Михаил
В салоне самолета не должно быть ничего взрывоопасного. Убивающего. Острого.
Колюще-режущего.
А она режет меня без ножа. Такая острая боль от ее красоты…
Да, она стала еще красивее! Что-то сделала с собой? Сейчас все что-то делают… Глаза как будто стали больше. И еще зеленее. Скулы резче выделяются. Губы… губы подкачала? Зачем?
Раньше черты ее лица были мягче. Была какая-то детская припухлость. Щечки, ямочки, нежная линия подбородка.
А сейчас – просто убийственная беспощадная красота. С налетом высокомерия. Который ей очень идет.
О, она и тогда не была мягким котенком. Шикарная пантера… Знала себе цену. Спуску не давала никому. Особенно мне.
Сердце мягким комком бьется о грудную клетку. В ушах звучит ее голос, от которого пробирает до мозга костей.
“Беги!”
Приколистка…
Я уже шесть лет бегаю!
Я вычеркнул ее из жизни. Ничего о ней не знаю. Не искал, не узнавал, не вспоминал.
Ладно, последнее – наглая ложь.
Вспоминал!
Постоянно вспоминаю. Только вчера она мне снилась… И утром я злобно лупил ни в чем не повинную подушку. А чего она лезет в мою голову? Мы расстались шесть лет назад!
Расстались очень некрасиво. Со скандалами, взаимными обвинениями, хлопаньем дверями и битьем посуды. Брусникина разбила пару тарелок. Бешеная кошка…
Страстная, дикая, неуправляемая.
Она ушла от меня. К нему.
Я улетел. В другую страну. Оборвал все связи.
Скорее всего, она тогда вышла замуж за того удода… ее босса. И это их дочка. К счастью, на него ничем не похожа. Классная девчонка. По всему видно, такая же зараза, как ее мама.
Маша… хорошее имя.
А я похож на удода? Ну точно нет! Тогда почему она назвала меня папой? Да просто не разглядела спросонья.
Спит у меня на руках. Странное ощущение. Как будто птицу держишь. Или котенка. Одно неловкое движение, и – сорвется, убежит, улетит. Не хочется отпускать…
Эй, Михей, очнись!
Но я залип на детском личике. Все лучше, чем на Брусникину пялиться. И пытаться не проваливаться в этот омут.
Дочка похожа на свою мать, на кого же еще! До боли знакомые черты лица… Хотя прямого сходства я найти не могу.
А где, интересно, сам удод?
Может, встречает их в аэропорту. Может, поэтому она так не хочет, чтобы я держал Машу на руках?
Пофиг.
Ей нужна помощь. И я помогу. Чувствую, что должен о ней позаботиться.
Как будто она все еще моя…
Смотрю на ее руку, вцепившуюся в поручень автобуса на уровне моего лица. Тонкие пальчики с аккуратно подстриженными бледно-розовыми ногтями. А раньше она любила убийственный маникюр. У меня спина постоянно была расцарапана.
При воспоминании об этом ошпаривает, как крутым кипятком. Эти пальцы… когда-то любили не только царапать, но и гладить.
Она бывала ласковым котенком… Со мной.
Так. Рука правая. И на ней нет кольца.
Это ничего не значит. Не все постоянно носят обручальные кольца. Но…
Закатай, Михей! Даже не начинай. Если снова не хочешь, чтобы тебя выпотрошили и выбросили на помойку…
Автобус поворачивает, я невольно заваливаюсь набок. Моя щека касается ее пальцев.
Вспышка. Короткое замыкание. Искры и молнии…
И она тоже это чувствует! Вижу по прикушенной губе, потемневшим зрачкам. И по тому, как резко она отдернула руку.
* * *
– Тебя встречают? – спрашиваю, когда мы оказываемся в зоне получения багажа.
– Не твое дело, – огрызается Анюта.
Ух ты ж блин! Сколько эмоций… Сколько страсти… А где твоя вежливая холодность?
Ясно. Не встречают.
– Багаж есть?
– Есть. Машунь, просыпайся!
Она аккуратно, но настойчиво теребит дочку.
– Да не трогай ты ее. Пусть спит.
– Нам надо ехать…
Она оглядывается на ленту, где уже появляются первые чемоданы. На выход. На Машу, мирно спящую у меня на руках.
Приятно видеть ее растерянной. Не знаю почему, но очень приятно.
– Иди забирай багаж, – начинаю командовать. – Я здесь постою с Машей.
Смотрит с сомнением.
– Иди.
Слушается! Идет к ленте транспортера, находит желтый чемодан, стаскивает его. Неловко, с усилием. А я и помочь не могу…
Худенькая, как тростинка! Похудела. Сейчас очень хорошо это вижу. А я наоборот…
Втягиваю живот. Расправляю плечи.
Маша начинает возиться.
– Спи, – шепчу ей.
– Мама…
– Она рядом. Чемодан забирает. Спи.
Почему-то не хочу отпускать…
Анюта подходит со своим чемоданом на колесиках.
– А твой багаж? – спрашивает.
Переживает за меня.
– Я без багажа.
Только рюкзак на плечах.
– Маш, просыпайся! – снова теребит дочку.
Но та уже успела вырубиться.
– Вы на такси? – спрашиваю.
– Да.
– Вызывай, я донесу до машины.
– Отдай ее мне! – бурчит упрямо.
Говорю же: вредная зараза.
– У тебя чемодан и рюкзак. Ты одна не справишься.
– Как-то справлялась без тебя!
О, сколько раздражения!
– Ну и как тебе без меня? – не выдерживаю и рычу я.
– Прекрасно! – орет она.
Сколько страсти… Сколько эмоций…
Не меня одного тут замыкает – это точно.
Михаил
– Я рад, что у тебя все хорошо.
– Да!
– Я вас провожу.
– Нет!
– Не кричи, ребенка разбудишь.
– Не смей мне указывать!
По-прежнему очень агрессивно вопит она. Но уже потише.
И да – она сдается.
Мы идем в сторону выхода. Брусникина вызывает такси. Я успеваю увидеть адрес. Случайно!
И запоминать его не хочу! Но он теперь выжжен на моей сетчатке…
* * *
Маша просыпается, когда мы выходим на улицу.
– Пальма! – радостно вопит она и, спрыгнув с моих рук, несется к дереву.
– Маша, стой!
Я ловлю ее за капюшон у самой дороги.
– Вон наша машина, – нервно дергается Брусникина. – А, нет. Не наша. Наша будет через пять минут. Ты можешь идти.
– Я подожду.
– Зачем?!
– Помогу загрузить чемодан и усадить Машу.
– Иди. Я сама справлюсь. Было очень приятно повидаться.
Ее голос просто сочится ядом… Почему? Откуда вся эта злость?
Это ты ушла от меня! Ты выбрала другого!
И… я не простил тебя, Брусникина. Не забыл и не отпустил. И поэтому судьба снова столкнула нас лбами.
– Эй!
Маша дергает меня за куртку. Оказывается, все это время, пока мы с ее мамой сердито препирались, она стояла и внимательно смотрела на нас. И теперь задает вполне закономерный вопрос:
– Ты кто?
Мы же знакомились. Забыла? Все забыла…
– Я Миша. Я… друг твоей мамы.
Брусникина сердито фыркает.
– Старый друг, – поправляюсь я. – Очень старый.
– Совсем старенький? – сочувственно вздыхает Маша.
Теперь уже фыркаю я.
– У тебя ножки болят? – интересуется эта непосредственная девочка.
– Не болят.
– А спинка болит? Ты с палочкой ходишь?
– Как видишь, нет.
– Хочешь, я тебе палочку найду?
– Не надо мне палочку! Ничего у меня не болит! Я не старый. Я старый друг, понимаешь? Мы давно дружили, когда твоя мама была еще…
– Маленькой девочкой?
– Типа того.
Она морщит лоб и выдает:
– А вы с мамой динозавров видели?
Капец…
– Да я сам был динозавром! Знаешь, как меня звали?
– Как?
Маша распахивает глазки и приоткрывает ротик. Вся – внимание.
– Тиранозавр Рекс! – объявляю торжественно.
Это единственное, что я помню про динозавров.
– Вау…
– Машина подъехала! – снова срывается Брусникина. И снова разочарованно выдыхает: – Не наша.
Она смотрит на экран приложения:
– Поехал в другую сторону… Идиот. Вернулся. Стоит. Совсем в другом месте. Да что он творит?
Я заглядываю ей через плечо.
– Он у другого входа. Напиши ему номер нашего.
Анюта пишет водителю, а ее дочка продолжает меня допрашивать:
– У тебя есть собака?
– Нет.
Маша разочарованно отворачивается. Но долго не выдерживает.
– А дочка у тебя есть?
Внезапно…
– Нет.
Она смотрит с жалостью.
– А сыночек?
– Тоже нет.
– А хотя бы жена есть?
Походу, я в ее глазах самый конченый человек.
– Ну… боюсь, я тебя снова разочарую.
– Чё?
Маша непонимающе морщит лобик. Ах, да, с детьми надо не так.
– У меня как бы нет жены.
– Как бы? – внезапно влезает Брусникина.
Я не реагирую. Моя личная жизнь тебя не касается!
– Ты совсем-совсем один?
– Не совсем. У меня есть друзья.
– У меня тоже есть! – Маша оживляется. – Ксюша. И Сашка Крупицын. И Дениска с Егоркой. Еще Настя, но она иногда вредничает.
А потом протягивает мне ладошку со словами:
– Давай дружить!
Я жму ее и говорю:
– Давай.
А она произносит заговорщицким шепотом:
– У меня есть подарок. В садике дали. У меня там “Мишка на севере” не съеденный. Я с тобой поделюсь.
Говорит с таким видом, как будто полцарства мне дарит.
– Спасибо! – совершенно искренне отзываюсь я.
Очень люблю “Мишку на севере”.
– Ты же пойдешь к нам пить чай?
– Конечно. Прямо сейчас вместе с вами и поеду.
– Ура!!!
Я тоже очень рад. Особенно приятно наблюдать, как корежит Брусникину.
– Миша пошутил, – произносит она ледяным тоном. – Он не едет с нами. У него дела.
И с размаху наступает мне на ногу. Ох, какие близкие контакты!
Что, так сразу? Без прелюдий?
– Конечно, у меня дела. Но я их отложу ради такого случая…
Аня
Как же он меня бесит!
Внутри все кипит, бурлит и клокочет. С нами он поедет. Чаю он хочет. “Мишки на севере” ему нравятся....
А не боишься, что я плесну горячий чай тебе в лицо? А “Мишку на севере” затолкаю в… в… в глотку?
Мне очень хочется прямо сейчас хотя бы наорать на Михея. И немножко побить. Для начала.
Но тут Маша. И я не могу вести себя как буйнопомешанная. Хотя именно такой себя сейчас чувствую.
Как будто не было этих шести лет! Как будто только вчера он сказал мне…
О, наше такси. Наконец-то, подъехало!
Я одной рукой держу Машу, другой надеваю на плечо рюкзак, а где взять третью руку для чемодана? Рюкзак сползает с плеча и падает, Маша вырывается, чемодан валится на бок.
Как-то же я с этим раньше справлялась! Почему сейчас все так неудобно и невозможно?
Как будто с момента, как бывший появился в моей жизни, все разладилось!
– Садитесь! – командует Михей. – Я загружу багаж.
Он распахивает дверь такси. Маша ныряет внутрь. Я за ней. Михей открывает багажник и размещает там наши вещи.
А таксист выдает:
– С наступающим! – И протягивает Маше два мандарина. – Кушай. Это местные, сладкие, как мед.
– Спасибо большое!
В кои то веки Маша вспомнила про вежливость.
И тут я понимаю: раньше было удобно, потому что таксисты обычно выходят и помогают. А этот, мало того, что опоздал на целых двадцать минут, еще и сидит, жует мандарины. Вместо того, чтобы встретить пассажиров, как положено!
– Вы очень долго ехали! – шиплю на него я.
– Куда спешишь, красавица? Кто понял жизнь, тот не торопится.
Он мне еще цитаты будет цитировать… Омар Хайям на минималках…
– Я вам единицу поставлю. И плохой отзыв напишу!
Передняя дверь распахивается и Михей… усаживается на сиденье!
Он вообще охамел!
– Чего она у тебя такая злая? – обращается к нему таксист.
– Ага, есть такое дело, – кивает Михей. – Злюка редкая.
– Держись, брат, – сочувственно произносит таксист.
– Ага, держусь. Я выносливый. А злюки мне нравятся. Они такие тигрицы…
И они лыбятся друг другу, как будто сто лет знакомы.
А Михей, тем временем, едет с нами. Каков наглец!
Я сейчас его убью. Придушу шарфом! А таксиста заставлю выбросить труп в море! И на теле останутся его отпечатки пальцев…
Маша сует мне в рот дольку мандарина.
– Зато дочка у тебя лапочка, – продолжает таксист, обращаясь к Михею. – На тебя похожа.
Я замираю. Делаю судорожный вдох. Недожеванный мандарин оказывается где-то в горле. Я давлюсь, кашляю, задыхаюсь… Маша радостно лупит меня по спине.
Таксист останавливается. А Михей протягивает мне воду в открытой бутылке. Я пью, кашляю, уже во второй раз за сегодня обливаю джинсы. Промокаю их бумажными платочками, которые всегда есть в моей сумочке.
Смотрю в затылок Михея.
Кажется, фраза таксиста пролетела мимо его ушей…
Когда уже этот дурацкий день закончится?! Когда Михей, наконец, снова исчезнет из нашей жизни?
* * *
– Не бойся, Брусникина, я только чемоданы донесу. Переночевать проситься не буду.
Мы вышли из такси. Михей взял чемодан и рюкзак. Я взяла паузу. Просто стою и смотрю на него.
– Еще бы ты просился!
– А что бы ты ответила?
Вижу, что Маша внимательно слушает.
– Я бы послала тебя… в лес.
– Шишки собирать? – встревает Маша. И декламирует: – Мишка косолапый по лесу идет, шишки собирает и в карман кладет!
И заливисто хохочет.
– Меня все детство этим стишком доставали, – бурчит Михей.
Мы входим в подъезд многоэтажного дома. Поднимаемся на лифте.
Маша бежит к двери квартиры. Помнит!
Это очень хорошая квартира, и хозяйка приятная. Мы тут весной с Машей неделю жили и теперь, на два месяца, она сделала нам хорошую скидку.
Я перевела ей деньги, а она оставила ключи у соседки. Я звоню, чтобы забрать их. Любопытная женщина выглядывает и замечает Михея.
– Надя сказала, вы вдвоем с дочкой будете…
– Да, мы вдвоем. Это… он просто чемоданы донес.
Соседка удивленно переводит взгляд с Маши на Михея.
– Здравствуйте! – выпаливает моя дочь.
Которая иногда ведет себя как воспитанная девочка. И тут же добавляет:
– Мама, открывай скорей! Я хочу писать!
Соседка уходит к себе. Я открываю квартиру. Маша забегает внутрь. Михей заносит чемодан и рюкзак.
– Сапожки сними! – кричу я дочке.
Один сапог летит влево, другой вправо… Она скрывается за дверью туалета.
Наконец-то мы с Михеем одни! И я могу сказать ему все, что думаю. Правда, не очень громко.
– Какого лешего ты… Что ты себе позволяешь? Зачем ты сюда приперся? Я тебя не звала!
– А ты позови.
Абсолютный наглец. Всегда таким был.
– Уходи!
– Уже ушел, – произносит он.
Но не уходит. Вместо этого он захлопывает входную дверь и…
Я оказываюсь припечатана к стене. Зажата в тесном кольце из его тела и рук.
– Какая же ты зараза, Брусникина…
Обжигающий хриплый шепот. Быстрое дыхание. Горячие губы…
Он… целует меня!
Аня
Сердце обрушилось куда-то в живот. Колени ослабли и совсем не держат. Глаза сами собой закрылись. Мозг размягчился и вытек… Иначе как объяснить тот факт, что я до сих пор его не убила?
Его руки крепко сжимают меня в объятиях. Его губы вжимаются в мои. Я не могу дышать! И думать. И… вообще ничего не могу… Я просто лечу в головокружительную пропасть.
Но… Нет! Я не хочу! Это возмутительно! Я не позволяла…
Кусаю его за губу. Сильно!
– Бешеная тигрица – урчит он.
И голос такой довольный…
Я окончательно прихожу в себя, упираюсь в грудь Михея двумя ладонями. Изо всех сил отталкиваю его от себя. И – сразу озираюсь по сторонам. Выдыхаю испуганно:
– Маша!
Дочки рядом нет…
Михей отстраняется. Вижу его поплывший безумный взгляд. Чувствую сбившееся горячее дыхание на своей щеке. И – его ладони снова сжимают мою талию.
– Пусти! – вырываюсь окончательно.
Смотрю на его наглую ухмыляющуюся рожу… В груди снова клокочет негодование.
Он что, думает, что ему все можно? Что он может вот так вот внезапно появиться в моей жизни и засунуть язык мне в рот?
Моя рука сама дергается – и я залепляю ему звонкую пощечину.
За всё!
Но этого, конечно, мало…
Михей поворачивается ко мне спиной, открывает дверь и – выходит из квартиры.
А я остаюсь стоять возле двери. Вся такая разгоряченная, злая, растерянная… как дура.
– Мам!
Маша появляется в прихожей, волоча за собой куртку по полу, почему-то в одном носке, без комбинезона, в собравшихся на коленях колготках.
– Мам, а где Миша?
– Ушел.
Я с трудом сглатываю.
– Но он же… – она обиженно хмурится. – Он обещал пить чай! Я ему “Мишку на севере” хотела дать. Он же сказал… Он обещал!
Ее нижняя губа дрожит. Я вижу, что моя дочь готова разреветься.
Вот! Вот поэтому… Поэтому он нам не нужен! Пусть идет на… на хутор бабочек ловить!
– Машунь, давай переоденемся и разберем вещи. И сходим в кафе поедим.
– Я не хочу в кафе! – капризно топает ножкой.
Маша очень любит ходить в кафе. Раз отказывается – значит, по-настоящему расстроилась. Из-за него!
– Ну тогда сходим в супермаркет, купим продукты, – успокаивающе произношу я. – Хочешь пока банан? Или сок? Можно кашку заварить, я взяла в пакетиках.
– Я хочу чай! С “Мишкой на севере”!
– Я сейчас открою чемодан, ты начинай его разбирать, а я быстренько схожу в душ. И потом будем пить чай.
Звонок в домофон.
– Кто?
– Я.
Голос Михея.
– Что тебе нужно?
– Подарок Маше принес.
– Ура!!! – вопит Машенька.
Которая, конечно же, стоит рядом и все слышит.
Мне приходится открыть дверь.
– Вот. Динозавр. Может, даже тираннозавр Рекс.
О проекте
О подписке
Другие проекты