Цитаты из книги «Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков»

Диптих с изображением Адама и Евы Лукаса Кранаха Старшего, изъятый из киевского музея, был продан в мае 1931 года на аукционе в Берлине как часть лота под названием «Собрание Строгановых», хотя не имел к коллекции Строгановых никакого отношения. Приобрел его голландский коллекционер Жак Гудстикер. В мае 1940 года, спасаясь от нацистов, он бежал и, спускаясь по лестнице, сломал себе шею. Его вдова продала Кранаха «за копейки» немецкому банкиру Алоису Мидлу – в обмен на защиту от преследования (семья была еврейской). Тот, в свою очередь, перепродал диптих Герингу, из коллекции которого он был после войны возвращен в Нидерланды и объявлен государственной собственностью. В 1966 году голландское правительство вернуло шедевр наследнику Строгановых (!), а тот тут же продал его для музея в американском городе Пасадена.

В Национальной галерее в Вашингтоне висит не меньше двух десятков картин из Эрмитажа – Тициан, Рафаэль, Перуджино, Рембрандт. Рембрандт оттуда есть еще и в амстердамском Рейксмюсеуме, и в музее Гюльбенкяна в Лиссабоне. А ван Эйк, которого больше в Эрмитаже не осталось – присутствует помимо Национальной галереи и в нью-йоркском Метрополитен-музее. (Интересно, никому еще не пришло в голову собрать на одном сайте полотна старых мастеров, которые когда-то были в России, а потом проданы Сталиным за рубеж? То есть те, которые, случись все иначе, мы могли бы увидеть, не уезжая далеко от дома.)

На самом деле продажа картин из Эрмитажа осуществлялась совсем не ради голодающих, а вовсе даже наоборот. Сталину нужны были средства на индустриализацию, поэтому сельскохозяйственная продукция отбиралась у крестьян и продавалась за границу по низким ценам. По низким – поскольку начинался мировой экономический кризис, и цены были вдвое, а то и втрое ниже докризисных. Когда расчет на экспорт продовольствия из-за падения цен не оправдался, Сталин начал распродавать шедевры из Эрмитажа.

После приезда Фейхтвангера в канун 1937 года по Москве стала ходить злая эпиграмма, принадлежавшая, как говорили, писателю Льву Никулину: «Юлит Фейхтвангер у дверей с весьма умильным видом. Ох, как бы только сей еврей не оказался Жидом». Был и чуть более мягкий вариант: «Умный немецкий еврей стоит у советских дверей, но я не прельщусь его видом, а вдруг он окажется Жидом».

«Непрерывные разговоры о своем превосходстве связаны с пресмыкательством перед чужестранным – это различные проявления того же комплекса неполноценности…», – заметил по этому поводу Илья Эренбург.

Сохранился рапорт осведомителя НКВД об обеде у Бабеля, основанный на услышанном им от жены писателя Антонины Пирожковой. Андре Жид во время обеда восхищался происходящим в СССР, но после Бабель ей сказал: «Он хитрый, как черт. Еще не известно, что он напишет, когда вернется домой. Его не так легко провести. Горький по сравнению с ним сельский пономарь».

В 1926 году Йозеф Рот, австрийский писатель, автор знаменитого романа «Марш Радецкого», совершил длительную поездку по СССР, включавшую обязательные Крым и Кавказ. И, несмотря на то, что его тоже принимали по первому разряду, он признался немецкому философу Вальтеру Беньямину, что «приехал в Россию (почти) убежденным большевиком, а уезжает из нее роялистом». После чего тот пришел к выводу: «Как обычно, страна расплачивается за смену политической окраски тех, кто приезжает сюда с красновато-розовым политическим отливом (под знаком «левой» оппозиции и глупого оптимизма)».

Один из крупнейших философов XX века Людвиг Витгенштейн решил переехать в СССР вместе с возлюбленным, студентом-математиком Фрэнсисом Скиннером, и «вместе пойти учиться на врачей или работать простыми чернорабочими». Приехав в 1935 году, чтобы осмотреться, он с ужасом обнаружил, что с некоторых пор мужеложство в СССР квалифицировалось как уголовное преступление, и отбыл восвояси.

«Роллан был дурак», – сказала Кудашева писателю Борису Носику, навестившему ее незадолго до смерти.

Сам Шоу в своих воспоминаниях пишет, что беседа началась с яростной атаки леди Астор, которая сказала, что большевики не умеют обращаться с детьми. Сталин на мгновение опешил, а потом произнес «с презрительным жестом»: «В Англии вы бьете детей». Вот, оказывается, откуда у нас пошла эта манера – отвечать на обвинение обвинением – «а у вас негров бьют».