящая Р.

Глава 14 Марта

Я бегу по саду, а за спиной остаётся беседка. Нет, не буду плакать, не буду, но в голове на повторе громкие слова Регины: “Марик, тебе самому не противно с этой нищебродкой рядом стоять?”.

Со мной в смысле. Не противно ли со мной рядом стоять?

Это я нищебродка, ясно вам? Прислугина дочка, грязь под ногами.

Она что-то ещё сказала, такое же злое и обидное, противное и мерзкое – такое же, как она сама.

Неужели можно быть такой красивой и такой же отвратительной?

Но я сорвалась с места, не желая ничего больше слушать.

Внутри бушуют возмущение, обида, злость. Я ведь едва удержалась, чтобы не выплюнуть в лицо этой холёной заразе всё, что думаю по её поводу. Может быть, даже нос ей разбить. Наверняка он у неё сделанный у хирурга, новый соорудит. Но я бы душу отвела. О, с каким бы удовольствием вырвала её блондинистые волосы, расцарапала рожу и вообще, популярно объяснила, что нельзя быть такой тварью.

Но лучше было уйти, пока ещё могла себя контролировать. Пока не успела обида горьким ядом растечься по венам, впитаться в каждую пору, отравить меня.

Только напоследок обернулась – то ли плюнуть на землю хотела, то ли сама не знаю зачем, а перед глазами бледный и злой Марк.

Настолько злой, что мне даже страшно немного стало.

Слов Марка я уже не услышала. Они потонули в звуке моих торопливых шагов и шуме в ушах. В голове не просто гул, там вой, грохот, набат. Словно кто-то бьёт огромным молотом по наковальне, а вокруг рассыпаются огненные искры.

Самое противное: я сама всё это допустила. Разговаривала с ним, позволила снова к себе прикоснуться. Теперь получила по заслугам, только от этих мыслей не легче.

Кусаю губы, щёки изнутри, сжимаю кулаки, впиваюсь ногтями в кожу на ладонях до лунок-полумесяцев – делаю всё, чтобы не разреветься.

Нищебродка… противно… рядом…

Злые слова вертятся в голове даже в тот момент, когда врезаюсь на полном ходу в грудь высокого мужчины. От него пахнет дорогим парфюмом, благополучием и успехом.

– Ой, – говорю, когда он кладёт руки мне на плечи и отодвигает от себя на шаг. – Извините, я случайно!

Поднимаю глаза, уже зная, кого я увижу.

Роман Георгиевич Орлов собственной персоной.

– Господи, неужели уже пять?! – восклицаю испуганно.

Неужели я за всем этим пропустила время, когда хозяин должен вернуться с работы? Мне же ещё на стол нужно накрыть!

– Нет, ещё не пять, – чему-то улыбается хозяин дома и внимательно смотрит на меня, цепко.

– Но вы же должны были в пять вернуться, мне Анжела Иг…

– А ну, не тарахти, – просит устало и, отпустив мои плечи, отходит, чтобы ослабить узел тёмного галстука. – Ты Марта?

– Да, я Марта. Анфиса Игоревна предупреждала вас, что я буду тут работать?

– Естественно, – кивает и смотрит на меня внимательно. – Только она не предупредила, что ты любишь людей сбивать с ног.

– Извините, Роман Георгиевич, я не специально, – повторяю и силюсь улыбнуться, чтобы исправить неловкость нашего знакомства, но Орлов лишь отмахивается от моих слов.

Они с Марком очень похожи, но лицо отца грубее, в глазах больше усталости, а виски припорошены сединой.

– Я пойду, мне нужно к ужину накрыть, – говорю, готовая мчаться на кухню, но Роман Георгиевич едва заметно хмурится, а потом переводит взгляд куда-то за моё плечо.

Там Марк – я чувствую это по изменившейся энергетике, бьющей в спину порывом горячего пустынного ветра.

– Сын, Регина нашла тебя?

– Что она тут делает? – голос Марка спокоен, но есть в нём что-то такое, от чего хочется съёжиться и исчезнуть.

– Говорила, до тебя дозвониться не может, я её подбросил сюда. Не надо было?

Роман Георгиевич чуть склоняет голову вбок, как делает это сам Марк, когда хочет в душу человеку заглянуть.

– Кстати, сын, где она?

– Домой уехала, – в голосе Марка опасные нотки. Пока на меня никто не обращает внимания, пытаюсь сбежать, но Роман Георгиевич снова ловит меня в фокус своего тяжёлого взгляда.

– Марта, ужин сегодня отменяется, я на десять минут заехал, у меня сегодня встреча с деловым партнёром в ресторане. Так что можешь быть свободна.

И, не сказав больше ни слова, уходит в дом, а я провожаю взглядом его широкую спину и понимаю: если этому человеку и нужны собеседники после тяжёлого трудового дня, то я буду самой последней в очереди.

– А вот теперь я тебе кое-что скажу, – Марк становится за моим плечом и говорит тихо-тихо. – Мой отец уже пятнадцать лет не ужинает дома. Об этом знают все, моя мать в первую очередь.

И немного помолчав, он отходит, возвращая мне моё личное пространство.

– Теперь ты понимаешь, что тебе необходим здесь друг?

– Друг, значит… – протягиваю задумчиво, на языке это слово прокатываю, пробую его.

Да ну, бред.

Поворачиваюсь к Марку так резко, что меня слегка в сторону заносит.

– Может быть, я просто буду работать, никого не трогать и как-нибудь обойдусь так?

Наверное, это звучит грубо. Мой тон, слова, выражение лица, но от всех этих интриг и тёмных туч, которые сгущаются вокруг, а я совсем не понимаю, по какой причине, у меня голова кружится и к горлу подступает горький комок.

Я же не марионетка, которую кто-то большой и сильный дёргает за верёвочки, заставляя бодро отплясывать. Но почему-то именно так себя и чувствую.

Это выводит из привычного равновесия, потому мне становится сложно себя контролировать, да и обида, похоже, оказалась слишком сильной, непомерной и незаслуженной, и я добавляю:

– Не думаю, что ваша любящая Регина будет очень рада нашей дружбе. Виданное ли дело, чтобы наследник Романа Орлова водился с какой-то нищебродкой. Отойдите от меня, а то ещё заразитесь бедностью и убогостью.

Наверное, я потом пожалею о своих словах, но они жгут язык, и мне физически больно держать их в себе. Да, я не богатая и, наверное, не такая красивая, как Регина, но я определённо человек и у меня есть чувство собственного достоинства.

– Приятного вечера, Марк Романович, у меня, как вы слышали, закончился рабочий день, а мне ещё в больницу нужно успеть.

Но Марк удерживает меня на месте, крепко схватив за руку, а я выразительно смотрю на его пальцы вокруг моего запястья.

– Ты перестанешь наконец мне выкать? Сколько можно просить? Может быть, хочешь, чтобы приказал тебе? Ну, как хозяйский сын?

Мы стоим напротив входа, нас в любой момент могут увидеть, но Марка это, похоже, волнует в самую последнюю очередь.

– Я могу убрать в вашей комнате, постирать бельё. К ужину накрыть или завтрак подать – много чего могу. В остальном оставьте меня в покое, Марк Романович, – и вырвав руку, стремительно покидаю площадку перед домом.

Пусть варятся в своём элитном котле, полном змей, а у меня много других нищебродских занятий.

Оказавшись в безопасности домика, первым делом с остервенением срываю с себя одежду, рискуя разорвать платье на лоскуты. Машинально вешаю его на плечики, а на тёмной юбке остаются влажные пятна. Нет, я не плачу, это просто слёзы. Они скатываются по лицу, собираются на подбородке, капают на грудь.

Просто всего этого слишком много для меня: мама и волнение о её здоровье, долги эти бесконечные, интриги, заговоры, Марк… Ну, вот что он ко мне прицепился, а? Без его дружбы обойдусь, тоже мне. Пусть с Региной дружит, она вон, книги ему дарит и трогательно подписывает.

А ещё Анфиса Игоревна. Зачем она просила ждать её мужа, ужин подавать, если он не ужинает дома – сколько Марк сказал? – пятнадцать лет?

На этот вопрос у меня нет ответа. А все, что приходят на ум, глупые.

Наверное, минут десять сижу на краешке идеально застеленной кровати и рыдаю. Горько так, с подвываниями, плечом стираю с подбородка слёзы, размазываю по лицу. Это всего лишь усталость – у меня был очень тяжёлый учебный год, а каникулы начались ещё веселее.

Покончив к жалостью к себе, тщательно умываюсь ледяной водой, смываю слёзы, тоску свою, мысли плохие и, заметно посвежевшая, выхожу из домика и от неожиданности чуть было не роняю ключи на землю.

– Успокоилась? – Марк стоит у входа, подпирает рукой косяк, явно меня ждёт.

– А я и не нервничала, – пожимаю плечами, хотя вот это равнодушие даётся мне с трудом. – Просто популярно объяснила ситуацию.

Марк вглядывается в моё лицо и едва заметно хмурится.

– Плакала?