1.2. Имя

– Нарекаю тебя, – кадило просвистело в опасной близости от моего плеча, но я не дрогнула, почти щенячьими глазами заглядывая в лицо викария, – Эннафой Невыносимой. Ступай.

Простите, что?

Послышались сдержанные смешки двух девушек, которые еще не прошли инициацию и стали свидетельницами полного краха моего будущего.

Я обиженно засопела и не сдвинулась с места, пытаясь просверлить в церковнике дырку, чтобы попробовать поискать внутри него совесть. Ну а вдруг все-таки завалялась?

И… Это же он так пошутил, да? И ведь еще есть шанс все исправить?

– Но…

– Дитя, ступай и принеси этому миру свет и избавление от падших, – чуть громче сказал викарий, насмешливо глядя на меня.

Что там церковь пропагандирует? Не держи зла на ближе своего? Да я ему сейчас кадилом, этому старому пройдохе!

– Дамарс, в смысле, Эннафа, ступайте, не задерживайте очередь! – рыкнул Суоронс.

Что-то мне подсказывало, что его лучше не злить – с учетом того, что он тоже простоял с нами весь день. Слыхала от матушки, что декан скор на раздачу наказаний.

Но что может быть хуже того, что уже случилось?

Вместо того, чтобы послушно направиться к выходу, я смело зашагала к Суоронсу с твердым намерением качать права. Он же должен понимать, что новое имя решает в новом коллективе абсолютно все! Меня же назвали в честь сумасшедшей!

Декан, разгадав мой маневр, лишь многозначительно подмигнул, что сбило меня с толку. Щелчок длинных изящных пальцев, и в моих глазах заплясали алые искры, а затем резко потемнело, словно кто-то погасил свет. Секунда – и я оказалась в своей комнате.

Демон!

Или полудемон? Декан был явно непрост!

Хотя, к демону декана!

Вот и за что мне все это? Ну, подумаешь, свечка во время церемонии погасла! Больно великий повод для мщения с учетом того, что все происходящее сегодня в соборе – лишь красивый обряд и дань традиции.

Я со стоном упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Нет, нет, нет, только не плакать! Матушка сразу заметит покрасневшие глаза, а мне бы все-таки хотелось избежать новых попыток отговорить меня от обучения.

Да-да, матушка была не в восторге от моей идеи пойти по ее стопам, хотя сама когда-то горела желанием стать той, кто снимет проклятие, о чем свидетельствовали наполовину выцветшие татуировки в виде россыпи голубых капелек на ее руках. Кстати, маму во время обряда в храме нарекли Алагейзией Росистой.

– Рута, ты дома? – в комнату постучались.

А вот и мама, легка на помине.

– Да, ма, входи, – я постаралась принять как можно более беззаботный вид, подтянув к себе подушку и обняв ее.

– Мы ждали тебя у храма, но декан сказал, что ты неважно себя почувствовала, и поэтому он телепортировал тебя домой сразу после обряда, – мама приложила свою прохладную ладошку к моему лбу. – Переволновалась?

– Угум, – кивнула я, стараясь не отводить взгляд.

А что, я не вру! Я правда переволновалась: сначала – когда викарий хотел запретить проходить ритуал, а потом – когда услышала свое новое имя.

Поведение декана меня немного смутило. Зачем ему врать, а точнее – недоговаривать? И почему он не сказал моим родителям мое новое имя? В последнем я была более чем уверена, ведь иначе бы мама не вела себя так спокойно.

– Что-то ты действительно нерадостная, – покачала головой матушка, убирая руку. Я с грустью проводила ее взглядом, как обычно рассматривая выцветшую татуировку. Это означало, что сила, которая не смогла реализоваться, уходит. Чем обернется для мамы полное исчезновение рисунка – не известно. Еще никто до нее не отказывался от своего предназначения после инициации. – Может ты все же останешься дома? До завтра еще есть время все переиграть. Ты же понимаешь, что в противном случае мы два года тебя не увидим?

Да-да, она свое нежелание отпускать меня объясняла долгой разлукой и тем, что не хочет, чтобы я два года безвылазно просидела в стенах академии. Но бабуля уже давно поведала мне истинную причину и велела никого кроме себя и своего сердца не слушать.

А мама… она просто до сих пор не могла себе простить, что когда-то при вызове своего первого демона не учла всех требований с наложением ограничений. Забыла какую-то мелочь вписать в договор, и демон нашел лазейку. Последствием этой ошибки стала смерть дедушки, маминого отца.

– Мам, все будет хорошо, – я слабо улыбнулась, при этом судорожно стараясь найти более безопасную тему для разговора, а то ведь сейчас про имя спросит.

– Ну ладно, – ма улыбнулась в ответ и словно заметила то отчаяние, мелькнувшее в моих глазах. Мысли она что ли читает? – Как хотя бы нарекли?

Еще раз демон!

Вот как сообщить так, чтобы и не соврать, и правду не сказать? А то ведь точно запрет дома!

Когда я в первый раз увидела свои только-только проступившие татуировки в виде глаз загадочного и странного зверя, то сразу начала фантазировать по поводу прозвища. Какая приставка добавится к новому – конечно же, самому красивому – имени? Видящая? Зрящая? Смотрящая? Я перебрала огромное множество вариантов, но в итоге я… Невыносимая!

– Мама, я не хочу разговаривать на эту тему, – я решила, что лучше сказать все прямо. Она, конечно, все равно узнает, как нарекли ее дочь во время второй инициации… Главное к тому времени быть уже за стенами академии, а оттуда назад пути действительно не будет.

Где-то на задворках сознания мелькнула предательская мыслишка, что матушка в целом права: есть еще возможность отступить и не ввязываться во все это. Но во мне каким-то непостижимым образом еще теплилась надежда, что все обойдется. Я не могла так просто отказаться от своей мечты.

– Ну хорошо, – мама неожиданно не стала настаивать. – На самом деле я хотела поговорить с тобой о другом.

Я насторожилась: это было нетипично для нее. Неужели она наконец-то смогла смириться с моим поступлением на факультет спасительниц для падших? Хотя я итак заметила, что после первой инициации разговоров на эту тему стало меньше. Что же изменилось?

Ответ пришел сразу. Татуировки! Если я не раскрою свою силу и не буду ею пользоваться, то они тоже начнут бледнеть и могут исчезнуть. Маму пугала неизвестность.

Я еще раз присмотрелась к ней. Выглядела ли она на своей возраст? Определенно нет. Такая хрупкая, болезненно бледная. Почему я раньше не обращала на это внимание?

Тем временем матушка достала из кармана платья цепочку с висящим на нем простым гладким колечком, которое вряд ли бы налезло даже на мой мизинец. Вроде бы не золотое – больше на медь похоже. Сомневаюсь, что оно представляло хоть какую-то материальную ценность.

– Этот амулет переходит в нашем роду от женщины к женщине, – начала рассказывать мама, протянув мне цепочку. – Вообще, у него есть своя интересная история. Однажды наша прапрапра встретила нифелима и в память о той встрече (подозреваю, что и ночи) она стащила этот медальон. В своих мемуарах она написала, что хотелось иметь уверенность в том, что ей это все не приснилось. Мама мне его подарила на десятилетие, и с тех пор я с ним не расставалась, но теперь думаю, что пора ему сменить владелицу.

– Спасибо, – я сжала колечко в руке. – Так получается, что в нашем роду была клептоманка?

– Хорошо, что эту историю знают только те, к кому переходит амулет, – мама, отсмеявшись, из романтичной особы снова превратилась в деловую женщину. – Не проспи завтрак, отец телепортирует тебя в академию к началу занятий.

Я осталась в комнате одна. Что ж, завтра начнется новая глава моей жизни. Осталось только придумать, как мне выкручиваться с таким именем.

2.1. В новую жизнь

Ночью, несмотря ни на что, я спала как убитая, хотя предполагала, что и глаз сомкнуть не смогу из-за нахлынувших противоречивых желаний.

Я с детства знала легенду про падшего нифелима, из-за которого прервалась связь с верхним миром. Сначала это была просто красивая сказка для маленькой девочки, но очень скоро, когда я узнала про то, что, как и моя мама, подхожу на роль избранной, я начала бредить мыслью о том, что смогу все исправить. Я всерьез готовилась к роли избранной, которая будет общаться с демонами и пытаться подобрать ключик к общемировой проблеме.

Без нифелимов наш мир многое приобрел – ведь надеяться стало не на кого. Но при этом и многое потерял. К сожалению, до сих пор наши маги-лекари не смогли найти лекарство от лирхеи – лихорадки, которая за считанные дни выпивала жизнь магов. А вот для нифелимов, если верить летописям, избавить заболевшего от этой напасти не составляло труда. Да и не в одной лихорадке было дело: помимо нее было множество других болезней, над лечением которых безуспешно бились лучшие умы в течение множества лет. Прогресс был, но слишком медленный.

К тому же, без света крылатых наши деревья цьефи начали чахнуть, а то и гибнуть, а без них мы были обречены на то, что барьер рано или поздно ослабнет и в наш мир прорвутся демоны. С приграничья все чаще приходили вести о стычках.

Но, отложим обсуждение мировых проблем и вернемся к личным.

Так получилось, что до двенадцати лет у меня не было подруг: все мечты моих ровесниц казались мне пылью под ногами. Что может быть важнее, чем пытаться спасти мир? Какой смысл в том, чтобы быть самой знаменитой модисткой, когда всего этого не станет в случае глобального прорыва?

А потом я познакомилась с Дайлой – ее семья после трагедии на границе как раз перебралась в наш город. Она была другой. Дайла хотела стать боевым магом, чтобы в случае чего защитить маму и младшего братика от демонов – если те опять прорвутся. Ведь отец, который мог это сделать, погиб. Кто теперь, если не она?

К сожалению, год назад наши пути разошлись: Дайла смогла поступить в столичную академию, после чего все наше общение свелось к коротким письмам раз в месяц. Но я все равно гордилась ею: она станет демоноборцем и будет нести службу на границе.

Вот только сердце иногда болезненно сжималось при мыслях об этом. А вдруг она повторит судьбу отца? Да и разве это женское дело – сражаться? Порой мне казалось, что лучше бы она тоже хотела стать модисткой.

Именно поэтому утром, задвинув подальше малодушный порыв закрыться в комнате и никуда не идти, я отправилась на завтрак, напевая под нос незамысловатую мелодию. И чего я так расстраивалась вчера? Можно подумать, что вместе с именем я унаследовала биографию прославившейся тезки.

А то, что я – Невыносимая… Наверно, есть в этом доля истины и с этим остается только смириться.

В любом случае, я считала, что если есть хоть крошечный шанс вернуть нифелимов, то им стоит воспользоваться: от этого может зависеть жизнь мамы. Да и не только ее.

Дайла не струсила: она рисковала своей жизнью. Разве я имею право на это, когда максимум, что мне грозит – это насмешки? От такого еще никто не умирал. Разве что самооценка…

– Доброе утро, – спустившись в столовую, я поздоровалась со своим малочисленным семейством. Бабушка приветливо улыбнулась, отец даже не выглянул из-за утренней прессы, буркнув что-то себе под нос… А вот мамины губы сжались в тонкую нитку при виде меня.

Ой, кажется, сейчас что-то будет…

– Доброе утро… Эннафа, – почти прошипела мама, громко брякнув вилкой об тарелку. Ее взгляд не сулил мне ничего хорошего.

Трижды демон! Когда она успела узнать? И – главное – от кого?

Хотя, чего это я удивляюсь? Если мне память не изменяет, то маменька всегда была дружна с дочерью ректора… А когда мы разошлись, то время было еще не самым поздним: можно было спокойно успеть забежать в гости и обменяться последними новостями…

Надо быстрее сваливать, пока мама не пошла в наступление и не убедила отца в своей правоте. Судя по тому, что тот прятался за газетой, – тяжелый разговор уже успел состояться до моего появления в столовой: отец очень не любил становиться участником маленьких склок «своих женщин». Немного уверенности вселяло то, что он никогда не спорил с тещей, а бабуля в вопросе обучения на факультете спасительниц для падших была на моей стороне.

– Ой, что-то у меня аппетита нет, – скороговоркой выпалила я, вскочив со стула, на который уже успела плюхнуться, и даже отступив на шаг назад от стола. В животе предательски заурчало от вкусных запахов: кухарка постаралась на славу, зная, что не увидит свою сладкую девочку целых два года. – Кажется, мне пора, не люблю долгих прощаний. Пишите, не забывайте! Папа, я готова!

– Ты никуда не идешь! – истерично завопила матушка, срываясь на фальцет. Я нервно сглотнула.

Ух! Давно я не видела ее такой злой. Наверное, с того памятного дня, когда я в первый раз заявила о своем намерении поступить на факультет избранных. Вот только с тех пор прошло уже целых десять лет: разве не достаточный срок, чтобы смириться с желанием своего единственного ребенка?