– Ник… – и снова слезы покатились из глаз, я не могла взять себя в руки, совершенно потерянное состояние, как физическое, там и моральное. – Прости… Никита… Я… Прости меня, Ник…

– Я знаю, Настя, – он крепко обнял меня. – Знаю, родная моя. Мы с тобой, ты же знаешь. Моя Маленькая Настенька, – обнимая меня, он нежно поцеловал меня в щеку, я понимала, для чего он назвал меня маленькой Настенькой – я, по-прежнему, их младшая сестренка, я навсегда останусь для них Маленькой Настенькой, и уже ни что не в силах перечеркнуть того, что нам пришлось пережить.

– Прости, Никита, – я обняла его, что было сил.

– Все будет хорошо, Настя, – дверь кабинета открылась, я вздрогнула, как от удара током и инстинктивно прижалась к Никите, ища укрытия в его объятиях. – Все хорошо, Настя, – Никита усадил меня на диван.

– Как наши дела, Настя? – в кабинет вошел профессор и присел рядом со мной, с другой стороны присел Богдан.

– Зачем Вы отпустили меня? – я повернулась к профессору.

– Скажи мне, Настя, когда ты в последний раз нормально спала? – я молча смотрела на него. – Неведение угнетало тебя, усугубляя твое и без того тяжелое состояние.

– Все очень плохо?

– Настя, четыре месяца твой мозг испытывает сильнейшие перегрузки, ты в своем уме и это уже очень хорошо. Мы пройдем с тобой еще один месячный курс терапии, а дальше посмотрим. Давай мне руку, – я закатала рукав и протянула руку профессору, руки сильно дрожали, Богдану пришлось держать мне руку, чтобы профессор смог ввести иглу. – Не сдерживай своих слез, Настя. У тебя нет сил сдерживать свои эмоции, не нагружай себя. Слезы, гнев, что угодно, не держи это в себе.

– Вы оставите меня в клинике?

– В этом нет необходимости. Ты вполне адекватна, потерянное состояние, не повод держать тебя в клинике. Я буду приезжать сам, дома тебе будет проще набраться сил, я лишь рекомендую тебе постельный режим.

– Я могу помочь Петру Ивановичу?

– Можешь, Настя, но твое пребывание в первой городской перестанет быть тайной.

– То, что они заперли там абсолютно здорового человека, делает хуже лишь им, разве нет?

– Вот, Настя, ты вполне способна соображать здраво, тебе просто нужно набраться сил. Я подготовлю необходимые справки, полностью реабилитирующие тебя.

– Как они вышли на меня?

– Заявления, действительно, были, Настя, тамошнему главврачу большего не нужно, но и здесь не обошлось без посторонней помощи. Кто был инициатором, нам остается лишь догадываться. Поправляйся, Настя. Я заеду завтра.

– Спасибо, – ответила я, профессор вышел из кабинета. – Как Марк, Никита?

– Если ты вдохновишь его жить дальше, я отпущу его домой. Он в третьей палате.

Я вышла из кабинета и поднялась на этаж кардиологического отделения. Подойдя к третьей палате, я тихонько открыла дверь и также тихо прошла до постели Марка, он спал. Я присела на край его постели и взяла его ладонь в свои руки.

– Папа.

– Настя, – он открыл глаза и посмотрел на меня. – Настенька, – он присел и чуть не задушил меня в объятиях. – Доченька, маленькая моя.

– Папочка, родной мой, – я крепко обняла его в ответ. – Никита сказал, что ты хочешь бросить меня, он ведь пошутил, правда, папочка?

– Конечно, доченька. Никита пошутил, я очень хочу домой. Настенька, девочка моя.

– Все хорошо, папочка, я с тобой. У нас все будет хорошо, – слез не могла сдержать не только я…

Мы вернулись домой, я нерешительно вошла в гостиную. По ушам резанула … тишина…

– Где дети, Богдан? Почему так тихо?

– Дети дома, Настя, идем.

Марк остался у камина, мы поднялись наверх. Я тихонько вошла в гостиную второго этажа и ужаснулась. Все мои детишки были в гостиной. Никита и Матвей сидели на руках у Кирилла и Вадима, Камилла и Степашка сидели рядом с ними. Они просто сидели и молчали… ни мультфильмов, ни игр, ни развлечений… в доме стояла гробовая тишина. На лицах детей не было и тени радости. Я, в полном оцепенении, смотрела на них.

– Мамочка… – чуть слышно сказал Вадим.

Дети увидели меня, встали с дивана и, в том же оцепенении, смотрели на меня… минуты невыносимой тишины, показались мне вечностью.

– Мамочка… – наконец произнес маленький Никита и слез с рук Кирилла.

– Мама… – следом за ним поспешил Матвей.

– Мамочка… – Камилла и Степашка, дети вышли из оцепенения и бросились мне на руки. – Мамочка.

Я присела прямо на пол в гостиной, дети забрались мне на руки, первые 10-ть минут, они просто ревели.

– Мамочка… – как завороженные шептали они, не веря в то, что я дома.

– Мои маленькие, мои родные, я дома, я с вами…

Два часа дети не отпускали меня, Марк пришел мне на помощь, понимая, что мне нужно идти отдыхать.

– Привет, – улыбаясь, сказал он, поднявшись наверх.

– Дедушка!

Малыши переключились на деда, я присела на диван рядом с Кириллом и Вадимом, теперь они «сдавили меня в тисках».

– Мамочка…

– Я с вами, родные мои…

– Ребята, маме нужно отдыхать, – сказал Богдан и проводил меня в комнату.

Мне действительно нужно было отдохнуть. Почувствовав покой, я поняла, как сильно я хочу спать. Приняв ванну, я легла в постель, как Богдан делал мне укол, я уже не слышала. Едва прислонив голову к подушке, я провалилась в тяжелый крепкий сон…

Три дня беспробудного сна, открыв глаза, я немного полежала и с радостью для себя поняла, что моя голова «встает на место». До чувства уверенной бодрости было еще далеко, но теперь я была твердо уверенна, что смогу и найду ту тварь, что сделала это со мной, где бы она не была.

Дверь комнаты тихонько открылась.

– Привет, моя маленькая, – Богдан присел рядом со мной на постель. – Как дела, малыш мой? – он поцеловал мои щеки и нежно смотрел мне в глаза.

– Уже намного лучше, – я взяла его ладонь в свои руки. – Я снова хочу жить, Данечка.

– Моя ж ты умница, – он крепко обнял меня. – Глеб сходит с ума, Настя, и Степан с Данилой тоже.

– Глеб не в Москве?

– Сегодня суббота.

– Ни фига себе, поспала. Они у нас?

– Да, позвать?

– Зови.

Богдан вышел и минут через пять в комнату вошли Глеб, Данила и Степан.

– Привет, – они присели у моей постели.

– Привет, – ответила я, не нужно было слов, мы просто смотрели друг другу в глаза.

– Как дела, Настя? – Глеб с силой сжал мою ладонь.

– Тяжело. Очень тяжело осознавать то, что из-за чьей-то подлости я готова была навсегда оставить вас. Простите меня.

– Мы с тобой, Настя, и мы найдем эту су.у.

– Я никогда не сомневалась в вас, просто… я понимаю, насколько со мной бывает нелегко. Спасибо вам.

Степан протянул ладонь. Глеб и Данила положили свои ладони поверх его. Я положила свою ладонь на их ладони, Степан накрыл ее своей.

– Вместе до конца.

– Не иначе, – уверенно ответила я…

Ребята ушли, я приняла ванну и встала у окна, вглядываясь в ночную темноту. В комнату вошел Богдан, подошел ко мне и обнял меня со спины.

– Малыш мой, как наши дела? – он нежно поцеловал меня в щеку.

– Богдан, прости меня, я думала, что это ты…

– Ты думала, что я испугался за детей?

– Да… – эмоции не поддавались мне, у меня не было сил держать свою боль в себе, снова слезы намеревались покатиться из глаз.

– Настюша, – Богдан нежно смотрел мне в глаза.

– Прости, Богдан… тяжело тебе со мной?

– Мне очень тяжело, когда я думаю о том, что я не в силах помочь тебе.

– Я очень многое сделала не правильно в последнее время… мне тяжело принять это… Я ненавижу себя… Я не могу сдержать своих эмоций и ненавижу себя еще больше. Я понимаю, какую ношу я взвалила на твои плечи… Я чувствую себя жалким мерзким чудовищем…

– Настюшенька, – он крепко обнял меня. – Ты не виновата в этом. Человек не виноват в том, что он болен. Ты борешься со своей болезнью, не смотря ни на что. Ты умница, Настя.

– Богдан …

– Я с тобой, маленькая моя. Все будет хорошо, Настенька…

– Привет, малыш, – Богдан нежно поцеловал меня в щеку, я сонно посмотрела на него. – Как у нас настроение?

– Хорошо, Данечка. Еще очень хреново, но уже хорошо, – я крепко обняла его. – Дети весь месяц так себя вели?

– Первую неделю они надеялись, что мамочка скоро придет, – он снова поцеловал меня. – Все хорошо, Настенька. Ты вернулась и счастье вернулось в наш дом.

– Очень мне интересно, кому я снова так сильно помешала… – я замерла и прислушалась. – Мне кажется или за дверью кто-то стоит?

Богдан встал с постели, подошел к двери и тихонько открыл ее.

– И кто это сбежал от бабушки Туси? – улыбаясь, спросил он, в дверях во главе со Степашкой стояли Камилла и малыши.

– Прости, пап. Мамочка еще спит?

– Мамочка уже давно ждет вас, – продолжая улыбаться, ответил он.

– Правда? – дети вошли в комнату. – Доброе утро, мамочка, – они все вместе забрались ко мне в постель.

– Привет, мои маленькие.

Камилла подобралась к самому моему уху и крепко обняла меня за шею.

– Мамочка, милая моя, как у тебя дела?

– Хорошо, Камиллочка, – я поцеловала ее щечку.

– Мамочка, мне очень-очень плохо без тебя, ты же знаешь, – тихо шептала она. – Не оставляй меня, мамочка.

В моей голове мгновенно всплыли эпизоды давно минувших дней «Мама! Мамочка, милая не оставляй меня одну! Забери меня с собой, ну пожалуйста…» Я положила ладонь Камилле на спину и прижала ее к своей груди.

– Камиллочка, прости меня. Я обещаю тебе, я никогда больше не оставлю вас. Я всегда буду с вами. Прости меня, девочка моя, – Камилла подняла голову и посмотрела на меня, я вспоминала себя у гроба матери. – Камиллочка, милая, я клянусь тебе, я никогда не оставлю тебя. Я всю свою жизнь буду рядом с тобой.

Грусть в глазах Камиллы сменилась счастливым блеском, она поцеловала меня в щеку и выпустила из объятий. Мои детишки снова радовались жизни, по дому снова разносился их счастливый заливистый смех. Эта энергия, исходившая от них «заряжала» меня, я снова готова была на все и ко всему. Ради счастья своих малышей, за их счастливый взгляд… Все муки ада не могли отбить во мне желание делать все, что в моих силах для того, чтобы видеть счастье в глазах моих детей…

Просидев со мной с полчаса и рассказав мне о своих планах на сегодня, дети убежали переодеваться, я серьезно посмотрела на Богдана.

– Настюша, ты чего?

– Все эти сбои выбили меня из колеи. Я позволила себе то, чего не имеет права позволить себе мать. Я перестала бороться за счастье своих детей…

– Настюша, ты думала именно о них тогда.

– Богдан, ты мог быть не уверен во мне, но я, я ведь знаю свое состояние, как ни кто другой. Я знаю, что мои дети в безопасности рядом со мной. Я позволила себе сомневаться в этом. Неподвластная, непокорная, беспощадная и кровожадная – я не имею права жить иначе. Я могла не ехать тогда с санитарами, ты не мог, тебя бы спеленали менты, но я ведь могла… я решила отдать себя на милость судьбы, которая только и ждет момента уничтожить меня.

– Все наладиться, Настя, твоя уверенность вернется к тебе. Ты смогла все это пережить, мы снова все вместе, все остальное наладиться.

– Богдан, я ведь ни кому не желаю зла. Мне не нужна ни чья кровь. Почему? Почему они не хотят оставить меня в покое? Почему я должна воспитывать детей в военном режиме? Я ведь ни кого не трогаю, ни к кому не лезу. Я хочу просто жить и воспитывать своих детей. Они же знают, что я не отступлю, сколько можно проверять меня на прочность?

Богдан не знал, что мне ответить, он обнял меня и поцеловал в щеку.

– Идем.

Мы спустились вниз, с Марком у камина сидел Макар.

– Здорова, – сказал он нам.

Мы поздоровались и присели рядом с ними. Макар внимательно посмотрел на меня.

– Какие-то вопросы?

– Чего -то выглядишь хреново.

– Нормально, Макар, в чем суть?

– Суть в том, что на конец недели собирается городской сходняк и тебе надо бы быть, – Макар снова внимательно посмотрел на меня.

– Надо, значит буду. Что-то серьезное?

– Пока, ты знаешь, ничего конкретного. Так информация просочилась надо бы перетереть.

– Не вопрос, Макар, перетрем. Где и во сколько?

– У меня на даче. В пятницу в 16-00. Удобно?

– Да, я думаю, вполне.

– Насть, перенесем, не вопрос, ты, че-то приболела что ли?

– Нормально, Макар, приболела Настя, Мурена всегда в строю, ты же знаешь…

Глава 2.

Я очень плохо спала этой ночью, все время ворочалась, не зная, как справиться с собой. Проснувшись утром, я не знала, что с собой делать – энергия кипела во мне, я не знала, как справиться с этим и это угнетало меня еще сильнее, ухудшая и без того, гнилое настроение. Богдан лежал рядом и серьезно смотрел на меня.

– Привет, – тихо сказал он.

– Привет, – ответила я, виновато посмотрев на него.

– Настюша, – он нежно провел ладонью по моей щеке. – Малыш мой, тебе снова плохо?

– Да… Я не знаю… Я не понимаю, что со мной. Мне нужно к профессору, Богдан.

– Настюшенька, – он обнял меня и нежно поцеловал меня в щеку. – Что у нас болит?

– У меня ничего не болит. Я не знаю, что это. Я понимаю, что нет причин для тревоги, но… у меня взрывается мозг, Богдан. Я начну крушить все вокруг…

– Я позвоню профессору, – он нежно поцеловал меня, взял телефон и созвонился с профессором. – Профессор сказал, что освободиться и подъедет сам.

Приведя себя в порядок, мы с Богданом спустились вниз. Я пыталась отвлечься, переключив внимание на детей, но… у меня едва хватало сил справиться с собой и подавить дикую энергию вырывавшуюся из меня. Профессор подъехал через два часа, с ним был Никита.

– Добрый день, – они присели с нами в гостиной.

– Добрый, – ответили мы.

– Рассказывай, Настя, – профессор посмотрел на меня.

– Безумная дикая энергия… Я не знаю почему, причин нет.

– Ты можешь показать мне?

– Да, пройдемте.

Мы прошли в спортзал, вместе с нами прошел Федор. Это было уже по моей инициативе. Федор – моя реальная опора. Ни разу за все время нашего общения, он не позволил себе панибратского поведения, лишь в тесном кругу, он позволял себе вести себя как друг, а не как работник. Я никогда не акцентировала, кто есть кто, Федор сам все понимал. Я же прекрасно понимала то, что сколь крепкими и близкими не были бы мои отношения с друзьями, всегда и везде рядом со мной и моими детьми именно Федор. Именно он человек, которому я доверяю не только свою жизнь, но и жизни своих детей. Сейчас я позвала его с собой, чтобы он был в курсе, чего от меня можно ожидать и к чему он должен быть готов. Федор никогда не пытался встать вровень с моими друзьями, но он знал, насколько я верю ему, для меня же, он был преданным другом, таким же, как Степан, Данила и Никита, а не просто начальником СБ.

Мы вошли в спортзал.

– Дай волю своей энергии, Настя, – сказал профессор, посмотрев на меня.

Я прошла к боксерским грушам. Облик Насти растаял… Напряженные стальные мышцы, казалось, тело увеличилось в размерах… взгляд закрыла черная пелена… не ярость, дикая непомерная энергия, которую я держала в себе, вырвалась наружу… Шесть груш… тяжелые беспощадные удары…

– Федор Андреевич, есть ли в доме кирпичи? – профессор посмотрел на Федора.

– Да, бойцы практикуют.

– Принесите.

Федор позвал бойцов, те принесли 10-ть кирпичей. На мне не было перчаток, я лишь обмотала руки, чтобы не ободрать их. Федор зафиксировал кирпичи, по три в толщину… Ни напряжения, ни усилий, лишь черный дьявольский взгляд Мурены сверкал, извергая хладнокровие…

– Я ожидал, чего-то подобного, – сказал профессор, управившись с кирпичами, я «ровняла» стену, мне было все равно как, энергия перла из меня и мне нужно было выплеснуть ее. – Федор Андреевич, позвольте мне Ваш пистолет.

Федор в недоумении смотрел на профессора.

– Поверьте, я не враг ни Насте, ни себе.

Федор протянул ему пистолет. Профессор подумал и все же окликнул меня.

– Настя, – позвал он и нажал на курок.

Такой реакции не ожидал, даже профессор, между ним и мной было метров 20-ть. Такой гибкости и ловкости не видел еще ни кто, из присутствующих в зале. Я, как змея уворачивалась от пуль и тем временем приближалась к профессору. Профессор не играл, он целился именно в меня. Богдан, Никита, Федор и Марк с недоумением наблюдали за происходящим. Молниеносные точные движения… В обойме осталась одна пуля… Мурена мертвой хваткой сжала шею профессора левой рукой, правой его руку в которой был пистолет, вывернула ее, дуло пистолета смотрело в висок профессора…

– Не стоило предупреждать меня, профессор, – презренно прошипела она, ее черный взгляд смотрел прямо в глаза профессору.

– Невероятно, Настя, – спокойно ответил он.

– Вы делаете успехи, профессор. Вы перестали бояться меня? Неужели я могу доверять Вам и не бояться того, что Вы завалите меня в тишняк? – насмехаясь, спросила она.

– Можешь, Настя. Насколько ты устала?

– Да ни хрена я, твою мать, не устала, – я отпустила профессора и отдала «Беретту» Федору.

– Будем работать, Настя…

Еще неделю я пробыла дома, восстанавливая здоровье. Наладилось равновесие между Муреной и Настенькой, восстанавливалась гармония в моей душе, намного сложнее мне было снова обрести уверенность в себе и гордо поднять голову, чувство вины, по-прежнему, грызло меня. Внешне, я выглядела вполне нормально, лишь Богдан знал, как мне на самом деле тяжело и, как мог, помогал мне справиться с этим. Да и дела на работе и вне дома, требовали моего непосредственного участия и не давали мне расклеиться совсем.

В плане психики, я чувствовала себя все еще плохо, неуверенно, стыдно… но физическая энергия просто перла из меня. Хмурое настроение и весьма бодрое состояние. Порой мне казалось, что Мурена сходит с ума – я проводила в спортзале не меньше двух часов и ни как не могла сбить непомерный прилив сил. Штанга в сто килограмм перестала устраивать меня, боксерские груши не выдерживали больше двух ударов, не важно, был ли это удар кулаком, или с ноги, сила удара была равносильна, кирпичная стена перестала быть преградой для меня. «Мурена не может быть уязвима…»

В пятницу вечером у Макара собралась вся Ижевская братва, так же Артур, Платон с ребятами, я и еще несколько влиятельных в городе ребят. Такой сходняк Макар собирал, когда речь шла не об их блатном братстве, а затрагивала вопросы города в целом. Эти вопросы затрагивали тех, кто имел вес в городе, потому как, как будет жить Ижевск и кто будет в нем жить, нас касалось в первую очередь. Ижевск не место для непристойного быдла. Уже много лет Ижевском заправляли три здравые бригады – Аристарх, Дед и Макар. Дед уступил место Мурене, но сути это не меняло. Добавилось в городе несколько здравых бригад, но и это сути не меняло, ребята вели крупный бизнес в городе, здраво относились к понятиям и законам, по которым жил Ижевск, короче жили по понятиям. Во главе, как и прежде, стоял Макар, но, не учитывать мнения моего или Артура, он мог, лишь решая вопросы в своем тесном кругу, среди своей братвы.

Все собрались, мы поздоровались и присели к большому столу.

– Как я уже говорил, – заговорил Макар. – Пока ничего конкретного, но все же стоит обсудить пару вопросов, последствия которых, в зависимости от того, как они будут развиваться, могут быть самыми разнообразными.

– В мои кабаки, – заговорил Бугор. – Каким-то образом просочилась наркота, причем, весьма убойная. Из местных ни один не рискнет гнать эту дурь по городу, еще и через меня. Я склоняюсь к тому, что в городе появились гастролеры. Если это действительно так, то гнать дурь по нашим кабакам, ресторанам и казино им будет очень даже удобно, нам соответственно стоит проследить эту ситуацию.

– Такое паливо нам вообще не в масть. Дойдет дело до ментов, те полезут в серьезные дела и вот это может стать реальной проблемой. Краевики только и ждут повода зацепить нас, – Поддержал беседу Прохор.

– Так же прошел слух о том, что в Ижевск намерены въехать довольно серьезные люди из Салихана и обозначить здесь свое положение. Что за люди, я пока не в курсе. Воротилы Салиханского в Салихане сейчас нет и узнать что-то более подробно пока не реально. Я уверен в одном – Салихан не попрет войной на Ижевск и если нашлись все-таки смельчаки – по любому живут там недавно. Со старожилами мы не один год, тайгу вместе валили, с ними непоняток быть не может, – продолжал Макар.