Исторические чтения

© Овалов Л.С., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

Лев Овалов

Она была революционером

В наше время в ней принято видеть фурию Русской революции. Розу Землячку демонизируют, даже называют «самой кровавой женщиной в истории». Справедливо ли это? Попробуем вкратце ответить на этот вопрос.

Розалия Землячка

Дочь купца

Она родилась в семье состоятельного купца Самуила Залкинда. Еврею в Российской империи непросто было стать купцом 1‑й гильдии. Ему это удалось. Для этого было нужно не только обладать колоссальным состоянием, не только исправно выплачивать взятки властям, но и жертвовать крупные суммы на строительство православных храмов и монастырей. Да-да, многие из них построены на средства богатых «инородцев». Так Залкинд и стал уважаемым человеком, владельцем магазинов и контор. У него имелись доходные дома и галантерейные лавки. Самуил Маркович собрал недурную библиотеку – главным образом, русских писателей. А детей своих мечтал видеть адвокатами и инженерами.

Революционная юность

Но они с гимназических лет выбрали другой путь – революционный.

И любимыми книгами Розочки Залкинд – дочери, в которой купец души не чаял – стали не романы Тургенева или Льва Толстого, а сочинения Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Она рано стала важной действующей фигурой в киевском подполье. Агитировала на заводах, убегала от полиции… Часто выручали деньги отца. Он не скупился на детей, хотя побаивался революционных страстей.

Кроме революции, Розу увлекала медицина. В России женщин в университеты не принимали – и медицинское образование она получила во Франции, в Лионе. Не прекращая революционной борьбы!

Валерия, Осипов, Демон

В РСДРП Роза вступила еще в 1896 году. У нее было немало партийных кличек – Валерия, Осипов, тетя Аня и самое грозное – Демон. Но закрепился за ней псевдоним, которым называли Розу киевские рабочие, когда она возвращалась в родной город после путешествий, тюрем и ссылок – Землячка. Она сделала это прозвище своей официальной фамилией.

В 1901, в Швейцарии, она познакомилась с Владимиром Ульяновым. К тому времени Розалия была рьяной его сторонницей, и стала «агентом «Искры». Это важная роль в партии – нелегально распространять по России «боевой листок» ленинцев.

Свобода на баррикадах

В 1905 году она организовывала дружины рабочих, которые принимали участие в баррикадных, сама бесстрашно участвовала в этих уличных сражениях. В то время – и в эмиграции, и в тюрьмах, и в Российской империи – она неизменно входило в узкий круг наиболее влиятельных большевиков. От нее зависело многое! И снабжение рабочих оружием, и формирование настоящих «бойцов» из молодых партийцев и сторонников партии. Она умела вести за собой, да и отцовские финансы помогали. Сама Землячка вела аскетичный образ жизни, и не жалела денег на революцию. Помогали и братья, которые были ее единомышленниками.

Между Лениным и Сталиным

Она не была слепым приверженцем Ленина. Ей случалось не соглашаться с вождем. А вот со Сталиным Землячка сблизилась крепко. Бывало, по тактическим вопросам «блокировалась» с ним против позиции Ленина. Кобу, скорее всего, привлекал «железный характер» Землячки. Ее упрямство и не женская воля. Большинство революционеров-нелегалов были людьми авантюрного склада, общительными, компанейскими, веселыми. Земляка – человек совсем иного склада. Закрытая, жесткая в общении, даже с мужьями. Их у нее было двое, но ни один мужчина не мог хотя бы отчасти заменить для нее дела, которому она служила самозабвенно и бескорыстно. А Ленин, сохранив добрые личные отношения с Землячкой, постепенно приостановил рост ее влияния в партии.

Женевская группа большевиков

Не случайно после 1917 года, когда большевики пришли к власти, она оказалась на важных, даже опасных, но не на первых ролях. Она возглавляла политотделы армий, нередко подменяя полководцев. Во время конфликтов Троцкого со Сталиным занимала позицию последнего. Участвовала в боях за Царицын и Луганск. В то время многие в Красной Армии знали ее как товарища Самойлову – по мужу. Из-за разногласий с Троцким в 1920 году ее перевели на скромную для столь влиятельной большевички должность начальника политотдела Северной железной дороги.

Три месяца в Крыму

Ей дали возможность снова проявить себя в Крыму. Красная армия как раз освободила его от белых, Врангель отплыл в Константинополь… Всего лишь три месяца она работала там ответственным секретарем обкома РКП (б). В наше время принято именно Землячку обвинять в бессудных расстрелов бывших офицеров врангелевской армии, оставшихся на полуострове. Но… во-первых, крымским ревкомом руководил Бела Кун, во-вторых, из центра туда был послан и Георгий Пятаков, занимавший в то время более высокое положение партии. В-третьих, карательную политику проводила все-таки ВЧК, а ее органы напрямую Землячке не подчинялись, порой она властной рукой и вмешивалась в чекистские дела. Например, комендант крымской ЧК Иван Папанин (в будущем – великий полярник) считал ее своей «доброй феей». Но, когда Землячку обвиняют в массовых казнях – это несправедливо. Во-первых, при этом в десятки раз преувеличивается масштаб расстрелов. Во-вторых, сказывается предубеждение по отношению к политикам-женщинам и… обыкновенный антисемитизм. Еврейку легче всего обвинить во всех смертных грехах.

Орден на женском пиджаке

Именно в Крыму для Землячки завершилась Гражданская война. В 1921 году ее наградили единственным в то время советским орденом – Красного Знамени – «за заслуги в деле политического воспитания и повышения боеспособности частей Красной армии». Первой среди женщин.

Потом она работала секретарем важного московского Замоскворецкого райкома, потом – Мотовилихинского райкома в Перми. После этого долгое время трудилась в Комиссии партийного контроля, в котором несколько лет – уже в сталинские времена – председательствовала.

«Портрет товарища Землячки»

Она почти ни с кем не поддерживала дружеских отношений: такой характер. Землячку боялись. Демьян Бедный даже написал по этому поводу эпиграмму:

 
От канцелярщины и спячки
Чтоб оградить себя вполне,
Портрет товарища Землячки
Повесь, приятель, на стене!
Бродя потом по кабинету,
Молись, что ты пока узнал
Землячку только на портрете,
В сто раз грозней оригинал!
 

Но были у нее и друзья – в том числе среди советской богемы. Например, писатель Александр Фадеев вспоминал о суровой Землячке с теплотой. Она приметила его еще студентом, когда возглавляла Замоскворецкий райком. И помогла талантливому парню стать писателем. Ее выдвиженцем был и Иван Тевосян – один из организаторов советской металлургии. Видимо, Землячка умела разбираться в людях и уж точно относилась к партийной работе неравнодушно, старалась выделять достойных.

Человек Сталина

Многие удивляются – почему Розалия не попала под каток сталинских репрессий, как большинство других революционеров первой когорты? Дело в том, что Сталин иногда умел помнить добро. А Розалия не раз выручала его. И воспоминания о Ленине написала с большим пиететом к Иосифу Виссарионовичу. Сталин не мог не отметить и широкий кругозор Землячки, который она скрывала под маской вечной суровости. Образованная, начитанная, она – в рамках деловой необходимости – умела находить общий язык с новым поколением советских управленцев – инженеров, деятелей культуры… К тому же, Землячку невозможно было даже заподозрить в «злоупотреблениях». Она не позволяла себе нарушать партийную этику, и яростно боролась «за чистоту партийных рядов», по существу – боролась с коррупцией.

Иван Тевос

К тому же, она неизменно поддерживала политику партии, держалась строго и осторожно, а поручения выполняла дотошно. Ей можно было доверять: Роза, что называется, «тянула воз». Ее строгое лицо в пенсне можно было увидеть в президиумах и в 1930‑е, во время Большого террора, и в годы войны. Землячке в 1941 году поручали, в частности, организовать эвакуацию на восток научных институтов. Она, как могла, работала на Победу.

Заместитель вождя

До 1943 года Землячка оставалась заместителем председателя Совнаркома – то есть Сталина. Значит, была ему нужна! Только возраст и болезни заставили переместить ее на мене ответственный, хотя уважаемый в партии пост – заместителя председателя Комитета партийного контроля. И, конечно, до последнего вздоха она оставалась в ЦК и проживала в доме на Набережной. Уже после войны, в 1946, ее наградили вторым орденом Ленина – за работу в правительстве и в партии.

Кремлевская стена

Детей у нее не было. Близких друзей в последние годы – тоже. Но революционерка увидела торжество своего дела – в 1917‑м, в 1920‑м и в1945‑м. Ее не стало 21 января 1947 года – в день смерти Ленина. Хоронили Розалию Землячку с почетом, в кремлевской стене, на Красной площади. Была она твердым человеком, быть может, фанатиком коммунистической идеи. Но демонов на свете не бывает.

Долгое время Татарская улица в Москве носила ее имя. Сейчас Землячку можно увидеть только в кинофильмах – как карикатуру. Поэтому особенно важно перечитать эту книгу замечательного советского писателя, старого большевика, участника восстановления страны в 1920‑е годы – Льва Сергеевича Овалова. Он немного знал Землячку – и написал о ней честно. Не пытался создать идеальный образ, но показал настоящего революционера.

Арсений Замостьянов,

заместитель главного редактора журнала «Историк»

Понедельник, 21 января 1924 г

Поздно. Может быть, и не так поздно, но она очень устала. Да еще к обычной усталости примешивалось чувство тоски. Ей не хотелось расставаться с Москвой. Она привыкла к этому городу, ее жизнь тесно связана с ним. Отсюда уезжала она за границу, бежала из тюрьмы и теперь вот опять покидает Москву. Но это необходимо.

Она обвела комнату глазами. Большие окна. За ними совсем темно. Иней на стеклах напоминает елочные украшения. На улице холодно. Январь в этом году жестокий. Все морозы и морозы. В комнате натоплено, а ее начинает знобить. Она вся сжалась в своем жестком кресле. Когда она впервые пришла сюда, за столом ее ждало позолоченное кресло, обитое малиновым штофом. Она приказала его вынести. «Это не для работы», – сказала она.

Кресло украшало одну из гостиных богатого купеческого особняка. Просторно жили его хозяева. Гостиные, спальни, громадная столовая… Теперь здесь разместился Замоскворецкий районный комитет РКП (б), а в столовой устроен зал для заседаний.

Купеческое Замоскворечье она больше знает по литературе. Сколько комедий Островского пересмотрела в Малом театре! Кажется, не пропустила ни одной…

Зато хорошо знает Землячка другую Москву – Москву рабочих окраин. Рогожская застава, Пресня, Шаболовка, завод Гужона, Прохоровская мануфактура, Бутырский трамвайный парк, вот где она была частым гостем, вот где ее знали, уважали и, кажется, даже любили.

А теперь приходится с ними проститься. Ей не хочется уезжать из Москвы. Но – надо. Надо. Еще в декабре она знала, что ей придется покинуть Москву. Знала, куда придется поехать. В Ростов-на-Дону. Ей сказали, что там она нужнее. Не все еще там утряслось после гражданской войны. Почти три года как кончилась война, а в донских станицах до сих пор неспокойно.

В комнате тепло, О ней заботятся. Даже когда не хватало дров, печь в этой комнате всегда была хорошо натоплена. Она сердилась, негодовала, говорила, что она не лучше других, но ее не слушались.

Тепло, а ее знобит. Неужели она простудилась? Она поежилась. Прислушалась. Тихо. Все разошлись? Не может быть. Не так еще поздно. Такая тишина наступает обычно позже, когда она задерживается здесь до глубокой ночи. Она у себя в кабинете да дежурный милиционер в вестибюле у входа…

Землячка достала часы, маленькие золотые часики, давным-давно еще подаренные ей матерью. Она носит их в нагрудном кармашке английской блузки, прицепив изнутри большой английской булавкой. Ей немного неловко перед товарищами: эти часики – роскошь, но других у нее нет.

Только девять часов. Совсем еще не поздно. Может быть, разошлись из-за мороза? В последние дни так холодно, что люди торопятся пораньше вернуться домой…

И вдруг тишину прорезал тревожный, нетерпеливый телефонный звонок.

– Товарищ Землячка у себя?

Она сразу узнала – Дзержинский! Но на этот раз голос его звучит как-то необычно.

– Это я, Феликс Эдмундович, – ответила она и пошутила: – Как это вы меня не узнали?

– Розалия Самойловна… – Голос Дзержинского прервался.

Она поняла, что ему почему-то трудно говорить.

– Владимир Ильич… – Он замолчал. – Владимир Ильич скончался два часа назад в Горках… – Дзержинский овладел собой. – Час назад туда выехало Политбюро. А вы – приезжайте ко мне.

Розалия Землячка

Землячка слышала каждое слово и отвечала так, как и следовало отвечать, и в то же время у нее потемнело в глазах. В комнате горит свет, и – темно. Она не знала, долго ли это длилось – мгновение, минуту, вечность… Казалось, у нее остановилось сердце.

Вся жизнь ее поколения связана с этим человеком. Именно он – он был тем источником разума, света, движения, который вдохновлял большевиков.

Она взяла себя в руки. Сейчас нужны ясность мысли и сила воли, без чего невозможно вынести такое испытание. Нужно мобилизовать все свои силы, действовать отчетливо и разумно.

У двери она на секунду задержалась, мельком взглянула в небольшое зеркало, поправила волосы – губы вздрагивали, она стиснула зубы – держись, держись, именно сейчас нельзя позволить себе распуститься! – и вышла в приемную.

Ее помощники находились на месте.

Вскинула на переносицу пенсне, посмотрела строго.

– Товарищи, только что звонил Феликс Эдмундович. Мы потеряли… – Спазма сдавила горло. – Два часа назад скончался Владимир Ильич. Прошу вас… – Она знала, все понимают без слов, и пыталась скрыть горе за деловыми распоряжениями. – Поезжайте на Павелецкий вокзал, пойдите в депо, пусть подготовят паровоз, который в прошлом году рабочие подарили партийной организации депо. Предупредите типографию, будут срочные материалы.

Голос не дрожал, она говорила скупо, отрывисто, непререкаемо, как и всегда в решительные моменты, за что многие, кто плохо ее знал, считали Землячку очень сухим человеком.

Она стояла посреди комнаты. Медлила. Вспоминала, не забыла ли чего.

– Вы уходите, Розалия Самойловна?

Все знали, что домой Землячка ходит пешком.

Все же кто-то спросил:

– На конный двор не позвонить?

– Нет, нет, – отозвалась Землячка. – Я доберусь…

Перечить ей не полагалось.

Ветерок с присвистом несся по заснеженной Полянке. Возле райкома горел фонарь, единственный на всю улицу. Мороз сразу дал себя чувствовать. Землячка поежилась, спустилась по ступенькам с крыльца, сделала несколько шагов, все же добираться пешком до Лубянки не очень-то хотелось.

На углу, сгорбившись, неподвижно сидел на козлах санок извозчик.

– Извозчик! – негромко позвала Землячка.

Тот встрепенулся, дернул вожжами.

– Пожалте. Куды надоть?

– На Лубянку.

Села в санки, запахнула полость.

– Побыстрей, – сказала она. – Тороплюсь.

– Эх, барыня, куды нам торопиться? – наставительно отвечал извозчик, стегнув, однако, лошаденку вожжами. – Трог-гай!..

Она опять ушла в свои мысли, возвращаясь к человеку, которого только что лишилась, – лишилась она, лишились партия, страна, Россия, весь мир…

За долгие годы совместной борьбы, бесконечных тревог и жестоких испытаний она убедилась, какой это великий человек!

Она знала многих революционеров, сама была революционеркой. Но она убеждена, что такого, как Ленин, не существовало. Такие люди рождаются раз в столетие, а может быть, и не каждое столетие. Мало кто понимал свою эпоху, как он. И не только понимал, но и опережал свое время.

Посвистывал ветер, извозчик подгонял лошаденку, а Землячка все думала, думала, вспоминала…

Познакомилась она с Лениным в 1901 году, когда работала агентом «Искры» и была вызвана к нему для отчета. После первой же встречи ее жизненный путь определился бесповоротно, она стала его ученицей, последовательницей и соратницей. Делу, которое он возглавил, она отдала всю свою жизнь, навсегда связав себя с партией, созданной и руководимой Лениным.

Она стала активной деятельницей этой партии. Не было на протяжении двух десятилетий съезда, в котором Землячка не принимала бы участия. Она бывала у Ленина в Мюнхене, в Женеве, в Париже, по его поручению участвовала в организации съездов в Лондоне и Стокгольме, под его непосредственным руководством работала в Петербурге и Москве…

На партийном учете Владимир Ильич Ульянов-Ленин состоит в Замоскворецкой районной организации, и вот теперь… теперь… придется… Ульянова-Ленина… снимать с партийного учета!

Но все должно идти по предначертанному им пути. Гении умирают слишком рано. И только лишь после их ухода в полной мере постигается их значение.

Ее толкнуло, и она очнулась. Санки стояли посреди Лубянской площади.

– Куды? – спрашивал извозчик.

– Я же говорила, в ГПУ, – нетерпеливо сказала Землячка.

– Ох ты, господи! – Извозчик кивнул на темный многоэтажный дом. – Успеешь еще туды!..

Он опять задергал вожжами, направляя лошадь к громадному молчаливому зданию, в котором еще не так давно размещалось страховое общество «Россия».

Землячка предъявила удостоверение, миновала часового, поднялась, и ее тотчас пропустили в кабинет Дзержинского.

В кабинете горела лишь настольная лампа, и по стенам бежали зеленые тени. На стульях, расставленных вдоль стены, сидели чекисты в одинаковых темных гимнастерках.

Дзержинский стоял за столом, отдавал какие-то распоряжения.

Он был бледен. Узкое изможденное лицо, высокий лоб, горящие глаза и бородка клинышком…

Дзержинский увидел Землячку, вышел из-за стола, и тень тоже двинулась за ним по стене. Протянул руку, пожал. Хотел что-то произнести – и не смог. Землячка тоже была не в силах заговорить.

Тень прошла по лицу Дзержинского, и он быстро сказал:

– Сейчас едем в ЦК.

Все встали, ждали, не скажет ли еще что Дзержинский.

– Действуйте, – добавил он. – Пусть каждый будет на своем месте.