Глава 3

Проснулась я резко, словно от удара током. Не было плавного перехода от сна к яви – только внезапное, ослепляющее осознание реальности. Первое, что я увидела – незнакомый потолок с современной светодиодной подсветкой. Второе – полосы утреннего света, пробивающиеся сквозь щели в жалюзи и рисующие на белой стене геометрические узоры. Третье – чужой мужской запах на подушке, смешанный с ароматом моих собственных духов и вчерашнего виски.

Память вернулась не постепенно, а обрушилась лавиной, погребая под собой остатки утреннего спокойствия. Бар. Дымный виски, обжигающий горло. Серые глаза незнакомца. Его тихий, бархатный голос. Поцелуй у панорамного окна на фоне ночного города. Чужие руки на моем теле, исследующие, властные. Яростный, отчаянный секс на грани боли и наслаждения, где я пыталась утопить свою душевную агонию в физических ощущениях.

Меня накрыло волной тошноты – не физической, а ментальной. Что я наделала? Кем я стала?

Я медленно, боясь издать хоть малейший звук, повернула голову. Он спал. Алексей. Во сне его лицо выглядело совершенно иначе – моложе, без той усталой мудрости в глазах, что так привлекла меня вчера. Длинные темные ресницы отбрасывали тень на высокие скулы. Легкая утренняя щетина делала его похожим на актера с обложки мужского журнала. Дыхание было спокойным, глубоким. Он спал сном человека, у которого совесть чиста и в душе порядок.

А что было с моей совестью? С моим порядком?

Ледяной стыд сковал меня, пробежал по спине острыми иголками. Формально я ничего плохого не совершила. Как можно изменить тому, чего никогда не существовало? Мой брак оказался фикцией, театром одного актера, я имела полное моральное право сделать то, что сделала. Но логика и чувства – вещи разные. Я смотрела на этого спящего мужчину, на его обнаженное плечо, выглядывающее из-под одеяла, и во мне все кричало от отвращения. К себе.

Я сбежала от боли самым банальным, самым предсказуемым, самым жалким способом. Напилась и переспала с первым встречным. Да, он оказался интеллигентным, обаятельным, да, между нами была химия. Но суть от этого не менялась. Я, которая всегда гордилась своей силой воли, своим самообладанием, повела себя как героиня дешевого любовного романа. Сломленная женщина ищет утешение в объятиях незнакомца. Банально до тошноты.

Стас не просто сломал мою жизнь – он сломал меня, заставив упасть так низко. Превратил в жалкую тень самой себя. Это унижение жгло сильнее, чем боль от его предательства. Он отнял у меня не только прошлое и будущее, но и мое собственное уважение к себе. И это было непростительно.

Нужно было уходить. Немедленно. Пока он не проснулся. Мысль о том, что мне придется посмотреть ему в глаза при свете дня, поговорить, может быть, даже выпить вместе кофе и притворяться, что это было что-то большее, чем отчаянная попытка забыться, – эта мысль была физически невыносимой. Что я ему скажу? «Спасибо за прекрасную ночь, это было именно то, что нужно после известия о тайной семье мужа»? Абсурд.

Он был хорошим мужчиной. Нежным, внимательным. Он заслуживал большего, чем роль живого антидепрессанта для чужой разбитой души.

Я аккуратно приподняла край одеяла и выскользнула из постели, стараясь двигаться плавно и бесшумно. Холодный утренний воздух коснулся обнаженной кожи, заставив покрыться мурашками. На полу были разбросаны наши вещи – печальные свидетели вчерашнего отчаяния. Мой кашемировый свитер рядом с его белой рубашкой, мои джинсы, переплетенные с его брюками. Карта страсти и безрассудства.

Я на цыпочках, как воровка в собственной жизни, начала собирать свою одежду. Каждый его вздох заставлял меня замирать и прислушиваться. Сердце колотилось где-то в районе гортани. Я быстро оделась, чувствуя себя грязной, помятой, использованной. Не им – собой. Запах его квартиры, его парфюма, его кожи казался въевшимся в меня навсегда. Мне отчаянно хотелось под душ. Под обжигающе горячий душ, чтобы смыть с себя этот позор.

Краем глаза я заметила на тумбочке его вещи – дорогие швейцарские часы, телефон в кожаном чехле, ключи от машины с брелоком премиум-марки. Кто он такой? Чем занимается? Что привело его вчера в тот бар? Вопросы, на которые я не имела права получить ответы. Он был моим лекарством на одну ночь, моей анестезией. А лекарства не спрашивают, как тебя зовут и что у тебя болит.

Я украдкой взглянула на него в последний раз. Он слегка нахмурился во сне, словно видел неприятный сон. Может быть, ему снилось, что он просыпается рядом с незнакомой женщиной, которая использовала его как способ забыться. Я подавила желание поправить одеяло на его плече.

Тихо, как мышь, я прокралась в прихожую. Надела вчерашние туфли – на каблуках, совершенно неподходящих для утренней прогулки стыда. Руки дрожали, когда я поворачивала замок входной двери. Щелчок прозвучал в утренней тишине оглушительно громко. Я замерла, сердце екнуло. Прислушалась. Но из спальни не донеслось ни звука. Он продолжал спать.

Я выскользнула за дверь и осторожно прикрыла ее за собой. Глухой щелчок замка отрезал меня от этой ночи окончательно и бесповоротно. Лифт спустил меня в мраморный холл с дизайнерской мебелью и живыми орхидеями. Консьерж вежливо кивнул мне, не выказав ни капли осуждения или удивления. Наверняка привык к таким сценам. Женщина в той же одежде, что и накануне вечером, покидает квартиру холостяка ранним утром. Все очевидно, все предсказуемо. Я же чувствовала, что горю от стыда.

На улице Москва уже окончательно проснулась. Половина восьмого утра, час пик в самом разгаре. Мимо спешили офисные работники с кофе на вынос, студенты с рюкзаками, мамы с колясками. Ехали автобусы, троллейбусы, машины. Дворники поливали тротуары из шлангов, оставляя за собой мокрые дорожки, которые через полчаса высохнут под июльским солнцем. Обычная жизнь миллионного города, которая продолжалась независимо от того, что моя личная вселенная лежала в руинах. Этот контраст был болезненным и одновременно отрезвляющим.

Мне понадобилось десять минут, чтобы поймать свободное такси. Назвала свой адрес водителю. Он включил утреннее радиошоу. Веселые голоса ведущих, дурацкие розыгрыши слушателей, попса – все это казалось звуками из параллельной реальности, где люди смеются и радуются жизни. Кощунство. Я попросила выключить музыку и всю дорогу молча смотрела в окно на проплывающие мимо улицы.

Знакомые районы, знакомые дома. Вот магазин, где я покупала продукты. Вот парк, где мы с мужем гуляли по выходным. Вот кафе, где он делал мне предложение семь лет назад. Каждое место было связано с воспоминаниями о нашей якобы счастливой жизни. Теперь я понимала, что все это было декорацией к спектаклю, в котором я играла роль наивной дурочки.

Дом встретил меня той же идеальной, музейной тишиной. Я переступила порог и почувствовала себя чужой в собственном доме. Нет, не в собственном. В его доме, где мне любезно позволяли жить. Каждая деталь интерьера – от дорогих итальянских светильников до персидских ковров – была выбрана им.

Первым делом – в душ. Я включила воду на максимум и стояла под обжигающими струями, терла кожу мочалкой до красноты. Мне хотелось смыть с себя запах, прикосновения, саму эту ночь. Но это было невозможно. Ощущения въелись в тело, в память. Я все еще чувствовала его руки на своей талии, его губы на шее, его дыхание в волосах. И от этих воспоминаний меня снова накрывало волной стыда, смешанного с чем-то еще – с досадой на то, что тело помнило удовольствие.

Выйдя из душа, я завернулась в мягкий махровый халат – подарок от Стаса на прошлое восьмое марта. Даже этот халат был ложью. В зеркале на меня смотрела незнакомая женщина с мокрыми волосами и темными кругами под глазами.

Спустилась на кухню. Огромная, сверкающая, напичканная техникой, которой я толком не умела пользоваться. Все здесь было предназначено для семьи – большой холодильник, плита, посудомойка на два комплекта. Для детей, которых он мне так и не подарил. Которых подарил другой.

Я заварила себе кофе в турке – единственный способ приготовления, которому научилась у бабушки. Горячий, крепкий, без сахара и молока. Пила маленькими глотками, пытаясь привести мысли в порядок. Что теперь? Что я буду делать? Как жить дальше?

Но сначала нужно было вернуться в реальность. Взглянуть правде в глаза.

Я взяла телефон, который вчера выключила в такси, не в силах видеть его лживые сообщения. Нажала кнопку включения. Экран ожил. Телефон завибрировал, загружая накопившиеся за ночь уведомления. Рабочие чаты, соцсети, новости. И сообщения от Стаса.

Вчерашнее, 22:15: «Любимая, встреча затягивается. Задержусь. Скучаю»

Ночное, 00:30: «Надеюсь, ты не скучаешь без меня. Спи сладко, моя королева. Завтра расскажу, как прошли переговоры. Твой принц.»

И утреннее, пришедшее полчаса назад: «Доброе утро, любовь моя! Тут полный завал, похоже, задержусь еще на день. Но ты не грусти, скоро буду дома и засыплю тебя подарками и поцелуями. Целую тебя миллион раз. Твой навеки Стас.»

Я смотрела на эти сообщения и перечитывала их снова и снова. Каждое слово было фальшивкой. «Моя королева». «Твой принц». «Навеки Стас». Он даже не удосужился придумать правдоподобную ложь. Командировка в Цюрих? Переговоры? Он, вероятно, сидел дома у той женщины, играл со своим сыном, строил планы семейного отпуска во Франции. А мне строчил этот театральный бред.

Он считал меня полной идиоткой. Он был настолько уверен в моей слепой любви и наивности, что даже не старался быть убедительным. Эти дурацкие эмодзи, эта приторная слащавость – он общался со мной как с ребенком, которого можно отвлечь яркой игрушкой.

И я действительно была ребенком. Семь лет я верила каждому его слову, радовалась его подаркам, ждала его возвращения из командировок. Семь лет строила воздушные замки из его обещаний и жила в мире иллюзий, который он для меня создал.

Вспомнилось, как три года назад он ездил в «командировку» в Питер на неделю. Теперь я понимала – это была неделя с ней. Наверное, тогда она была беременна, и он хотел быть рядом. А мне рассказывал про важный контракт с логистической компанией.

Или как полтора года назад он начал работать по субботам. «Проект для немецких партнеров, любимая, ты же знаешь, как важно произвести хорошее впечатление». А сам ездил к сыну. Играл с ним в песочнице, катал на качелях, читал сказки на ночь.

Каждое воспоминание оборачивалось болью. Каждая его ложь теперь была видна насквозь. Как я могла быть такой слепой? Как не замечала очевидного?

И в этот момент что-то щелкнуло в моей голове.

Ледяная волна стыда, которая терзала меня все утро, вдруг начала отступать. Едкое чувство вины испарялось, как утренний туман. Все отвращение к себе, вся злость на собственную слабость медленно, но неотвратимо разворачивались на сто восемьдесят градусов и находили новую цель.

ЕГО.

Это ОН во всем виноват. Это ОН превратил меня в ту, кем я стала прошлой ночью. Это ЕГО ложь толкнула меня в объятия незнакомца. Это ЕГО предательство заставило меня искать забвение на дне стакана. Я не падшая женщина – я жертва его манипуляций, его лжи, его подлости.

Но теперь я знала правду. И это меняло все.

Жаркая, всепоглощающая ярость хлынула мне в вены, выжигая остатки боли и унижения. Она была чистой, ослепительной, очищающей. Ярость придавала сил, делала меня больше, чем я была секунду назад.

Я больше не собиралась себя стыдиться. У меня не было причин для стыда. У меня были причины для ненависти.

Я посмотрела на экран телефона, где все еще светились его приторные сообщения, и почувствовала, как губы сами собой складываются в холодную улыбку. Он думает, я сижу здесь, плачу в подушку и жду его возвращения, как верная собачка. Он думает, я – его ручная, покорная «королева», которая будет терпеть любые унижения ради призрачного счастья. Он думает, что победил окончательно и бесповоротно.

Он никогда в жизни так не ошибался.

Я встала из-за стола, прошла к зеркалу в прихожей. Женщина, которая смотрела на меня оттуда, уже не была сломленной жертвой. Взгляд стал другим. Острым, как лезвие скальпеля. Холодным, как сталь. Я увидела в нем то, чего не видела много лет – силу. Настоящую, не показную силу.

Стас считал меня слабой? Прекрасно. Пусть продолжает так думать. Это даст мне преимущество.

Я подошла к его кабинету. Дверь была приоткрыта. Внутри все стояло на своих местах – стол, кресла, стеллажи с книгами-декорациями. Я вошла внутрь и села в его кресло. Почувствовала себя полководцем, планирующим сражение.

Время детских игр закончилось. Пора было стать взрослой. Пора было перестать быть жертвой и стать охотником.

План пока что был туманным, но направление уже определилось. Я буду бить его по всем фронтам – по деньгам, по репутации, по самолюбию. Буду медленно, методично разрушать его мирок, как он разрушил мой. Он хотел играть в тайны? Отлично. Но теперь играть будем по моим правилам.

Моя месть будет изысканной, продуманной, безжалостной. Как хороший виски – с выдержкой и характером.

Стас научил меня многому за эти семь лет. Но главный урок я усвоила только сейчас: никому нельзя доверять. Особенно тем, кто говорит, что любит тебя.

Спасибо, дорогой муж. Спасибо за этот ценный опыт.