Июнь 2054 года, город Санкт-Петербург.
Я резко распахнула глаза, рывком садясь на постели. Мокрые от пота простыни тут же показались ледяными.
– Опять эти сны… – шепот получился хриплым.
Два хлопка в ладоши и автоматизированная система служебной квартиры услужливо включила свет.
Накинув поверх голого тела легкий халат, я прошла к окну, уставившись на ночной Питер. Никогда не любила ни жалюзи, ни шторы, которые теперь, кажется считались чем-то навроде отголоска прошлого, лишь слегка затемненная поверхность окна, разделяла от города полного огней и жизни. Шел 2054 год, но что-то так и не спешило меняться, например маленькие улочки с входами-арками или любимая булочная, расположенная не так далеко от работы. По воспоминаниям дедули, он посещал ее, еще будучи молодым, а теперь и я, набрав полный пакет манящей ароматом выпечки, любила прогуливаться пешком до дома.
Мимо окна неспешно пронеслась рекламная голограмма: «„ОА Заслон“. Мы делаем будущее!» – И с этим утверждением не мог поспорить даже такой прожженный циник, как я. Компания, в которой я работала уже пятый год, действительно не делала голословных заявлений. Помню, как дедушка сетовал, что единственная внучка выбрала совсем не женское, по его мнению, направление в учебе – инженер-радиотехник, но окруженная с младенчества всевозможными схемами, приемниками и оловом для паяльников, которое приятно чадило, каждый раз, стоило единственному родному человеку начать сборку новой радиолы, я не представляла другой жизни. «ОА Заслон» принял в свои ряды, когда я была на последнем курсе института и за последние годы работа переплелась с моей жизнью настолько прочно, что стала главной составляющей. И я нисколько об этом не жалела.
Перед окном пронеслось еще несколько голограмм, теперь с упоминанием одного из отелей и двух новых анонсированных выставок в военно-историческом музее артиллерии. Решив, что полуночного бдения около окна с меня довольно, развернулась, направившись на маленькую кухоньку.
Электрический чайник издал сигнал, оповещая о готовности, а я поморщилась от промелькнувшей в висках боли.
Прошла уже неделя с того момента, как один неосторожный подросток ухитрился сбить меня на своем самокате, парящем на антигравитационной подушке. Или нет, не так. – Прошла уже неделя, как одна неосторожная Агата, считала ворон, выйдя из метро «Московские ворота», поэтому и пропустила тот момент, когда паренек влетел в нее, а ее голова встретилась со ступенями.
Медицинский осмотр диагностировал сотрясение мозга. Не настолько сильное, чтобы продолжать валяться на больничной койке, но все же подходящее для больничного. Чему я, честно говоря, не особо радовалась. Прошел уже год с момента смерти дедушки, а так как моя хмурая натура не спешила сближаться с кем-то еще, может, только не считая Юрки – программиста, работающего вместе со мной в отделе, то одиночество четырех стен давило хуже любого больничного коридора. Я находила отдушину в «Заслоне», а сейчас вынужденно лишилась ее.
«Еще и эти странные сны…»
В первые ночи образы казались слишком размытыми, неясными. К моменту пробуждения я помнила лишь фантомное чувство боли, иногда примешивалось ожидание чего-то… и постоянное одиночество, настолько прочно вторившее моему собственному, что начинали закрадываться сомнения об обычности этих снов.
Но теперь все поменялось. – «Фаиз? – я вспомнила имя мужчины, глазами которого наблюдала странные сцены, будто бы вырванные из далекого прошлого. – Почему он кажется мне знакомым? – мысли путались, как и ноги, из-за поселившейся головной боли, поэтому поспешно наполнив кружку чаем, я уселась на стул, по крупицам вспоминая образы. Закономерность своих снов я заметила не сразу, но она, несомненно, прослеживалась. Всегда один и тот же мужчина, нет, не мужчина, а словно я, в мужском теле. Молодой, по меркам современного мира, но рассуждающий так, словно там, в своем двенадцатом веке уже успел перейти определенный возрастной порог, обрастая предрассудками и суждениями пожившего человека. Всегда одни и те же люди вокруг, хоть и большинство из них «мне» были не знакомы, в отличие от стали двух непонятных, изогнутых клинков. Вот к кому действительно прикипело сердце. – Шотель… кажется так называется подобное оружие».
Но последний сон взбодрил не хуже ледяного душа. – Глаза той девушки, напуганной, но несломленной, утягивали в бездну. За ними крылось что-то большее, чем просто игры моего разума, отвечающего на травму головы. И это даже пугало. Мне было двадцать пять лет – не так уж и мало, если задуматься, – но я до сих пор привыкла ощущать себя девятнадцатилетней девчонкой, с поправкой на появившуюся метеозависимость и боль в пояснице от постоянного неудобного сидения над схемами. Теперь же я заплутала в собственном сознании настолько, что смешала себя настоящую и того мужчину-воина, готового умирать за халифат. – «Нет, – опять начав противоречить себе, поправила течение мысли. – Фаиз не собирался умирать, за кого-либо, он хотел жить. В одиночестве и покое», – его мышление слишком сильно напоминало мое.
Отставив недопитый чай в сторону, я подошла к зеркалу. Гладкая поверхность протянулась от потолка и до самого пола, отражая совершенно обычную картину – светлые волосы, голубые глаза, чуть припухлые губы и далекая от идеальности, прописанной модными журналами, фигура. – Не так уж и плохо, если не заострять внимание. Моргнув, представила в руках своего отражения сталь, но тут же усмехнулась. – «Слишком нелепо… Я-то и драться никогда не умела, старательно избегая любых конфликтов с самого детства».
Со стороны прикроватного столика противно завопил будильник. Я опять забыла отключить этого домашнего тирана, продолжая, по привычке, просыпаться под его сигнал будто на работу. Одновременно с ним раздался привычный рингтон. Подхватив смартфон, нажала на экран, выводя маленькую голограмму, попутно поправляя всклокоченные после ночи волосы и проверяя халат.
– Агата! – Голубоватое изображение парня приветливо помахало рукой. – Доброе утро! Так и знал, что ты наплевала на предписание врача и продолжаешь вставать в такую рань. – Юра, а это был именно он, задорно улыбнулся, из-за чего голограмма слегка исказилась, выдавая рябь помехи.
– Обычная видеосвязь мне нравилась больше. И тебе доброго утра, Юр. – Я поморщилась, представляя, что мое собственное изображение, точно так же, начало сбоить на экране чужого смартфона.
– Пф, – Юра отмахнулся, – прошлый век! Не забывай, за «Заслоном» новые технологии, и мы тоже к этому причастны! Еще пару-тройку испытаний, проверка новой операционной системы, и я добью эту функцию! Вот увидишь, весь мир будет пользоваться нашими голографическими звонками!
– Не сомневаюсь в тебе. – Улыбка вышла кислой. Обижать единственного человека, непонятным образом продолжающего терпеть мой характер и затворничество, мне не хотелось. Юра являлся ведущим программистом «Заслона» и в последние месяцы занимался разработкой новой системы звонков, как любой гений, чествуя свое творение еще в зачатках. Но… я, признаться, тоже верила в его полный успех, не сомневаясь, что в нашей компании лишь лучшие спецы. Желая сгладить свое недружественное после сна поведение, постаралась говорить более бодрым тоном: – И так, гений российского программирования позвонил мне в пять утра чтобы просто справиться о здоровье или есть более веский повод?
Изображение Юрки встрепенулось. Маленькое и взъерошенное, – наверное, он тоже встал не так давно, либо же, засидевшись за очередным изобретением, не ложился вовсе, – оно напоминало воробушка. Запустив полупрозрачную руку в такие же волосы, голограмма друга замявшись, пожала плечами.
– Тут это, такое дело…
– Ну? – поторопила я, нетерпеливо посматривая в сторону душевой комнаты. Разговор толком не начался, но уже начинал утомлять, наверное, виной всему являлся недостаток бодрости, который я и собиралась получить под теплом расслабляющих струй. – Не тяни, Юр. Что тебе нужно?
– Мне нужна твоя помощь, – выпалил он, состроив умильные глазки, напоминающие те, что я видела у рыжего кота в одном из старых мультиков.
– О, нет!
Я аж всплеснула руками, не сдержав эмоций. Последняя подобная «помощь» заключалась в том, что мой телефон перепрошили именно на эти голограммы, напрочь лишив спокойствия от привычной, хоть и, как говорил неуемный коллега «устаревшей», видеосвязи.
– Агаточка-а-а, – умоляюще протянул Юра, сложив руки перед грудью в молитвенном жесте. – Вопрос жизни и смерти. – На лицо изображения вновь вернулась ехидная улыбка, сметая всю игру в ангелочка. – Ты ведь знаешь, я не отстану!
Знала. И слишком хорошо. Местному гению проще подыграть, чем постараться остановить полет мыслей и действий. Вздохнув, понимая, что заведомо проиграла еще в тот момент, когда познакомилась с Юрой, я все-таки ответила согласием:
– Хорошо. Но завтра, на сегодня у меня назначены очередные анализы, после которых я вряд ли буду рада гостям.
И отключила смартфон, борясь с желанием разбить его об стену.
Апрель 1125 года, окрестность города Дамаск.
Обойдя вздымающиеся воды Красного моря, мы выбрались к стенам Дамаска. Колыбель Халифа, расположенная в долине реки Барада, поражала своим размеренным укладом. Процветали души живших в столь благословенном месте, воплощаясь в искусстве и ткачестве, в кожевенном деле и в гончарном горне. Но не ради праздности армия халифата разбивала близь его окрестностей свой лагерь. Именно отсюда, перенеся не один месяц пути, мы и должны были двинуться дальше, направляя на Багдад свой гнев и сталь. Но я все равно ощущал благоговение и толику радости – нам предстояла продолжительная, длинной в несколько недель, ставка, покуда запасы не пополнятся, а командиры не дадут отмашь к решающему бою.
Откинув полог походного шатра, я уселся на первый же тюфяк, набитый колючей соломой. На соседнем уже валялось чье-то нестираное тряпье, а еще один пустовал. Значит, как минимум один сосед у меня имелся. Как бы я не старался держаться в стороне, но столь долгое нахождение в осевшем лагере предполагало сны не под угловатой телегой, даже для такого нелюдимого человека… Я мог назвать себя многими определениями, но врагом своему телу либо же глупцом, становиться не собирался. – «Чтобы выжить в бою, нужно до него еще добраться, желательно, в добром здравии».
Полог дрогнул, пропуская внутрь Таира, заискрившегося неподдельной улыбкой при осознании того, что его соседом на эти дни, сам того не подозревая, стал я; и незнакомого копейщика, с легкостью приставившего древко своего оружия у входа.
– Сама судьба ведет нас вместе! – Таир похлопал меня по плечу, пройдя мимо к своему тюфяку. Туго обвитые тряпками ступни знакомого покрывали кровавые мозоли, растирая которые, он морщился, продолжая свои выводы уже шипя сквозь зубы: – Эти шакалы неспособны даже дать сносную обувь. Как прикажете идти на поганых сельджукидов6 в таком виде?!
Копейщик опустился напротив меня, убрав тряпки в сторону. Ничем не примечательный, на первый взгляд, молодой мужчина, заставил присмотреться к себе внимательнее, как только поднял на меня свои светлые, почти бесцветные глаза. – Таких глаз практически не встретишь среди верных, вернее, среди тех, кто родился на благодатной земле Аламутского государства, а вот рабы, обращенные в нашу веру насильно, либо же добровольно принявшие таухид, часто выделялись именно этой чертой. – И это было тем немногим, что так же послужило пересудам за спиной, ведь мои глаза, несмотря на фатимидского отца и, давно принявшую истинную веру, мать, походили на безоблачное небо, доставшись мне от бабки, перебравшейся в святые земли из Константинополя.
Заметив мой взгляд, копейщик коротко кивнул, представляясь:
– Акрам.
– А ранее? – не став скрывать своего интереса спросил я.
Таир поднял голову, отвлекаясь от причитания над ногами и прислушиваясь к нашему соседу.
– Александр, – отозвался тот. – Призван в армию Халифа шесть лун назад, после взятия Кордовы.
Я отлично помнил те бои. Будто бы в ответ заныл старый шрам между лопаток – стрела прошла стороной, лишь зацепив мышцы и застряла в коже ножен, но кровопотеря все же настигла, чуть позже, когда наши воины собирали раненных и все ценное, что могли снять с тел поверженных врагов, обмораживая загрубевшие пальцы в холодной зимней грязи. Конечно, поговаривали, что там, на севере, куда взор великого Кийа Бузурга еще не устремился, залегли земли с более суровой и снежной зимой, но так ли это, на самом деле, и каким образом для нас закончился бы подобный бой в тех краях, я, рассматривая кровь, стекающую по ладоням и спине, как единственную жидкость хоть сколько греющую в тот долгий месяц, даже не хотел думать.
Видимо, Александр, а ныне Акрам, был из тех немногих, кто склонил голову под праведным крылом Мулы. Теперь мы на одной стороне, и глядя в бесцветные глаза копейщика, замечая решительный профиль, я не мог не признать, что рад этому. – «Подобные всегда опасны. Даже в качестве друзей».
– И сам оттуда будешь? – Таир с напряженной осторожностью, придвинул ножны, будто готовясь оголить сталь, если бывший враг позволит себе резкое движение. – Много наших полегло от твоего копья?
– Не считал. – Акрам выдержал его взгляд, посылая ответный. Спокойный, словно даже немного уставший голос молодого мужчины навевал старые воспоминания о тех днях. В нем сквозил холод и непокорность. – От твоих рук не меньше погибло. Я принял таухид, теперь мое место рядом с халифатом. А если тебе не терпится поразмяться, то только скажи, – он легким наклоном головы указал на свое оставленное копье, – выйдем из шатра, дабы не портить имущество армии Халифа, но зла я не держу и бед навлекать не хочу.
Таир задумался. Темные брови почти сошлись на переносице, прочертив ту глубокой бороздой.
– И не лжешь, что принял Единого Бога?
Акрам покачал головой.
– Истину говорю.
– Ну и порешим на этом. А ты, – Таир вновь улыбнулся, становясь самим собой, подпихнув меня в бок, – Фаиз, что скажешь об этом Александре?
Намеренно назвав копейщика прошлым именем, Таир выглядел невинным, словно дитя, однако в глубине ореховых глаз плескались лукавые искры.
О проекте
О подписке