Мы долго петляли по территории комплекса, то и дело сворачивая не туда, что дико раздражало отца. Как в старые времена, он принимался бубнить себе под нос ругательства, когда машина в очередной раз заехала в тупик, после чего с особой резкостью переключил передачу и принялся сдавать назад, стараясь вывести машину снова к развилке.
– С планировкой здесь прямо беда. Хоть указатели бы поставили, что ли, – сказал он громче, когда обернулся и посмотрел назад, чтобы лучше сориентироваться в пространстве. – Вот черт!
Отец резко затормозил, и меня хорошенько тряхнуло в кресле. Если бы не ремень безопасности, я бы точно приложилась головой к приборной панели. Шишка на лбу перед выпускным – мечта.
Сзади посигналили, и я обернулась посмотреть на виновника всех бед, полная недовольства, но, к моему огромному сожалению, встретилась взглядом с парой до боли знакомых глаз. Стас не терял времени и уже стоял прямо у двери папиной машины. Я поспешно осмотрелась по сторонам, проверяя, нет ли на улице свидетелей, которых могло удивить, что водитель навороченного седана еще секунду назад сидел за рулем своего авто, а стоило моргнуть – так он уже переместился к другой машине. Удостоверившись, что никого поблизости нет, я наградила Стаса взглядом, которого он вполне заслуживал, учитывая обстоятельства. В ответ Смирнов лишь растянул губы в мягкой улыбке, как бы извиняясь за маленькую оплошность, и жестом попросил опустить стекло, что я и сделала, желая сказать ему пару ласковых слов и посмотреть, как от них меняется его лицо.
– Все Смирновы за последнее время ума лишились? – сказала я как можно язвительнее. – Тебя могли заметить.
Стас положил руки на дверцу и наклонился ближе ко мне. Наши лица оказались на одном уровне.
– Виолетта все время использует телекинез на людях. – Он был так мучительно близко, что я могла почувствовать на себе его дыхание. – Что-то я не слышал, чтобы ты отчитывала ее.
– Виола – пропащий случай, – парировала я, и Стас ухмыльнулся.
– Тебе повезло, что она поехала на другой машине и этого не слышит.
– И что бы она мне сделала? Распахнула передо мной дверь телекинезом, потому что сделать это как нормальный человек – рука отсохнет?
Улыбка пропала с его лица. Стас, нахмурившись, внимательно смотрел на меня, будто не верил в услышанное.
– А ты изменилась.
Я открыла было рот, чтобы еще раз подчеркнуть стену, которую возвела между нами в тот самый день, когда впервые Каандор показал мне, каково быть волчицей, но у Кости кончилось терпение.
– Эй, голубки, за неделю наболтаетесь еще, – сказал отец, и я поморщилась.
Папа заметил мою реакцию и устало закатил глаза, как если бы видел подобные перепалки по десять раз на дню. На самом же деле мы со Стасом почти не общались после дня открытых дверей. Какой смысл притворяться друзьями, если мое сердце хотело большего? Один раз мне его уже разбили. И пусть та любовь была скорее наваждением, насланным чужой волей, предательство ужалило очень даже по-настоящему. Я знала, что Стас не искал ничего серьезного, встречаясь с другими девушками, тогда зачем мне мучить себя играми в дружбу, продолжая тайно мечтать о близости, которую я никогда не смогу получить? Я не хотела лишать себя возможности встретить и полюбить другого, более подходящего для отношений человека, а если мой разум и сердце всегда будут крутиться спутниками вокруг Стаса, как Луна вокруг Земли, то мои шансы довольно скоро станут равны нулю. Я не могла этого допустить.
Мне нельзя его любить, как бы ни хотелось. И пусть именно с ним я могла быть настоящей, не скрывать свою истинную сущность. Не скрывать Каандора. Стас нравился папе, и по какой-то непонятной мне причине Костя доверял ему с первого дня, будто понял все раньше, чем я сама. Но мы не могли быть вместе. По крайней мере, сейчас, пока мы так юны и перед каждым впереди долгая жизнь. В случае Стаса, возможно, даже вечность.
– Стас, а ты уже разобрался, как добраться до этого чертова главного корпуса?
– Да, конечно. Я уже второй раз смотался домой за вещами. – Он тяжело вздохнул и провел ладонью по волосам, убирая с лица отросшие пряди. – Диана так и не смогла решить, какое из платьев наденет на танцы, и, кажется, решила взять их все с собой. Просто поезжайте за мной.
Прежде чем уйти, Стас внезапно слегка щелкнул меня по носу пальцем, и я готова поклясться, что никогда еще не хотела оторвать ему голову так сильно.
– Смотри, я еще не разучился по-человечески ходить, – сказал он и, подмигнув, медленно пошел к своей машине.
Я прожигала его взглядом, с наслаждением представляя, как дам ему хорошенький подзатыльник в отеле, а может, и вовсе откушу голову.
«Это мы можем устроить», – рыча, произнес в моей голове голос.
– Каандор, нет! – машинально выкрикнула я, и дух рассмеялся. Он явно пребывал в хорошем настроении и наслаждался происходящим. Проблема была лишь в том, что понять, серьезно темный попутчик угрожает или нет, можно только задним числом. Нашел время прикалываться, придурок. Я и без того переживала, как бы он под влиянием моих сиюминутных эмоций не разрушил спа-комплекс до основания.
Я проводила взглядом Стаса и удостоверилась, что больше он никаких фокусов не выкинет. Он сел в свой автомобиль и тут же тронулся, осторожно объезжая отцовскую машину. Когда дорога освободилась, папа поспешно вырулил и поспешил за Стасом, стараясь сохранять дистанцию так, чтобы он не пропадал из вида. Через несколько минут петляния по разлинованным дорогам на территории комплекса, где за все время пути я не заметила ни души, в поле зрения наконец показалось нужное здание: я поняла это по толпе одноклассников под навесом у входа – все были с чемоданами или спортивными сумками и стояли группами вместе со своими родителями. Подъехав поближе, я заметила, что людей слишком много и лиц некоторых я не узнаю. Должно быть, сегодня в «Сад эдельвейсов» заселялись ребята не только из нашей школы, и это показалось мне странным.
– Я думала, комплекс еще официально не открылся и наша параллель первая, кто здесь побывает.
– Директор не умеет держать язык за зубами, когда дело доходит до хвастовства. – Отец окинул недовольным взглядом толпу ждущих. – Мария рассказывала после родительского собрания, что в одно время с вами здесь на сборах будет волейбольная команда из Новосибирска и участники клуба восточных единоборств.
После осенних событий мама осталась вместе с нами жить в Ксертони. На первое время она остановилась у некой подруги, имя которой при мне не называла, как бы я ни пыталась осторожно уточнить, но, когда пошел второй месяц, Костя стал все чаще предлагать Марии перебраться к нам, в свободную комнату, что пока была отведена под отцовские хобби вроде рыбалки и коллекционирования футбольных трофеев. Мама долго отказывалась, предпочитая объявляться у нас на пороге по утрам. Она будила всех звонком в дверь, после чего как ни в чем не бывало пыталась приготовить для семьи какой-нибудь завтрак. В очередной свой визит мама подняла Костю после рабочей смены не в лучшем настроении, и тот, не принимая отказа, всунул ей в руку связку ключей, приговаривая, что она может появляться в любое время дня и ночи, но только не тревожа его и без того редкий сон.
Я оставалась в семье единственным человеком, который мог приготовить что-то сносное, однако Мария не оставляла попыток, и со временем у нее даже стал получаться воздушный омлет и блинчики на завтрак. Было видно, как она старается сделать хоть что-то, раз не смогла спасти меня от участи отца, но никто из нас не мог воспротивиться судьбе или изменить принятые ранее решения. Все, что нам оставалось, – это играть в семью, надеясь, что ошибки прошлого оставят в покое будущее.
– И как это связано с хвастовством директора?
– Очень просто: тренер волейбольной команды – ее муж, а в клубе восточных единоборств состоит ее сын. Ты и сама должна понимать, что Татьяна из-за своего баловства чуть со скандалом не вылетела из школы в выпускной год. Она бы ни в одной другой после это не была нужна, чего уж говорить про институт! Ее отец сделал все, чтобы директор отстала от дочери и позволила жить спокойно.
– Тебе что, жаль ее? Нужно ли напоминать, что Таня распускала слухи именно про меня?
Найдя подходящее место, папа стал парковаться.
– И ни одно из ее слов не было правдой. – Он сосредоточенно смотрел в боковое зеркало. – Молодая еще, глупая. Гормоны играют.
Я скрестила руки на груди, не веря своим ушам. Ну конечно, давайте оправдывать выходку Ростовой. Может, пожалеем ее еще и все забудем?
– Ты хотя бы представляешь, через что мне пришлось пройти из-за нее?
Костя нахмурился:
– Но вы же продолжаете общаться, разве нет?
– Да, – я замялась на секунду, не желая пускаться в долгие объяснения тысячи и одной причины, из-за которой терпела присутствие Ростовой в своей жизни, – но вынужденно. Это другое.
– Чем дольше ты идешь на уступки и продолжаешь делать то, чего на самом деле не хочешь, тем сложнее будет договориться с совестью потом.
Отец перевел коробку передач в нейтральное положение, а затем поднял ручник, после чего заглушил двигатель и отстегнул ремень безопасности.
– Пойдем потихоньку. – Папа окинул взглядом людей, которые стояли под навесом. – И почему все до сих пор снаружи?
Ответа на вопрос Кости у меня не было. Я вышла из машины и побрела под навес, поспешив застегнуть свой балахон на молнию, сохраняя тепло. Для конца июня погода по вечерам оставалась на удивление прохладной. Закат алел у горизонта, готовясь отдать мир во власть ночи. Перьевые облака становились все прозрачнее, будто где-то наверху их разгонял, как стаю птиц, задорный мальчишка с воздушным змеем в руках. Тихая, спокойная территория вдали от города пыталась сразу внушить посетителям доверие, завлекая атмосферными видами, но все внутри меня противилось пребыванию здесь. За последние месяцы я так привыкла ждать от жизни подвоха, что уже забыла, каково это – просто жить мгновением.
Отец шел сзади, катя перед собой за выдвинутую до упора ручку чемодан. Костя почти догонял меня, на ходу осматриваясь, точно ища кого-то. Вдруг его удивленный взгляд остановился левее меня, и я поспешила обернуться: к нам приближался Стас, у которого через руку было перекинуто навскидку не менее десяти чехлов для одежды. Ну Диана дает!
– Ничего не говорите, – предупредил Стас прежде, чем мы успели отойти от шока и найти подходящие слова.
– Боже мой, куда ей столько? – все же вырвалось у меня, и Смирнов с опаской посмотрел в сторону входа. Мог хотя бы в чемодан все это спрятать, что ли. – Все же увидят и наверняка будут обсуждать до конца вечера.
– Неужели так трудно, если я прошу промолчать, оставить свои комментарии при себе? – Он прищурился, продолжая искать кого-то среди других ждущих, и склонился ко мне, заговорив тише: – Если что-то может поднять настроение моей сестре, то мне плевать, о чем она попросит: хоть забраться на вершину Эвереста и вырастить там тонну зеленых яблок. Я сделаю это для нее. И плевать, как это будет выглядеть со стороны.
– Вряд ли яблоня выживет на таком морозе, – сказала я и улыбнулась, неловко пытаясь перевести разговор в шутку, прекрасно помня, каким резким мог становиться Стас, когда речь заходила о его семье.
– Ася! Стас! – крикнул нам Костя, который уже был на полпути ко входу. – Вы идете?
Стас двинулся к остальным, оставив мою последнюю реплику без комментария. Он даже не потрудился изобразить, будто ему тяжело нести ворох Дианиных платьев, которые любой простой смертный вряд ли смог бы удержать, да еще идти при этом такой легкой походкой. Но Стас не знал этого, потому что сам никогда человеком не был. Как много странного люди не замечают, наблюдая со стороны за семьей Смирновых: вампирская семейка из раза в раз легко нарушала привычное положение вещей просто своим присутствием в реальности. Не зря говорят: если хочешь что-то спрятать, оставь это у других на виду. Возможно, я была излишне строга к ребятам, подмечая каждое несовершенство в их легенде, и люди действительно не так чутко воспринимали выбивающиеся из ткани бытия случаи и детали. Мне же они бросались в глаза как вызов, потому что теперь я чувствовала некую ответственность за сохранение общей тайны: если миру станет известно о вампирах, пострадают и оборотни, и ведьмы, а значит – вся моя семья. Этого я допустить не могла.
Среди других ребят я сразу увидела под навесом Диану. Со скучающим видом она сидела на чемодане, подпирая подбородок рукой, и грустно смотрела на мозаику из мелкой разноцветной плитки, которой была вымощена небольшая площадь под навесом. Хорошо, сегодня обошлось без дождя.
– Привет, – коротко поздоровалась я, и подруга вяло улыбнулась. – А чего все снаружи торчат?
– Какая-то неразбериха с номерами. Думают, как распределить мальчиков с девочками подальше друг от друга и при этом не перемешать нас со спортивными командами.
– И как, получается?
– Судя по тому, что я торчу здесь уже минут сорок, – не очень, – грустно ответила она, даже не пытаясь бодриться.
Костя поставил рядом со мной чемодан и коснулся плеча:
– Пойду внутрь, – папа кивнул в сторону автоматических дверей. – Разузнаю, что у них там и как. Может, помогу чем.
– Давай, – согласилась я и осторожно присела на свой чемодан, не до конца уверенная в его устойчивости. Дианин, в отличие от моего, больше походил на передвижной сейф на колесиках из-за блестящего материала, который внешне легко можно было спутать с каким-нибудь металлом. Впрочем, я бы не удивилась, узнав, что он и правда из алюминия или еще чего, но уточнять у подруги не стала.
– Не выспалась? – начала я, и Диана с удивлением на меня посмотрела.
– Мне толком и не нужен сон, забыла? – подалась она вперед и прошептала: – Это скорее просто удовольствие. Ну или если хочется голову разгрузить.
– Тогда у тебя точно нет никакого оправдания синякам под глазами, – отшутилась я, но, к моему несчастью, Диана восприняла слова всерьез и полезла в сумочку за складным зеркальцем.
– Вот черт, – выругалась она, рассматривая свое отражение. – Надо было все же вчера поесть с остальными.
– Ты что, не пила кровь перед поездкой? – возмутилась я громче, чем рассчитывала, и Диана шикнула на меня, тревожно оглядывая толпу.
Когда она убедилась, что никто не обратил внимания на мой возглас, то заговорила снова:
– Нет, я не успела. Ребята вчера так быстро собрались! Братьям и сестре вообще будто плевать на выпускной. Виола, кажется, и вовсе достала из шкафа первое попавшееся платье и забросила его к себе в чемодан, даже не потрудившись отпарить ткань или, на худой конец, убрать наряд в чехол для сохранности. Про парней вообще рассказывать не буду: стыд и срам. – Она отмахнулась, но я легко поняла по надутым губам и сведенным к переносице бровям, как Диана была недовольна домочадцами. – Я всю ночь убила на то, чтобы эти придурки не оделись на выпускной как разноцветные попугаи. Вот кто носит черные кроссовки с серыми штанами, подпоясанными коричневым ремнем? Это же безобразие какое-то и позор. В итоге столько времени потратила на них, что на себя не осталось. Я до последнего так и не смогла решить, что надену.
– Это я уже поняла. – Моя рука взмыла в воздух в сиюминутном желании похлопать Диану по плечу, но стоило пальцам приблизиться к ее коже, как она застыла словно камень. Замявшись, я замерла, так и не коснувшись ее.
Наши взгляды встретились, и я поспешно отвернулась, стараясь смотреть на что угодно, но только ни секунды дольше на Диану, боясь увидеть в карих глазах подруги страх, как это часто случалось в последние месяцы. Мы обе не могли забыть произошедшее зимой: она – из-за того, что теперь все время должна была помнить об опасности, исходившей от меня, и не расслабляться, в то время как я держалась за воспоминание о желании напасть на Диану, лишь бы подобное не повторилось вновь.
Каандор мог убить ее. Я могла убить ее.
Мы чуть не убили ее.
– А ты купила в итоге то песочное платье, которое мы вместе нашли в торговом центре? – Диана нарушила тишину первой, и мне немного полегчало.
Я усмехнулась и отрицательно покачала головой. Платье было последним, что меня беспокоило с того момента, как я впервые обратилась.
– Не-а. Папа с мамой сказали, оно слишком дорогое.
– Но это же выпускной! – Диана раздосадованно вскинула руки в воздух. – Твой папа вроде неплохо зарабатывает: четырехкомнатная квартира, дорогое хобби и вылазки на футбольные матчи в другие города. Может, он просто зажался?
О проекте
О подписке