Стражник терпеливо ждал, пока сын его короля заберёт еду, дабы он смог спокойно закрыть окошко. Вислав хотел было с гнева выплеснуть воду и кинуть кашей в стражника, но рассудок брал своё, как бы не хотелось сердцу, полному сейчас горечи, сорваться на тюремщике.

«Дурак всего лишь исполняет свой долг», – решил про себя княжич Вислав и забрал завтрак.

Окошко закрылось, лязгнуло железо и мир Вислава снова сузился до пределов темницы. Он сел на полку, что служила ему теперь постелью, поставил яйцо и глиняную кружку на табурет и, поблагодарив Белых Богов и себя самого за то, что сладил с гневом, принялся есть. Прекрасно понимая, что его кормят лучше, чем кого-либо из узников темниц Чертога Драконобойца, он всё же ощущал лёгкий голод всякий раз, когда ложился спать. Привыкший к охоте, ристалищам и настоящей войне, Вислав впадал в безумную ярость от скуки, которая давила его сильнее, чем толща стен темницы. Мысленно он возвращался к друзьям, красавицам и шумным попойкам.

«Когда всё это вернётся?»

Но больше всего его тяготило то, что он тухнет здесь в то время, как его отец и братья ведут войну с Гардарией.

За недели заключения ему несколько раз снился бой. Конные сшибки, стынущая в жилах кровь, стук, впивающихся в щиты стрел, крики и лязг железа – всё мешалось во сне, проносясь ураганом в его душе, принося боль тоски по пробуждению.

Доев, Вислав положил миску, ложку и кружку на полку под низким потолком. Крошки и скорлупу от яйца он собрал и выкинул в ведро. Потом лёг и предался мечтам и мыслям.

«Ольдания теперь в тисках. В Ярналаде Неведомый, а на востоке свирепые соседи-гардарийцы, а сын Исмаров валяется на полке в темнице собственного отца! Вот так смешная шутка у Прях Судеб!»

Образы короля-отца, отдающего приказ заковать его в железа, безмолвных братьев, не сказавших ни слова в его защиту, и таких же безмолвных друзей, вновь и вновь наваждениями окутывали его дух. И тот подлый удар собаки-стражника вспыхивал в сознании, порождая ярость.

Вислав коротал время в темнице не только в мыслях и грёзах, лёжа на тюфяке или расхаживая от стенки к стенке, каждый день он отжимался от пола, благо тот был деревянным и чистым. Пара подходов по полсотни раз и настроение улучшалось. Он вспоминал, как дядья и братья учили его правильно отжиматься, подтягиваться на перекладине, фехтовать. Отец всё время был погружён в дела государства, поэтому лет до четырнадцати Вислав с ним особо и не общался. Он не винил отца и не роптал, ведь большинство монархов отдавали сыновей на попечение дядюшек. Тем паче, что винить отца значит отбрасывать тень на самого Дьяса, Отца всего, ведь это его образ проступает в том отце, который породил тебя в смертном мире. Так Вислава учил Белегор, придворный волхв.

Поймав себя на мысли, что он стал впервые во взрослом возрасте задумываться о делах божественных здесь, в тюрьме, Вислав усмехнулся. А после сделал ещё подход отжиманий, и отметил снова, как ему не хватает свежего воздуха в этом каменном мешке.

На обед, как вчера и все дни до того, дали пшеничную кашу со свиным салом, лук, хлеб и пиво. Чувствуя приятную тяжесть в желудке, он разрешил себе вздремнуть. На ужин была селёдка и репа. Из-за самого существования такого ужина, в коем солёная рыба покоится в одной миске с масляной репой, Вислав хотел поклясться никогда не садить врагов в темницы – убивать всех на месте. Из милосердия.

«Никто не заслуживает изведать это», – думал Вислав, с отвращением глядя на плавающую в масле и соке репы рыбу.

Вечером он расхаживал по темнице туда и обратно, вертя кистью так, будто держит меч. Княжич Вислав вспоминал своё отрочество и старого фехтмейстера Олафа. Многоопытный вояка, учивший его мастерству меча, возился с ним больше, чем Венц и Земобор, и чем дядя Ватлав. Когда фехтмейстер решил уйти в братья Ордена Игнингов, Виславу хотелось зареветь. То был третий раз, когда слёзы просились наружу. Страшнее было только когда умирал дед да когда ушла из мира матушка. Мерзко тревожно стонало сердце юного княжича Вислава, когда Олаф собирал вещи, чтобы уйти с гостившими тогда в Драконобойце рыцарями–игнингами.

«Да куда ты, старый, пошёл? – говорил тогда отец, король Рогдай – Ты чудовищ-то убивал когда? Всю жизнь только соседам с Гардарии, Весконии, да Феннрии кровь со мной пускал! Будешь только обузой для профессионалов! А как тролли с кикиморами рыкнут, дак сразу и портки обгадишь!»

Олаф тогда только хмыкнул да сказал, что нужно и Одаль исполнить – наследие миру оставить. И что благороднее истребления чудовищ дела в мире нет.

– А какой прок от того, что я в землю феннрийцев, гардаринов, да весконцев отправлял? – говорил фехтмейстер королю. – Что, лучше кому жить стало? Они такие ж люди как мы.

– Прок такой, что земли у нас больше стало! – отвечал Олафу отец. – Что дёргаться на нас боятся! А ты, что, на старости лет, во младенцы превращаешься? Головой забыл как пользоваться?!

Вислав, которому тогда было лет четырнадцать, хорошо запомнил их разговор, особенно в память врезались слова Олафа, которые он спокойно произнёс сразу, как отец закончил гневную тираду:

– Самое глупое, что мы воюем меж собой, а живём-то единой Империей. И враг-то наш даже не Летние Королевства, настоящий враг – всё, что приходит из Умбры.

В юности Вислав злился на отца за то, что тот бранил Олафа. Но с годами он стал благодарен родителю за попытку отговорить фехтмейстера.

Олаф стал командором целой заставы Ордена, а до того, будучи блестящим мечником, он обучал новобранцев. Но долгой и относительно спокойной службы протектором у Олафа не вышло. Бывший фехтмейстер Драконобойцовского замка постоянно лез на рожон.

Однажды Вислав получил известие о том, что Олафа разорвали бесы. Крылатые твари перебили тогда целый разъезд орденских рыцарей. Было Виславу шестнадцать лет. Тогда он первый раз в жизни напился так, что на следующее утро его чуть не стошнило собственными внутренностями. А через пару дней он впервые поругался с отцом.

– Сгинул дурачок, – сказал тогда король Рогдай. – И много ль поубивал он бестий? Кому хорошо-то теперь? Его сынам что ли? Или жёнке? Всякий должен быть на своём месте! Каждому сословию своё и каждому человеку!

– Он не дурачок, – сквозь зубы сказал отцу в тот вечер Вислав.

При воеводах. В великом чертоге замка.

– Я не спрашивал твоего мнения о погибшем, сын, – спокойная холодность короля Рогдая, удалого и скорого на гнев, как и на радость, не сулили ничего хорошего. Никому.

– Фехтмейстер Олаф не был дурачком, ваше величество. Хочу, чтобы вы знали.

От тишины, воцарившейся тогда в чертоге Драгнаморсхьялля, стало слышно, как самый воздух зазвенел от напряжения.

– Отправляйся в свои покои. Достаточно тебе мёда на сегодня.

Вислав тогда послушно встал из-за стола, поклонился отцу и ушёл. Венц, восседавший одесную от государя-отца, глядел на него высокомерно. А Земобор, сидевший между Виславом и Венцом, округлил глаза так, будто сам наговорил отцу лишнего.

После пира отец зашёл к Виславу в покои. Он дал кулаком в ухо Виславу так, что тот упал навзничь.

– Можешь оспаривать мои слова, но только когда мы вдвоём.

Сказав это, он помог Виславу встать и обнял его.

За воспоминаниями Вислав и не заметил как в темнице сделалось сумрачно. Былые дни постепенно увели душу в мир грёз и сновидений. А на следующее утро он разминал мышцы, потом завтракал, а после думал думы, кричал на молчащего надзирателя, ел обед, дремал, отжимался, бился с воображаемыми врагами воображаемым клинком. А после воображаемой брани вспоминал, мечтал, падал замертво, укрывшись одеялами в холодной тесной темнице, как делалось сумрачно.

На следующий день всё повторялось.

Он будто стал героем тех сказаний скальдов и баянов, в которых само время становится ловушкой герою. Впервые за месяц заключения ему стали приходить странные мысли:

«А не заколдовал ли стражу замка какой гардарийский чародей? А не сижу я уж много лет? Не сошёл ли с ума? А может, меня заколдовали? Может, я один на свете знаю, что я есть? Может, я один живой? А весь мир – темница да вид из окошка? Стражник потому и молчит, что нет в нём чувства и нет души! Может? Может! А может, и нет!»

Заскрипел в замочной скважине ключ, хоть ужин уже приносили, а ведро давно вынесли.

Вислав прислушался и понял, что скрипит дверь, а не кормушка.

«Долго железо гремит. Всегда долго так дверь открывают!» – подумал он, и надежда загорелась у него внутри, отбрасывая страх, как пламя отбрасывает мрак.

Когда стражник закончил возиться с замком, дверь отворилась и вошёл человек в синем длиннополом, отороченном мехом кафтане, расшитом серебряными львами. Начинающую лысеть голову украшал княжеский венец, а на груди висел на золотой цепочке эмалированный синий знак в виде гербового щита с тем же серебряным львом Исмаров. В полумраке Вислав не сразу признал в нём родного брата.

– Земо! – воскликнул Вислав, узнав его.

– Иди обниму! – отозвался брат.

Вислав от радости сдавил Земобора в крепких объятиях.

– Задавишь так! Ну всё! Полно!

– Значит, отец выступил и Венц вместе с ним? – спросил Вислав, отпустив родича.

– Всё верно. Давай только мы продолжим беседу не тут, – Земобор огляделся так, будто ожидал, что сверху на него повалятся клопы, а из угла выскочит крыса, – скверное место для князей крови Хелминагора! И ещё тебе нужно в баню. Брадобрея моему брату! В баню! Ты зарос, как чёрт лесной!

Вислав посмотрел на короткую светлую бороду брата, потом потрогал свою и ощутил, какое клочковатое безобразие успело разрастись на лице.

– Ты прав. Сперва попарюсь, а потом пусть на стол накрывают! Мяса хочу и мёда с орехами!

– Вы слышали моего брата? – крикнул Земобор слугам, что волочились за спинами его стражи. – Свой меч найдёшь у себя в покоях.

После бани Вислав ощутил себя так, будто Белые Боги сварганили его заново. Обильно смазав только что подстриженную брадобреем бороду благовонным маслом из Градов Вольмархии и надев чистый кафтан, он поднялся в свои покои. Он нашёл свой меч в светлице, тот лежал в ножнах на столе. Одноручный, выкованный и зачарованный альвами великолепный меч. Княжич Вислав взял его, и, смакуя ощущение тяжести в руках, сделал несколько взмахов. Руническая надпись, выгравированная на доле клинка, слабо блеснула изнутри огнём и златом на миг. Но и мига казалось достаточно, чтобы понять: меч чуял своего владетеля. У меча не было имени, Вислав ещё не совершил своего подвига, не одержал победы, которая дала бы ему право и божественное вдохновение, чтобы назвать его.

«Всё ещё впереди», – подумал Вислав, подпоясался мечом, и направился к брату в Малый чертог замка. Путь его лежал через Великий чертог, где стоял Резной престол королей Ольдании, сделанный из вечнодрева. После заключения в тесном каменном мешке чертог показался ему исполинским. А когда он посмотрел наверх и увидел привычно висящий среди стропил скелет дракона Хладнира, то от простора у него закружилась голова.

В Малом чертоге за столом, уставленном явствами, никого, кроме двух братьев не было. Вышедший из заключения Вислав волком набросился на оленину и фаршированных каплунов. Брат не лез к нему с разговорами, терпеливо ожидая, когда заговорит он сам.

– Спасибо, что освободил меня!

– Будет тебе! Старший брат всегда пожалеет младшего. Это Венцу я могу ещё козни строить, но не тебе! – восклицал, смеясь, Земобор – Вижу, ты и обедаешь с мечом на поясе! Под нашим столом вроде ни бесов, ни гардарийцев нет!

– Тосковал по клинку. Без него чувствовал себя голым.

– Тогда и я при мече буду, – заявил Земобор и позвал слуг, отроков и всю челядь, чтобы быстро несли ему меч.

– Ты-то у нас известный воин! – усмехнулся Вислав.

– Теперь я известный наместник! – подмигнул Земобор.

– Я заметил – кивнул на родовой знак, висевший на шее брата, Вислав.

В очаге горели поленья, тени играли на стенах. Виславу от освобождения стало весело на душе, и он опьянел ещё до того, как приложился к кубку.

– Если бы я был тут, когда отец приказал… – начал Земобор, смотря в чашу с медовухой. – Я б не молчал как Венц.

– Знаю. Но есть и моя вина. Нечего было уходить из покоев, когда отец наказал мне остыть и одуматься. Вот и сменил покои на каменный мешок. Эх… Раньше он хотя бы говорил, что можно с ним спорить, когда мы наедине. С годами он стал совсем жёстким.

– Да, король Рогдай суровый муж. Но понять его можно. Королевства и княжества Империи и так постоянно рвут друг друга, а тут ещё Ольфанд начинает возню против палатинатов, желая раздробить крупнейшие королевства, чтобы проще было держать нас всех в страхе. Когда императором избрали этого ольфандца Вольрика Одальгерда, отца сильно это подкосило. Он сам метил на Серебряный Престол, а тут ещё эта умброва война! Представляешь, баяны и певцы уже прозвали её войной за меренийское наследство, хех! Бран поднял на нас всю Гардарию, вместо того чтобы объединяться против всесилия ольфандского дворянства! И моё б сердце, брат, посуровело.

– Я его не виню, – проговорил Вислав. – Прекрасно понимаю, что ему нелегко сейчас. Но я не такой, как ты или Венц, в государственных делах я не сильно смыслю, хоть и родовой дух насылает на меня время от времени чутьё, чтоб я совсем не растерялся во всей этой борьбе интересов. И всё же, Брана Гардарийского я тоже понять могу, ведь Мерения была его вассальным княжеством, а отец желает забрать её себе.

– Хорошо, что его величество не слышит, – улыбнулся Земобор и поднял кубок. – Видишь ли, князь Болев был вассалом великого князя Бранимира, а потому и Мерения оставалась частью Гардарии. Но вот Болев умер, пережив своих сыновей. А внуки и дядья развернули нешуточную схватку за престол княжества. Впрочем, для Мерении ничего нового. Там всегда властвовал беспорядок.

– Ратное веселье, а не беспорядок! – усмехнулся Вислав и поднял кубок с мёдом.

Кубки братьев весело ударились.

– Хорошо ещё, что у нас бабы не могут править без мужа, ежели наследуют престол, – добавил Вислав. – И то при согласии князей и сословий, либо со смертью всех мужчин рода. Не представляю, как князья в Летних Землях справляются со своими родовыми распрями.

– Эх, а я бы хотел, чтобы девушки правили и у нас, – мечтательно развалился Земобор на обитом резном стуле. Заметив удивлённый взгляд брата, Земобор пояснил:

– А ты представь, каково жениться на наследнице целого королевства! Твой сын получит всё и сразу, а не пролил и капли крови… по крайней мере в бою.

– Прекрасная княжна с миловидным личиком, тонким станом и пышной грудью, – присоединился к мечтам Вислав, уже разнеженный медовухой.

– Морок с ним, с личиком! – серьёзно бросил Земобор. – Был бы титул и земля.

– Не узнаю тебя, брат. Когда это ты стал образцовым радетелем державы? Где тот мягкий сердцем Земо?

– Пока что отдыхает, – улыбнулся Земобор.

– И долго ли собирается отдыхать?

– Пока цепь со знаком рода висит на шее.

– Ясно, – кивнул Вислав. – Хорошо, что он хотя бы не уснул во время отдыха, и освободил всё же своего брата.

Вислав заметил, как взор Земо оторвался от щитов со львами, висящих на стенах чертога и быстро устремился к нему.

– Эй! Я ведь стараюсь на благо нас всех! – воскликнул Земобор. – Я не могу подвести отца, коль он посадил меня наместником в столице. Он и так говорил мне прескверные вещи недавно.

– Что говорил?

– Что мне нужно укрепить хребет.

– Чтоб быть как Венц? – улыбнулся Вислав.

– Как Венц, – мрачно отозвался Земо.

– Ну, за Венца! – поднял кубок Вислав.

– За Венца! – отозвался брат.

Виславу показалось, что вернулся тот Земо, какого он всегда знал. Брат никогда не показывал той лихой удали, какую излучают обычно большинство мужчин рода Исмаров. Зато Земо обладал теми качествами, каких не хватает порой суровым северным ольданским львам. Брат показал эти качества сегодня вечером, когда вошёл в темницу к Виславу.

– Венц бы так не сделал, – проговорил вслух только что пришедшую мысль Вислав.

– Не сделал, – вздохнул Земобор.

– Вот у него-то хребет из железа. Да только проку в железном хребте, когда ты моришь брата в темнице?

– Ой, да ладно, заморили прямо княжича Вислава! Переночевал недельку в лучшей темнице замка, подумаешь!

– Ты так говоришь, потому что сам не сидел! – засмеялся Вислав. – Вот отдал бы мне цепь, а сам отдохнул недельку-другую.

– Ну уж нет, – ответил сдержанным смехом Земобор. – Хотя, там ведь, к слову, до тебя содержались и короли, и князья удельные да имперские. Так что место почётное.

– Знаю, знаю… да только обычно для королей и князей выделяют комнаты в башне, а никак не в подземелье.

– В Ольдании всё не как у всех, – пожал плечами Земобор. – Всё тут слишком сурово, даже гардарийцы и феннрийцы порой с нас диву даются.

– Да… – протянул Вислав, смотря в пустоту.

Он пытался понять происходящее. Меренийское княжество вклинивалось между трёмя палатинатами Империи. Между Ольданским королевством, Ольфандом и великим княжеством Гардарией. Ещё пару десятков лет назад князья Мерении клялись в верности их с Земобором деду. А полвека назад меренийские владыки были прямыми вассалами императора Вольфгарда, Мерения входила в имперское королевство Ольфанд, но частью сердца Империи её будто бы никто не воспринимал. Так Виславу говорили учителя.

– А что ольфандские герцоги, графы? – нарушил молчание Вислав. – Каковы действия императора и столицы?

– Пока никаких, – сухо ответил Земобор. – Вольрик изветстный любитель повоевать. Но императором его избрали только полгода назад, он ещё осторожничает. А его вассалы не желают лезть вперёд отца в пекло.

– Он не проиграл ни одной войны, я слышал.

– Правда. И всё же войны, что вёл Вольрик, по-большей части были грабительскими походами, налётами на соседей. Сейчас Вольрик император по воле Белых Богов, посланной через Имперский Сбор, но не забывай, что полгода назад он был только герцог. Войны он вёл, чтобы решить межевые споры да разорить несколько деревень.

– Молвят, что и в Летних Королевствах он лил кровь.

– Да, – кивнул Земобор. – Разорял порубежные городки и селения.

– Люди от него в восторге, тем не менее, – добавил, как бы возражая Вислав.

– Удача определённо сопутствует ему. К тому же, Вольрик хоть и не больно красноречив, но есть в нём какая-то сила, что притягивает людей. Ты ведь должен его помнить? Рослый косматый чернобородый ольфандец. Громкоголосый. Чего ещё нужно людям от великого вождя? – усмехнулся Земобор.

– Видел его только издалека и почти не общался с ним, – задумчиво отвечал Вислав. – Но помню, что король Кордании Энрих обязан ему победой над братом в войне за престол королевства. С таким союзным палатинатом Вольрик уже может смело действовать в Мерении… Интересно, как он и его ольфандские вассалы поведут себя. Перерастёт ли меренийская война во что-то покрупнее…

– Мне тоже интересно. Но пока ничего не сказать наверняка. Вольрик, ты, верно, слышал, овдовел несколько месяцев назад, ещё до того, как его выбрали. Пока он не заключил партии. У великого князя Брана тоже нет внушительных союзников. Как и у нас. Да и кому выгода от Мерении, кроме тех, с кем она соседствует? Разве что, усиление или ослабление императора и палатинатов может произойти посредством этой войны.

– Поясни, – молвил Вислав, ставя пустой кубок на стол.

– А что тут пояснять? Если Вольрик и его ольфандцы вмешаются и им удастся посадить на престол Мерении своего князя, Вольфгард покажет палатинатам свою силу. Если же император не станет вмешиваться, палатинаты продолжат свои старые распри, а может даже начнут пробовать отщепнуть землицы от самого Ольфандского королевства.

– Выходит, что император Вольрик не может не вмешаться? Судя по твоим словам.

– Эх, брат мой, лучше надо было слушать наставников! Ведь говаривал волхв Белегор: «Людей не получится просчитать даже, если знаешь о них многое, ибо они свободны волей, хоть нередко глупость и страсти довлеют над ней». Кто знает, что в голове у Вольрика и его ближайшего окружения. А всё зависит именно от них. Державой ведь правят не отвлечённые стихии, а люди со своими душевными и телесными особенностями.

«Хотя иногда душевные их особенности могут напоминать бушующие стихии», – подумал Вислав, а вслух сказал: