И вновь человек, судя по выражению лица, приложив волю и оставшиеся у него в запасе силы, всплыл на поверхность. Его мозг и тело продолжали сопротивляться затягивающей петле омута, петле смерти. Чело-

век судорожно продолжал бороться за жизнь. Его мозг не хотел умирать… И сознание вернулось – он опять открыл глаза.

А в это время в окно заглядывала полная луна, и одурманивающе пахло свежескошенным сеном.

В её свете он огляделся вокруг – помещение было ему совершенно незнакомо: он никогда не был в этом помещении. Как я в нём оказался, спросил он себя, но память ему совершенно ничего не подсказывала. Даже самой малости он не мог вспомнить.

Человек лежал, и непроизвольно искал взглядом, чтобы найти хоть один знакомый ему предмет, но не

находил. Как, и почему он лежит в незнакомом ему помещении уразуметь он не мог… Ну никак не мог.

Вперив взгляд в потолок, он пытался хоть как-нибудь подстегнуть свою память, но у него не получалось. Все его потуги напрячь мозг заканчивались полной пустотой. Так и не найдя ничего, что подсказало бы о его теперешнем положении, он неожиданно начал проваливаться в сон.

Но человек по-видимому не хотел этого – он водил глазами по сторонам, пытаясь рассмотреть окружающие его предметы. Он напрягал память пытаясь вспомнить их названия, но, как видно, он был ещё слишком слаб, чтобы перебороть сон…

* * *

Вновь пришёл человек в себя ранним утром. Он это понял по мягкому свету, разлившемуся по комнате. И первое, что он увидел: голову склонившегося над ним ангела.

На него смотрели огромные, широко расставленные, ярко синие, словно омытое весенним дождём небо, глаза. А милое лицо окаймляла волна светлых, воздушных волос, сквозь которые струился солнечный, падающий из окна, свет. И этот ангел, журчащим словно ручеёк голоском, спросил: «Как вы себя чувствуете?».

В первое мгновение он, околдованный неземным образом, смог лишь только молча смотреть на него… И лишь когда ангел повторил свой вопрос, он немного пришёл в себя, и смог нечленораздельно прошептать: «Хорошо…».

Как сквозь туманную дымку смотрел человек на поразивший его образ ангела, и в душе у него разливался покой. Не отрывая взгляда от прекрасного образа, он всё же насмелился спросить: «Вы ангел? Откуда вы?». В ответ ангел мило улыбнулся, и всё тем же нежным, воркующим голоском, произнёс: «Я дочь отца своего, и матери своей… А зовут меня… Стеша. А вас как зовут?

Раненный наморщил лоб, видимо вспоминая. Так прошла почти минута.

Затем, он ответил чуть слышным голосом: «Я не знаю… Я не помню..,», и надолго замолчал.

Ангел ещё немного подождал, затем, всё тем же нежным голосом произнёс: «Вам… нужен… отдых… Поспите ещё немного».

Убаюканный её голоском, он вновь закрыл глаза…

А Стеша, сидя рядом с кроватью, на которой лежал весь израненный, с переломами рук, ног, и нескольких рёбер, с глубокими рваными ранами на теле, человек, с какой-то материнской жалостью и заботой смотрела на него.

Она хотела взять его на руки, и баюкать словно малого ребёнка. Она хотела утишить его боль, забрать хотя бы часть боли себе.., дать этому найдёнышу, этому

парню, возможность хотя бы на малое время освободиться от неё…

Он лежал с закрытыми глазами – то ли спал, то ли дремал – и время от времени стон вырывался из его открытого, с пересохшими губами, рта.

Стеша обмакивала полотенце в воду, и осторожно, мягкими движениями, протирала ему губы. И ей иногда казалось, что он на некоторое время успокаивался.., реже стонал…

От его тела исходил запах дедушкиных мазей, и весь он был забинтован-перебинтован. Но всё же, не смотря на бинты и прибинтованные дедушкой дощечки к переломам, Стеша видела перед собой молодого.., её щёки

стали пунцовыми при воспоминании о нечаянно увиденном его голом теле, юношу.

Посидев ещё некоторое время рядом с раненым, Стеша, вспомнив о дедушке, вышла. И первое, что она услыхала от него, был вопрос: «Ну, как он? Сильно страдает?

Да, дедушка, ответила она, и повторила: «Да, очень сильно… Не дай бог никому такое страдание».

Глава пятая

С появлением в их доме раненного, у Стеши добавилось забот, но они не затрудняли её. Она даже представить не могла, что заботы о постороннем человеке могут быть настолько приятны для неё.

К концу дня она всё же уставала: ей приходилось, одновременно, вести и домашнее хозяйство, и не забывать о лежащем в комнате израненном человеке. Она часто заглядывала к нему, чтобы спросить, не нужно ли ему чего-нибудь…

Он уже половину месяца находился у них, и даже стал разговаривать. Но вот с воспоминаниями о прежней его жизни ничего не получалось – он даже не мог вспомнить, как его зовут.

Дедушка, на вопрос Стеши, почему раненый не помнит.., кто он такой, и откуда, неопределённо качая головой, ответил: «Степа, у него.., от полученных травм отшибло память… Надо какое-то время… чтобы память возвернулась… А может… и.., никогда не возвернуться…»

Но.., дедушка, загорячилась она, ты же можешь как-то помочь ему вернуть память. Ты же всё можешь! Так помоги..!

Человек не всесилен, вздохнул Евсей. Человек не бог, чтобы исцелить человека от всех недугов… Потерпи внучка, авось память возвернётся к нему. Сейчас же он в здравой памяти.., не так ли? Вот и не тревожь его…

Так то.., оно… так.., задумалась Стеша, ну, а если.., она посмотрела дедушке прямо в глаза, он, не дай бог, конечно, и эту память потеряет..? Как же человек без памяти сможет жить?

На то… Воля Божья, ответил Евсей, и занялся хомутом.

Стеша сбегала в коровник, подоила, как ласково называла она её, свою кормилицу, процедила молоко, и вновь вернулась к раненому.

Дед Евсей давно уже обратил внимание на слишком уж заботливое отношение внучки к парню, но лишь усмехнулся. Ему самому приглянулся паренёк. К тому же, ещё тогда, в первую встречу с ним, по мозолистым рукам, он понял, парень не из белоручек.

И тайно, не говоря об этом Степаниде, подумывал – хорошо бы парнишка совсем остался у них. Пара здоровых, работящих рук не помешала бы в их хозяйстве. А

што он не помнит своё имя и своё прошлое, так это даже хорошо – его не будет тянуть назад это прошлое.

Поэтому, чего уж тут грех таить, он нет-нет, да в разговоре с ним заводил речь о его будущем. Тонко, как ему казалось, намекал, как хорошо они живут, почитай одной семьёй,. И ему нет никакого резону уходить от них. И без перехода в разговоре, спрашивал: «Так, как тебя, паря, зовут?».

Найдёныш, немного подумав, пожимал плечами, и в который уже раз отвечал: «Не помню… Ей богу, совсем не помню».

Стеша, однажды присутствующая при их разговоре, предложила называть его Найдён.

Парень равнодушно, немного поморщившись от боли, пожал плечами, и ответил: «Может и правда меня зовут Найдён… Пусть будет так».

С тех пор Стеша и Евсей его так и называли – Найдён.

Так и остался парень у них.

Глава шестая

Прошёл уже почти год с той поры, как Евсей вытащил парня из запруды. Раны зарубцевались, поломанные кости срослись. Найдён с удовольствием помогал им по хозяйству – пара лишних мужских рук помогла им выправить хозяйство, и они обзавелись ещё одной коровёнкой и лошадью.

Всё было бы хорошо, если бы не урядник. Он настойчиво продолжал добиваться Стеши, но она однажды, в гневе, указала ему на ворота. Урядник сильно обиделся, и затаил злобу – он не понимал, почему ему, всесильному уряднику, какая-то деревенская девка посмела указать на ворота! Дать ему… от ворот, поворот? Ну подожди, ярился урядник, я тебя заставлю поклониться! Я тебя отучу брыкаться! Не таких обламывал я!

И ещё… Настойчивый, сластолюбивый урядник не знал о существовании Найдёна.

А Стеша уже давно поняла – она любит Найдёна. Любит первой, чистой девичьей любовью. Она смотрела на него такими глазами.., такими глазами.., что любой другой человек давно бы уже обо всём догадался.

Не понимал этого только Найдён. Он относился к Стеше, как брат относится к сестре.., ровно, бескорыстно, всегда старался ей помочь, Он, наверное, так же относился бы к любому другому человеку, появись такой у него в жизни…

А может он вообще ничего в этом смысле не понимал? Не понимал, что девушка может любить не как сестра брата, а по-другому… Не понимал, что есть любовь между мужчиной и женщиной.

и эта любовь очень отличается от любви, той любви,

которой он любил деда Евсея и Стешу…

Евсей видел страдания внучки, переживал, но ничем помочь не мог. Смотря на неё, и видя, как она страдает от безответной любви, слыша, как по ночам она, заглушая подушкой готовые вырваться рыдания плачет, он сам страдал. Он даже иногда готов был рассказать Найдёну о страданиях внучки, но что-то останавливало его. Но что?

Наверное он догадывался, что Найдён не поймёт его, что это пока не для его сознания, не для его понимания… Найдён представлялся ему большим ребёнком, потому что в некоторых вопросах он, действительно, рассуждал как пятилетний ребёнок. Его всё удивляло в хозяйстве Евсея, но учился он и запоминал быстро.

Стоило ему один раз показать или рассказать что, и для чего, так он это запоминал навсегда.

А хотя бы вот, что может понимать ребёнок во взаимоотношениях взрослых людей? Что? Да ничего… И Найдён этого не понимал. Для него жизнь началась с того момента, когда Евсей привёл его в чувство, а до этого… его мозг представлял чистый лист.

Евсей обиняком пытался выяснить у Найдёна, как он относится к женщинам, но тот только удивлённо открывал рот, и непонимающе смотрел на Евсея. Это заставляло Евсея иногда думать, что на большое горе внучке появился в их жизни этот, неизвестно как попавший в бобровую запруду парень.

Глава седьмая

Евсей и Стеша, как только кто-то появлялся у ворот, прятали Найдёна. Они слышали о призыве молодёжи в армию, и старались уберечь Найдёна от этой участи. Они понимали, что в силу своего беспамятства он не годился для армии, но попробуй докажи это другим людям, особенно военным чинушам. К тому же у него не было никаких документов. Его можно было принять за кого угодно: за разбойника, за бежавшего каторжника.., за любого человека скрывавшегося от властей.

Сам Найдён не понимал, для чего, и от кого его прячут, но такая игра ему нравилась. И он с удовольствием, словно это была игра в «жмурки», о которой ему рассказал дед Евсей, скрывался от посторонних глаз.

Так бы и не узнал никто о Найдёне, если бы не урядник. Он не оставлял мысли о мщении, и стал следить за домом Евсея. И однажды, залезши на дерево, уже вечером увидел во дворе постороннего мужчину.

Ага, заскрежетал он зубами, уголовника скрываете..! Беглеца с прииска прячете! Ну, всё, попались! Теперь я с тобой Степанида, и с тобой дед Евсей, поквитаюсь! Я отомщу вам за унижение!

И в порыве гнева, слезши с дерева, задумал сразу же ворваться в дом, и арестовать скрывающегося беглеца. Но пока шёл к воротам, другая, более коварная мысль посетила его голову: он решил прийти вместе с жандармами.

Он хотел и беглеца поймать, и Евсея засадить в тюрьму за укрывательство.

А Степанида, оставшись без защиты, сама приползёт к нему на коленях, и ещё будет умолять его о милости, решил он. Ничего, твердил он, попомните вы меня, попомните!

Сев на коня, он потихоньку уехал, чтобы утром явиться в местное жандармское управление, и обо всём доложить начальнику отделения, поручику Соломатину. Уж он-то не забудет моей услуги, и как-нибудь отблагодарит, криво улыбнулся урядник.

* * *

На следующий день, с утра пораньше, урядник прискакал к жандармскому отделению. Но поручика ещё не было.

Дежурный вахмистр, давний знакомец, на вопрос урядника, когда будет господин поручик, заговорщицки прошептал: «Их благородие сегодня ночует не у себя дома…

Ты то, Василь Гаврилыч, откуда знаешь, тоже шёпотом спросил урядник? Э-хе-хе, засмеялся в ответ вахмистр, поработай с моё в жандармерии.., и не то будешь знать… Но я тебе ничего не говорил, прижал он палец к губам!

Ясное дело, кивнул головой урядник, подожду господина поручика у коня.

Уже поравнявшись с дверью, решил уточнить: «Василь Гаврилыч, а он точно будет?

Не извольте беспокоится, Николай Фёдорович, господин поручик завсегда бывает на службе, ответил вахмистр, и уткнулся в какие-то свои бумаги. Затем, оторвавшись от бумаг, неожиданно спросил:

– А ты чего прискакал? Може я чем помогу?

– Та не.., Хотел трохи побалакать с поручиком о своих делах…

– Ааа, ну ладно. Тогда жди.

Что-то хитришь ты, дружок. Ежлив было так просто, не припёрся бы ты спозаранку, решил вахмистр, и по

смотрел вслед знакомцу. Не припёрся бы.., с сомнением повторил он. Знаю я таких.., встречал.

По его лицу явно было видно, что он очень занят, и ему некогда «лясы точить» даже с хорошим знакомым, но неожиданный приход, без «приглашения», Николая Фёдоровича, очень заинтересовал его. Он, как хорошая легавая собака, почувствовал своим крупным, с волосами в ноздрях носом, что от этого посетителя можно чем-нибудь поживиться. Он решил подслушать, о чём будет разговор урядника с начальником, а потом… Потом будет видно, как поступить…

А урядник, не задерживаясь, покинул приёмную начальника, хотя в душе и выругался: «Корчит из себя… Тоже мне шишка на ровном месте… Хотя… много может напакостить, не отмоешься…»

С такой, не очень лестной для вахмистра мыслью, Николай Фёдорович покинул приёмную канцелярии.

Выйдя на крыльцо, он посмотрел вдоль дороги – не едет ли господин поручик? Убедившись, что пролётки не видать, направился к коню.

Подтянув чересседельный ремень, оглядел, любуясь недавним приобретением, наборную сбрую. Потом, довольно улыбнувшись, принялся сворачивать самокрутку из листочка старой газеты и табака-самосада.

Он уже и кусок газеты оторвал, и щепотью подцепил самосад из кисета и… высыпал его обратно – на дороге показалась пролётка поручика. Подъехав к парадному входу, остановилась.

* * *

На козлах, рядом с ямщиком, сидел вооружённый винтовкой жандарм. Соскочив с козел, он, став во фрунт, открыл дверку пролётки.

Поручик, лет тридцати офицер, в безукоризненно сидевшей на нём форме, подхватив саблю, спустился на «грешную землю». Во всяком случае так подумал урядник, увидав брезгливое выражение на его лице.

Подбежав, и вытянувшись по стойке «Смирно», отдав честь, урядник зачастил:

– Господин поручик, разрешите обратиться?

– Чего тебе, Николай Фёдорович? – не ответив на приветствие, поинтересовался офицер.

– Дело серьёзное, – ответил урядник, – местный житель, вы знаете его, некий Евсей с внучкой, прячет у себя в дому беглеца с каторги…

– Ты уверен в этом Николай Фёдорович?

– Я сам, господин поручик, видел его…

– Интересно.., интересно…

Поручик с любопытством взглянул на урядника.

– А внучка, как, хороша собой?

Лицо урядника затвердело.

– Так точно, господин поручик, – выкатив глаза, подтвердил урядник. – Очень хороша.

Что же, тогда понятен твой интерес, внутренне усмехнулся поручик. И понятно, откуда появился беглец… Не иначе, как хочешь нашими руками наказать строптивицу…

– Ну, что же, пойдём. Доложишь, что знаешь, – пригласил поручик Николая Фёдоровича.

Расположившись за столом, просмотрев несколько депеш, поручик поднял взгляд на продолжавшего молча стоять урядника.

– Что же молчишь, Николай Фёдорович?

– Дак я это… Жду вашего, господин поручик, позволения, – засуетился урядник.

– Так рассказывай, чего там произошло у старика с внучкой, – приказал поручик. – Поторопись, у меня дел невпроворот.

– Слушаюсь!

Урядник на один шаг придвинулся к столу, и слегка наклонившись, начал рассказывать:

– Я давно уже начал подозревать за ними, особливо за дедом Евсеем, странности. В лавке, где они закупают продукты, хозяин тоже удивляется…

– Что же удивительного обнаружил хозяин? – слегка иронично поинтересовался поручик.

– Дак, много чего интересного…

– Ну, приведи пример, Николай Фёдорович, – попросил поручик.

– Дак… хозяин говорит – они продухтов больше покупать стали… Али это не причина обратить внимание на такое дело, господин поручик? – Николай Фёдорович вопросительно посмотрел на начальника жандармского отделения.

– Конечно… Конечно… Это стоит пристального внимания лавочника, – согласился с доводом урядника жандарм.

Поручик на некоторое время задумался.

Урядник выпрямился и, выкатив глаза, преданно, по собачьи, стал ожидать дальнейших вопросов жандармского офицера.

Пауза затягивалась. Николай Фёдорович, устав «тянуться» перед офицером, слегка пошевелился.

Его движение не ускользнуло от внимания жандарма, и он заговорил:

– Это хорошо, что ты с усердием служишь…

Значит, сделаем так… Надо ещё понаблюдать за этим… стариком… Вы, урядник, последите за ним, и… его внучкой… дня два-три, и если обнаружите постороннего человека…

– Я сразу доложу вам! – торопливо произнёс урядник.

– Нет. Зачем же сразу мне, – недовольно сморщился поручик. У меня дел невпроворот.. Вы, уж будьте любезны, доложите всё вахмистру, а уж он…

– Понял, господин поручик! – опять вытянулся урядник. Всё докладывать господину вахмистру. Разрешите идтить?

– Идите, голубчик, идите,

Поручик, провожая взглядом урядника, опять подумал: «Вот хитрец какой. Нашими руками хочет и « рыбку съесть, и костью не подавиться…«», но отталкивать лишнего помощника не стоит… Нет, не стоит. Хотя… Вот уже год, как не было никаких случаев побега… Что он, сам придумал беглого, или…

Ну, да ладно, пусть последит, мало ли… Может и правда какой пришлый человек появился на моём участке,., особенно из этих, он заглянул в бумаги, ре-во-лю-циа-неров.

При одном только упоминании этого слова, поручик сморщился, словно разжевал кислую ягоду.

Но пока, слава богу, у нас таких людей не появлялось, прошептал поручик, и вновь склонился над бумагами. Затем, словно что-то вспомнив, поднял голову – а может прав урядник, и у деда скрывается революционер?.. Да, пусть понаблюдает, пусть…

Поручик откинулся на спинку стула, и достав папиросу, покрутил между пальцами не закуривая.

Глава восьмая

Евсей заметил незванного наблюдателя, и это очень насторожило его. Он догадывался, вернее, знал о злоко-зненном характере урядника, и понял, что всё это неспроста: что-то он замыслил против нас, что-то ему от нас понадобилось, решил Евсей.

Он позвал к себе Стешу и Найдёна, и смотря поочерёдно на внучку и юношу, волнуясь, сказал: