Глава II

Турка нагревала темнеющую пенку черного кофе, Сергей с улыбкой смотрел в окно Таниной коммуналки, которая пахла весьма душной питерской теснотой. Удивительной показалась игра редких и, отнюдь не характерных для города, лучей солнца на низких коричневых крышах. Сергею захотелось открыть деревянную форточку и вдохнуть запах свежести. Воздух был наполнен плотным и густым оттенком мокрых гранитных плит тротуара, высокими железными фонарями и горячим хлебом. По этой же улице Сергей заметил уютную булочную, где еще до зари начинают работать пекари, чтобы к семи утра уже была готова мягкая и свежая выпечка. Неожиданно ноги коснулся рыжий мурлыкающий кот, который, спустя столько времени, все еще не забыл его запах. Забавно было то, что Сергей действительно не помнил его имени.

Настроение с утра было скорее хорошее. Непроизвольно вызывающее улыбку. Впереди был целый путь, были планы, было волнующие ожидание. И все было прекрасно, кроме мыслей о текущем положении дел в пределах этой квартиры, кроме вопроса о неоднозначных отношениях, одним словом: все, кроме Тани.

– Доброе утро. Ты уже улыбаешься? И да, значит сегодня утром кофе и никаких сигарет? – за столько лет Таня выучила все его привычки и четко знала, что Сергей не курит за чашкой кофе. Его бабушка, по профессии врач-кардиохирург, говорила, что никотин и кофе в сочетании чреваты огромной нагрузкой на сердце. Сергей, вроде как, следил за здоровьем: не курил за кофе, объедался сладким только до обеда, в случае высыпания на коже выпивал лекарство от диатеза и не употреблял алкоголь еще несколько часов после приема таблетки, чтобы не получить осложнение на печень. Не хрустел пальцами и не перебивал аппетит колбасой, даже если ближайший прием пищи – бутерброд с той же колбасой: нельзя и точка.

– Да, сегодня только кофе, – взгляд упал на большую деревянную фоторамку с воспоминанием Таниного дня рождения: ее отец, мать, подруга и он сам. В тот день он подарил Тане ювелирное украшение из серебра на шею, которое он долго и тщательно выбирал, тяжело разбираясь в том, что может понравится девушке, у которой есть все, что она пожелает с самого детства. Когда Таня открыла компактную коробочку, на лицах семьи нарисовалось полное разочарование, а Танина лучшая подруга что-то буркнула и вовсе вышла из комнаты. Все ждали обручальное кольцо. Предложения не последовало, а Сергей и не знал, что от него чего-то ждут.

«Ювелирный магазин, Сергей» – таким было наставление на подарок от Таниной мамы, с которой он посоветовался за неделю до праздника. Он воспринял ее слова слишком буквально или просто прикинулся дурачком, так как чувствовал себя не готовым завести семью. Или готовым, но не с Таней.

В его жизни не было человека, который мог бы ему посоветовать и помочь в житейских делах. А самостоятельно ему едва ли хватало опыта выбрать хотя бы серебряную подвеску. Сережина мама относилась к Тане без особой теплоты. Но и не сказать, что плохо – есть и есть. Все родные с обеих сторон давно привыкли к тому, что они вместе, поженятся, заведут семью. Но иногда мама как-то огорченно смотрела на сына и говорила лишь о том, что нужно всегда слушать свое сердце. Стоило внутреннему голосу Сергея замолчать, чтобы прислушаться к сердцу, как он различал только равномерный стук, больше похожий на бабушкин кардиограф. И что там было слушать – непонятно.

Все текло само собой, стабильно, без всплесков и падений, без стресса и без особой радости, без деградации и развития. Он был всегда с ней деликатен, вежлив и тактичен. Когда жить вместе стали, и то от того, что Танины родители твердили без конца, что «пора бы уже и дальше двигаться», тогда все совсем стало каким-то примитивным.

А где прописано, когда пора, а когда уже и вовсе необходимо? Получить бы большой и толстый справочник с ответами на все вопросы, где в содержании по главам расписаны правила жизни. Как в учебнике по многоэтажному строительству. Все по порядку: подвал, первый этаж. Далее: второй, третий – и так до самых облаков. А потом выходишь на крышу, чувствуешь под ногами серьезное многоэтажное здание и понимаешь, зачем это все было. Но в тот момент Сергей стоял где-то на бетонном каркасе первых этажей и уже не осознавал – зачем, а главное – для чего все это, собственно?

Вот Сергей держит в руках все ту же фотографию и ловит себя на мысли, что Таня очень хороша собой: фигура, приталенное платье, прическа, макияж, юная женственность – все на месте. Со стороны всегда виднее. Вдруг он понял, что не делал Тане комплименты – не замечал в ней ничего необычного. Да и сегодня не замечал, всю ночь не замечал. А она от чего-то его любила, хоть и иногда проявляла свой жгучий характер. Даже сейчас он смотрел на фотоотпечаток своего лица рядом с Таней и удивлялся: что она могла в нем найти?

Все родители хотят лучшего для своих детей, и Сережа не осуждал Таниных отца с матерью. Или, по крайней мере, уже не хотел держать на них зла. Он чувствовал, как он не дотягивает до обеспеченной и интеллигентной Тани. Чувствовал, как родители не одобряли ее выбор. Позже это чувство превратилось в крупное давление, наставления матери, которые также влияли и на Таню, что проявлялось в ее частых скандалах. В завершение всему этому пришел конец. Сергей знал, что сейчас Таня живет той жизнью, которую всегда заслуживала. Знал, что у нее периодически появлялись новые мужчины, но отношения не развивались глубже. Все внутри него остыло или никогда даже не загоралось по-настоящему: ему не снились ее туманные образы в тоске, он не испытывал ревности от мысли, что у нее появляется кто-то другой, не щемило в груди при воспоминаниях их совместного прошлого.

А когда у него спрашивали, почему с Таней разбежались – он пожимал плечами и неоднозначно говорил банальное: «Не сложилось». Сейчас он здесь, в Таниной квартире. Как по обыкновению. Где-то глубоко в душе он знал, что она всегда его ждет. Сергею вдруг стало тошно от этой фотографии, и он положил рамку лицом вниз. Таня вышла из душа, и, пока динамично вытирала полотенцем волосы, рассказывала о ближайших мероприятиях, на которых она, конечно же, обязательный будет присутствовать.

– А сегодня вечером будет открытие выставки картин Поля Гогена. Приходи, я там буду.

– О, а это по мне! «Я больно плясать горазд. Девушки, полюбите меня кто-нибудь»,¹– минуты раздумий Сергей занимал фразами классиков, которые давно выходили из головы как-то инстинктивно, без напряжения. И сам его взгляд сквозь прозрачные линзы очков становился еще более задумчивым и глубоким. Безопасное время для того, чтобы принять решение. Идти или не идти? Завести правильные знакомства – первое, о чем нужно позаботиться в новом городе, напомнил себе Сергей. Но если по-человечески.. он снова посмотрел в сторону фотографии в рамке.

– Пора бы перестать книжками баловаться, Сережа. Они и придуманы только для того, чтобы сбивать тебя с толку и выдумками потешать.

– Интересно, Татьяна, чем это у вас, в кругах высшей интеллигенции, принято таким «баловаться», да и чтобы непременно толково? – диалоги с это девушкой превращались в какое-то словесное состязание, конфронтацию, где нет никаких компромиссов или уступок. Только победа. Только поражение.

Такие моменты были единственными яркими вспышками крайне стабильных отношений. От повторяющихся всплесков адреналина наступает моментальная зависимость. Далее дикая ломка при их отсутствии. И тогда в какой-то момент это станвоится совсем невыносимо.

– Не задирайся, баловство вообще – строго по вдохновению. Так можно пробаловаться до самой смерти, и ничего серьезного не увидеть, – было в ее словах что-то отталкивающее и колючее, с большим намеком на обиду.

– И часто в тебе это вдохновение просыпается? Я чисто из своего праздного любопытства спрашиваю.

– Каждую неделю, пока скучно не становится.

– Скучно? Татьяна! Для такого моралиста как ты – это почти грех.

– Ты слишком беспечный, Сережа, понимаешь? И вся эта беззаботность тебе трезвый ум туманит.

– Ну уж нет! Это забота по части алкоголя. А я, благо, еще слишком глуп. Мне еще скучно не бывает. Книжки свои бестолковые читаю – теперь, видишь, улыбаюсь по утрам. Ты не думала, что излишняя серьезность – тоже своего рода беспечность? А если и выбирать между, то я лучше подохну, чем сморю себя в скуке.

– А я бы с радостью сморила себя в скуке со смертельно скучным человеком. В вечные страсти, я, как девчонка, не верю. Скука – это нормально, а страсти – это тортик к чаю. А от тортиков полнеют и диабетом обзаводятся, сам знаешь. Но ведь нет – все вокруг такие незаурядные и веселые, книжки цитируют. Улыбаются от чего-то по утрам, что аж при всем желании не подохнуть от скуки! – Таня отвернулась в окно, зажав в руках полотенце. Она улыбнулась, но казалось, что вот-вот слезы из глаз польются. И только под светом окна он увидел, как за одну минуту ее лицо осунулось, глаза припухли, и, всегда ровная осанка, чуть пригнулась к полу. В душе почувствовал себя за это виноватым, что ему стало совершенно не по себе.

– Повезло тебе, что ты не сладкоежка, – поцеловал Таню в щечку, и пошел собираться. Решил, что на картины не пойдет. Совесть не позволяет вот так взять и на все готовенькое пристроиться.

– Возьми и не спорь, – Таня агрессивно сунула Сергею билет на вечернюю выставку. – Не маленькие. Я тебя не на чай приглашала и стыдится не собираюсь. Если что понадобится – я позвоню. До скорой встречи, Сережка. Вот теперь пришло время раскланяться! – Таня резко захлопнула дверь, чем вызывала у Сергея чувство ничтожности к самому себе. Стоило признать, что только он начинал чувствовать свое превосходство в вымышленном словесном поединке, как она неожиданно доставала револьвер и стреляла на поражение, даже не дрогнувшей рукой. Она всегда побеждала резкостью сказанных слов и принятых решений. Особенно в минуты безнадежного падения собственного достоинства – это было ее неоспоримым превосходством.

Дойти до дома своего приятеля Сергею захотелось пешком – прогуливаясь по еще непривычным улицам города. На выходе из двора, на той же скамейке, сидела все та же женщина с «парадными», но уже в новой широкой шляпе с пышными ажурными цветами. Меньше всего ему хотелось встретиться с ней глазами, но позже он подумал, что в ней определенно чувствуется какая-то существенность. Она сидела как-то статно, прямо, ее взгляд был преисполнен таинственной силой. Худощавые руки, как и в прошлый раз, сложены ровно друг на друга. Седые волосы аккуратно собраны в зачесанную шишку. Ее парфюм отдавал ноткой какой-то скверной приметы, так как всем известно, что достаточно не поздороваться с авторитетной женщиной на скамье у подъезда, чтобы прослыть невеждой, алкоголиком или наркоманом.