Отзывы на книги автора «Лев Данилкин»

Первое свидание

Всегда мечтал побывать в космосе.

Почему-то сразу вспоминается анекдот. За время пребывания на борту МКС вместе с российскими космонавтами первый космический турист Деннис Тито выучил три фразы: “здравствуйте”, “спасибо” и “куда ты, нахрен, руки суешь”.

“Из ресторанов в космос не летают”. Юрий Гагарин.

Апрель 2011 года. На полках ЖЗЛ Гагарина. 50 лет со дня первого полета. Надо брать.

Посмотрел в архивах погоду в Москве за 12.04.61. +2. Как сейчас. Весна. Грачи прилетели. Юра вернулся. Скоро приедет во Внуково. Будет идти по ковровой дорожке с развязанным шнурком на доклад Хрущеву.

Тысячи мальчиков начала 60-х обязаны своим именем ему, настоящему супергерою. Круче Элвиса и Мэрилин. Он очаровал молоденькую английскую королеву. Он приучил букингемских обитателей доставать лимон из чая, чтобы съесть его.

Юрий-Георгий, “земледелец” по-гречески. Он и сделал эту Землю: “Какая же она красива!” Под сиденьем спецпитание, удостоверение космонавта, пистолет, порошок от акул, цветной порошок для снега, чтобы легко было найти. Письмо жене уже отправлено:

- Валечка, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей, если будет возможность, то помоги им в чем-нибудь. <...> Ну вот, кажется, и всё. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко, вас обнимаю и целую, с приветом ваш папа и Юра.

Никто не знал, где приземлится: на Эверест ли, посреди океана ли. Вернулся на Землю в районе Саратова, где начинал летать на самолетах.

Все хотели быть похожи на него. И были на него похожи. Потому что все участвовали в космической программе. 12 апреля - сильнейший национальный антидепрессант после 9 мая. И почему хорошие вещи происходят с моей страной весной?

“Идея Гагарина”.

Данилкин: “Идея Гагарина” - в том, что решение проблемы дефицита электротоваров, обеспечение возможности критиковать начальство по телевизору и соблюдение 31-й статьи Конституции - всё важно сегодня и неважно завтра, а главное для человечества - на Марс, на Марс, на Марс. Что в этом, собственно, и заключается конструктивно понятая свобода - в работе, в возможности заниматься творчеством, в производстве новых знаний, в духовной экспансии, в преодолении самих себя. Что не плохое или хорошее государство, а сегодняшнее, наличное состояние материи, “физика” - есть то, что нужно преодолеть; выйти из физики к метафизике. Что каждый человек - “луч света, мчащийся на свидание с Богом”.

На уроках рисования задавали рисовать кувшин, а у меня все равно выходила ракета.

Вот и подошла к концу моя почти что трехмесячная эпопея с, чего уж там, одним из самых масштабных, самых требовательных, самых хватит-я-больше-не-могу текстов в моей жизни. «Ленин» Льва Данилкина доставил мне целый ворох самых разнообразных эмоций: от искреннего наслаждения и восторга вплоть до немого беспомощного крика и ипохондрии. Забегая наперед, могу точно сказать, что этот опыт запомнится мне не только этими психоэмоциональными качелями; он совершенно точно займет в моем образовании и культурном бэкграунде важное и полезное место. В конце концов, даже если скептически относится к тезису, что историю своей страны нужно знать, можно достаточно уверенно заявить, что ТАКУЮ историю такой страны можно и нужно хотя бы узнать (с вами случилась игра слов). И именно таким любопытным, всего лишь жаждущим немного узнать, я приступил к чтению «Пантократора солнечных пылинок» (альтернативное название биографии) очень мной уважаемого Льва Александровича Данилкина. Но так получилось, что одет я оказался совсем не по погоде. Литературное путешествие, которое создал Данилкин, оказалось гораздо более жестким, а где-то даже жестоким к «да мне просто интересно почитать». Но, обо всем по порядку, и начнем, пожалуй, с самого автора.

Кто не знает, многие годы назад, когда трава еще была зеленее, а Биг-Мак стоил всего… В смысле, что это? Ладно-ладно, в общем давным-давно, Лев Данилкин был штатным литературным колумнистом печатного журнала «Афиша» и, ничто, слышите, абсолютно ничто не указывало на то, что годы спустя этот человек создаст монструозный талмуд, по своей фактической проработке пугающий даже опытного читателя. Данилкин сам признается в послесловии, что, мол, ну а что делать, да, прочитал все 55 томов полного собрания сочинений Владимира Ильича. Ну да, и еще примерно столько же томов сопутствующих материалов. Понимаете, да, для многих, в том числе, для меня это просто 2 года чтения. А для него – подготовка к книге. Но, как я отметил выше, кредит доверия к Данилкину был очень высок. В конце концов, именно благодаря его рецензиям, я открыл для себя огромное количество новых авторов, многие из которых стали для меня литературными кумирами. А то, что человек так готовится, почти по методу Станиславского, к написанию биографии – что же в этом плохого? Даже наоборот, здорово (но немного пугает, ничего не могу с собой поделать).

Полное погружение в жизнь Ленина сопровождается не только тем, что Данилкин прочитал все его труды. Хотите верьте, хотите нет, но он и посетил абсолютно все доступные (некоторые не очень) места, в которых Владимир Ильич жил-писал-работал. И для понимания масштаба, а многие, в том числе и я, не понимают этой географии, это абсолютно феноменальный маршрут. Это, как и крупные европейские города (Лондон, Париж, Женева, Цюрих, Брюссель, etc), так и, например, пригород Кракова, швейцарская городская деревушка Зеренберг и, конечно же, остров Капри. Россия тоже не отстает: каждый домик, каждая деревушка, в которой Ленин был в диапазоне своей общественной и не очень деятельности – везде Данилкин побывал. И это еще бОльшие расстояния, от Самары до Симбирска. Дача на границе с Финляндией, где Ленин жил и работал в 1905-1907 – нет проблем. Подмосковная дача в Костино в начале 20-х – окей, это просто, я доеду на такси. Крошечная Алакаевка, где Ленин просто провел какое-то время в самом своем детстве – хорошо, я поеду на автобусе и пойду пешком, если туда не ходят поезда. Честно говоря, может создаться впечатление, что это too much, Лев, ты нас пугаешь, остановись. Но Данилкин идет по биографии Ленина с маниакальной точностью и достоверностью – в этом смысле его «Ленина» можно помещать в Палату мер и весов. Если вам нравится в нон-фикшнах подобная достоверность – добро пожаловать. Эта книга точнее, чем швейцарские часы.

И да, пускай у вас не создается впечатления, что подобная проработка материала вызывает какие-то сложности у читателя. Вовсе нет, возможно, это вообще какой-то мой пунктик на этот счет, как потребителя в основном художественных произведений. Сложность может возникнуть разве что от объема (900 страниц) очень насыщенного информацией материала – это да. Но в остальном, как биография, «Ленин» мог бы быть прекрасным примером того, как и должен работать биограф. Вот как, например, самый знаменитый биограф Запада Уолтер Айзексон работал над биографией Леонардо да Винчи? Сколько информации там потерялось и до сих пор не нашлось? Искал ли их Айзексон? На счет него не знаю, но Данилкин нашел даже то, что немного занесло песком времени. В этом смысле, если вам нравятся исторические книги с точной хронологией, и вам очень важно знать по каким именно улицам Москвы Ленин учился кататься на велосипеде в 1894 году – опять же добро пожаловать. Так, а в чем тогда моя проблема?

Язык. Я, признаюсь, не большой чтец биографией, не совсем знаю, как они пишутся, сколько там субъективизма можно насыпать на поле сухих объективных фактов. У меня есть представление как должен выглядеть такой вот «сухой объективный» нон-фикшн – это «Падение Третьего Рейха» Уильяма Ширера; книга, в которой автор – учитель истории, который дает истории самой говорить за себя. У Данилкина совершенно другая метода. Во-первых, он настоящий интеллектуал, его словарный запас пугающе огромен. В целом, у меня нет проблем, когда автор называет «водоворот» - «маелстремом», хорошо, пускай. Даже в нон-фикшне. «Филлеасфогговская одержимость» Ленина – чуть сложнее, это что, Жюль Верн? Ну хорошо, автор считает это наиболее подходящей метафорой. Но как вам это – «Ленин в тиаре из политических фанаберий» (что, простите?), или, чего уж там, можно и подлиньше – «практическая деятельность в мире борхесовских классификаций - в мире со странной топологией, деформированных общественных структур, заклинивших друг о друга плоскостей» (помогите, пожалуйста). Понимаете, да? И, поверьте, такие отрезки не нужно искать по тексту с лупой – они встречаются на каждой странице. И читать этот триумф эрудированности и интеллектуального превосходства порой крайне непросто.

Ок, но это еще всего лишь «во-первых». Во-вторых, когда вы разберетесь вообще, что такое «фанаберии» и «маелстрем», вам предстоит разбираться дальше. Вот, например, «борхесовские классификации» из последнего примера. Что это? Или вот, пожалуйста, текст-текст-текст «…выходит, из гойевского Коллоса - ну или по крайней мере Кустодиевского Большевика - Ленин превратился в чудака-изобретателя...» текст-текст-текст. Вот почему некоторые абзацы, даже если вам знакомы все слова, из которых они состоят, все равно читаются долгие минуты. Нужно отложить книгу, открыть Интернет, погуглить, как выглядят картины Гойи и Кустодиева, затем что-то прочитать о них; когда яснее не станет, вернуться к книге, прочитать абзац еще раз, ничего не понять, расплакаться, и так далее. И, если вы думаете, что метафоры и отсылки Данилкина касаются только традиционного искусства, то я вас умоляю, перестаньте. Ленин и Ким Кардашьян, Ленин и игра Ticket To Ride, Ленин и сайт «Госуслуги» - это ваши проблемы, если вы плохо знакомы с каким-то из этих явлений современной поп-культуры. Конечно, можно такие отрезки прочитывать по диагонали, но разве мы так делаем? Эта книга точно такого не заслуживает. Поэтому если вы вдруг не смотрели фильм «Выживший» с Ди Каприо, то идите и смотрите, отсылка к нему (кстати, неточная, Лев) здесь тоже есть.

Все вышеперечисленное порой, скажу честно, лишает чтение удовольствия. Это уже не чтение, а какая-то полунаучная работа, когда приходится сначала откапывать весь этот исторический или культурный бэкграунд, смотреть в словаре непонятные слова and all that stuff. Но на определенном этапе ты вдруг начинаешь понимать, что такое вот "чтение", когда сначала приходится узнавать о контексте, а потом все остальное, начинает доставлять *говорю шепотом* удовольствие. Поймите правильно, если вы хотите прочитать эту книгу и все понять – это займет у вас больше времени, чем как просто от чтения 900-страничной книги. И вопрос только в том, как вы проведете это самое лишнее время. Приведу простой пример. В главе про путешествие Ленина на остров Капри (в гости к Горькому, все верно), Данилкин упоминает, что уважаемые товарищи писатель и революционер находились недалеко от виллы видного немецкого промышленника Фридриха Альфреда Круппа «Фернзен». Того самого Круппа, который был «королем пушек» и вообще одним из главных военных промышленников на стыке веков. И конечно же, тебе хочется посмотреть, почитать про это, интересно же. Так вот, что самое смешное, ничего про виллу «Фернзен» я найти не смог (по найденной мной информации Крупп жил в люксе того же отеля, что и Горький - Grand Hotel Quisisana), однако, я узнал драматичную историю о том, что для Круппа остров Капри был местом невероятных кинки-вечеринок с явным и очевидным ЛГБТ-уклоном. Какой там «Ленин», что там дальше было с Круппом? Ничего хорошего, в Германии начала XX века гомосексуализм, мягко скажем, не одобрялся, Крупп был предан публичному остракизму. К этому кэнселлингу присоединились и итальянцы, попросив Круппа покинуть остров, даже несмотря на то, что немецкий промышленник вкладывал в остров огромные деньги, строил улицы и парки (сохранившиеся до наших дней). Крупп вернулся домой, где как-то очень подозрительно быстро скончался на своей вилле в Эссене. То, что Данилкин подкидывает между строк читателям такие интересные истории – это и есть то самое удовольствие, о котором я писал выше. Главное – погрузиться на нужную глубину.

Подобных историй в «Ленине» - огромное количество. Где-то Данилкин не утруждает себя в конкретизации (как с Круппом), где-то – наоборот, делает акцент. А когда Данилкин делает акцент, читать нужно внимательно. Одна из таких историй – это история Николая Баумана, одного из самых видных революционеров и двигателей дела Ленина. Я не буду пересказывать эту историю, о ней то Данилкин как раз рассказывает достаточно подробно. Если вкратце, Бауман как-то ухаживал за девушкой, девушка предпочла другого, Бауман начал себя вести достаточно токсично, начал говорить и писать про девушку компрометирующие гадости (это харрасмент, Бауман), девушка вскоре покончила с собой. И тут возникает как раз вопрос объективности-субъективности, потому что Данилкин выдвигает предположение, что именно этот поступок стал первым камнем раздора между Лениным (не осудил) и Мартовым (осудил), а впоследствии, как мы уже знаем из учебников по истории, расколом на большевиков и меньшевиков. Это всего лишь еще одна история, которую Данилкин находит для своих читателей уже сам, но как же ты по-другому начинаешь смотреть на события тех дней. Помните, я вам рассказывал в первом абзаце про «место в образовании». Да-да, это и есть то самое место. Конечно, тут есть вопрос о том, может ли биограф так, как будто бы нечаянно, разворачивать историю под таким углом. А с другой стороны – все аргументированно, и, пускай, субъективно, но это уже ваше дело, что делать с этим дальше.

Итак, что же получается (нет, я еще не заканчиваю). У нас есть очень сложный, (пере)насыщенный смыслами и понятиями текст, с которым иногда приходится сражаться не на шутку. Тот же самый текст – скрупулёзно проработанный, вплоть до каждого кусочка хлеба, что кушал Ленин; интересный, остроумный, рассказывающий читателю о самых важных и определяющих событиях не только одного человека, но и нашей собственной истории. Я уже вам примерно обозначил, какие истории в этой книге можно найти и как они сервированы. Но остается главный вопрос – а что же Ленин?

Безусловно, это книга о Ленине. С первого до последнего вздоха, от Симбирска до подмосковных Горок, Данилкин терпеливо идет за своим героем. Есть такое подозрение, что насыщение Лениным достигло у Льва Александровича таких пределов, что создается впечатление, что он как будто бы даже знаком со своим подопечным – настолько живо и точно даются какие-то ситуационные истории. Наверное, отношения «автор-герой» – одни из самых сложных и важных в художественной литературе, но вот парадокс – в этой биографии это и вовсе краеугольный камень. Мы еще дойдем до последней главы, но насколько ощущается развитие отношений Данилкина и Ленина сквозь страницы (хотел сказать романа) биографии. Юные годы – спокойный интерес к становлению персонажа. Первые европейские вояжи – Данилкин ходит по тем же улицам и внимательно изучает все окружающее – какой такой воздух превратил Володю Ульянова в лидера огромной страны? Болезненные неудачи 1905 года – живой интерес к тому, как Ленин переживет свой крах. Триумф 1917 года, конечно – радость (мне кажется) автора за своего героя. В дополнение к этому, а это тоже важно, Данилкин очень внимательно следит за отношениями Ленина с другим очень важным человеком этой истории – Надеждой Крупской. Немного аляповато (последние страницы биографии почему-то состоят из единственного ничем не аргументированного домысла – зачем?) Данилкин посвящает ей самые последние строки своей книги.

Но, наверное, лучше всего представление о Ленине (и о человеке, и о книге) дают две последние главы его биографии. Предпоследняя из них «Костино.1922» (куда-то, кстати, делся 1921 в хронометраже, но Бог с ним, это неважно, в книге он есть). То, насколько точно уловил Данилкин переход Ленина-человека в Ленина-сущность проявляется именно здесь. Тогда, в 1917-1918, это все равно еще человек, много думающий, много решающий, строящий и рушащий одновременно. Но именно в «костинской» главе Данилкин глобализирует повествование - нам больше рассказывают про политические процессы, создание Коминтерна, войну, как Мировую, так и Гражданскую. Ленин, начиная с конца 1920 года почти перестает быть живым человеком, а превращается в энигму коммунизма - бестелесного сверхразума, который, нет, не присутствует как герой нарратива, он и есть сам нарратив (а еще он есть коммунизм, мировая революция и тень Чингисхана). И Данилкин ловит этот момент как будто на фотокамеру – вот он, Ленин-вождь, вот здесь он стал историей. После всех этих камерных и полуинтимных зарисовок из жизни Ленина, прекрасно видна та трансформация, которая с ним случилась, не физически - но материально.

Костино в этой самой, предпоследней главе почти нет, потому что нет Ленина-человека. Данилкин знакомит читателя с отношениями Ленина с тремя большими сущностями: техническим прогрессом (электрификация и железные дороги), крестьянством (жил то в деревне в эти годы) и религией (сами знаете). И тем оглушительнее бьет читателя глава следующая, она же последняя – «Горки.1922-1924». Только нам показали такую громаду, как вот, он же, лежит, разбитый инсультом, на своей даче в Горках. Этот очередной переход – опять имеет потрясающую силу, мы снова видим Ленина-человека, такого же беспомощного и живого, которым он был, когда его выкидывали из страны или сажали в тюрьму. Но в этот раз его слабость исключительно физическая, как будто кто-то лопнул внутри него воздушный шарик. Данилкин сопереживает герою, как будто это его близкий друг. Ленин-человек умирает в последних главах дважды, оставаясь уже только в нематериальной оболочке (и живет до сих пор). Справедливости ради, материально он тоже все еще на Красной площади, но это уже другая история. Две последних главы «Ленина» - это пример настоящего мастерства, пример блестящей работы автора с материалом. Это однозначно то, ради чего стоит потратить свое время на эту книгу. Много времени. Очень много.

Но закончить я хочу немного другим. Удивительно, конечно, как события столетней давности до сих присутствуют вокруг нас. Я ради любопытства начал прикидывать со сколькими героями книги я взаимодействовал в последнее время. Это абсолютно поразительно, смотрите сами. Ок, Ленина я не беру, но как демиург коммунизма и как библиотека он существует в Москве. Смотрите дальше, работа – рядом площадь Воровского (Госиздат), есть. Крупская стоит чуть дальше, в конце Большой Лубянки. Чтобы от Воровского далеко не отходить – на Войковской (Войков, один из тех, кто организовывал расстрел царской семьи) есть парк его имени, а рядом площадь – Ганецкого (управдел Народным банком). Чуть-чуть отъехать вниз – на станции метро Аэропорт стоит огромный Энгельс. Любимый кинотеатр детства «Прага» - на площади Зденека Неедлы (один из первых членов Компартии Чехословакии). Практику на втором курсе проходил на улице Кржижановского (один из создателей плана ГОЭЛРО), обедал там же не раз на улице Ивана Бабушкина. Улица Дмитрия Ульянова – там же. Друзья из Бауманки и Плешки. И это я просто вот так, навскидку. Теперь хотя бы знаю, где и вокруг чего я существую. Интересное соседство, конечно.

Но это не вывод, просто наблюдение, а вывод немного другой. Помните, я сказал в первом абзаце, сейчас я сам себя процитирую, секунду: «даже если скептически относится к тезису, что историю своей страны нужно знать, можно достаточно уверенно заявить, что такую историю такой страны можно и нужно хотя бы узнать». Так вот. Историю нужно знать обязательно. Там столько ответов на актуальные вопросы. Ну а пока…

Читайте хорошие книги и берегите себя.

Ваш CoffeeT

Когда Льву Данилкину ещё не надоело быть критиком, он постоянно умудрялся вызывать у меня противоречивые чувства. Читая книги, на которые были написаны самые хвалебные, мудреные, остроумные и, чего уж, позёрски элегантные рецензии, я то и дело бывала вынуждена захлопывать их и в недоумении таращиться на обложку: неужели та самая книга или мне эксклюзивный экземпляр достался, где все феноменально смешные убийства или артистические исследования теории экономики, например, нещадно отцензурированы? Не совпадали мы с ним в положительных оценках почти никогда. Зато уж если напишет, что, мол, фигня невразумительная - точно, она и есть. Но он так никогда почти и не писал. Обычно следовали витиеватые периоды, внезапные тире, неоднозначные похвалы, перемежаемые точками с запятой и - бац! - опять двойка. Непонятно...Или вот ещё... Ладно, возможно, противоречия чувствам добавляла еще и

Критики и жены космонавтов всегда помогали ей родиться. Но теперь я сама вроде как... критик (вместо точек - любой эпитет по настроению), а Лев Александрович написал биографию, про которую я сейчас - сюрприз! - буду рассказывать, что это главная книга года.

Иконография Ленина обширна, но не разнообразна. С одной стороны официозные панегирики, воспоминания со слезой в голосе, тяжеловесные тома, навевающие тревожный коммунистический сон, тонны всякого дидактическо-методического и каноничные книжки для самых маленьких ленинцев. Ни в коем случае не раскраски, раскрашивать могли только члены союза художников, под неусыпным присмотром, чтоб за контур не залезали. (Что не мешало творцам эпохи позднего застоя именовать госзаказ на портреты вождя к титульным праздникам пренебрежительным "лепить куличи"). Куличи Ильичи получались большие и поменьше, с прищуром или без, с кепкой или "Правдой", в балетной позиции или на лету. Но в целом одинаково монументальные, требующие колера ведрами и гранита глыбами. С другой - постперестроечное исступленное брызганье ядовитой слюной на дальность: какую страну погубил злобный карлик-маразматик-сифилитик-немецкий шпиён-английский шпиён - "жыд!, - тогда понятно" - нужное подчеркнуть; закопать, сжечь, забыть - в любой последовательности. Это вот плюс гриб плюс малочитаемые иноземные монографии - пожалуй и всё, что мы (так называемые "широкие круги") имели по теме до данного, не постесняюсь этого слова, исторического момента.

То обстоятельство, что на фоне тотального plants vs. zombies появилась живая, своевременная, не следующая агиографическому канону и старательно непредвзятая книга Данилкина - при всех возможных скидках на индивидуальное неприятие несколько пижонского слога и претензиях типа "не сказал ничего нового" (что тут скажешь?) - имеет архиважное значение. Это я не к тому, что новейшую биографию нужно по привычке заламинировать и сдать в музей или же, наоборот, ритуально сжечь, а к тому, что теперь она точно не последняя в таком роде, дорога разведана - и это хорошо, потому как история жизни человека, в любом случае основательно повлиявшего на то, как выглядит современный нам мир, нуждается и будет нуждаться в переоценке каждым следующим поколением, независимо от того левацкие царят настроения, ультрамонархические или близкие к анабиозу.

Поэтому ничем другим, кроме как лингвистическим пуризмом, я не могу назвать и объяснить претензии к публицисту 1-ой четвери XXI века, что текст, мол, пестрит актуальным сленгом, что Чернышевский что-то вроде Пелевина того времени, что у финского полицмейстера "ангрибёрдзовская фамилия", Плеханов выступает на "марксистких лабутенах", а Ленин "генерирует мемы" и "чекинится в Праге". Что с того? Это проблемы издателей в легкообозримом будущем, если им приспичит репринтнуть "Пантократора" с развёрнутыми пояснительными сносками для любителей ретро. Книга момента, необходимая здесь и сейчас, не столько выпущенная к столетию революции, сколько приобретшая товарную спелость к 2017 году. Ленин для хипстеров? Да бросьте, не бывает никаких хипстеров. Или это тоже они?

Не зря многие мемуаристы, рассказывая о своих первых шагах в марксистских кружках, упоминают «нигилистский» вид будущих большевиков: косоворотка, студенческая фуражка, синие очки, волосы до плеч; впрочем, сколько ни обвиняй молодого Ленина в «ткачевщине» и «нечаевщине», копированием внешних атрибутов этой публики он точно не злоупотреблял.

И если не злоупотреблять пагубной привычкой идентифицировать население по форме штанов, лицевой растительности и гаджетов - можно предположить, что многим из тех, кто не успел пощеголять пионерским галстуком и разучить соответствующую клятву, будет не только интересно, но и небесполезно читать эту книгу. Тем более - тем, кто успел, и имеет основания воспринимать любую лениниану как идеальный инструмент карательной психиатрии.

Из сказанного можно сделать вывод, что книгу я расхваливаю как некий символ, внезапный разрешительный дорожный знак при въезде на дикие территории незашоренных мыслей, где уже обитает вольный следопыт Лев Незамыленный Глаз. Но будут и менее абстрактные плюсы, ещё даже не вечер. Раз: "ленинская филиасфогговская энергетика поразительна даже по нынешним временам", и Данилкин не отстает от него ни на шаг (вперед или два назад), он - признаюсь, это произвело на меня сильное впечатление, ибо никак не вязалось с образом салонного остроумца - честно побывал во всех (!) местах, где когда-либо ступала нога его персонажа: ест помидоры в Шушенском, рифмуя Енисей с Колизеем, лезет на гору Салев в Альпах и в соляные шахты под Краковом, едет ночью на электричке в Репино, бродит по питерским подворотням, заглядывая в окна, пытается добраться до Смольного на трамвае и прорваться в режимные учреждения, допрашивает старушек-смотрительниц захолустных музеев и солидных владельцев исторического общепита. Лондон, Женева, Капри, Цюрих, Париж - везде он шарит по карманам времени, гоняется за призраком коммунизма, ищет следы и ключи, пытаясь почувствовать и передать ту самую предгрозовую, бурную, обыденную и страшную атмосферу вековой давности - аттракцион для любителей "исторического трейнспоттинга".
Два: история, которую он рассказывает, не приукрашена громкими сенсациями, не озарена молниями внезапных прозрений и не сопровождается симфонической музыкой в драматических местах, но имена, привычные до оскомины и знакомые большинству по осыпающимся номерным табличкам в спальных районах, оказываются принадлежащими неожиданно интересным живым людям, а не условным видным деятелям и членам РСДРП(б) с такого-то клятого года.
К бесспорным плюсам: отсутствие рыхлости, невзирая на объем - внимание читателя удерживается на одном напряженном уровне, внимание к деталям - без обмусоливания сплетен и обнюхивания исподнего. Автор не гадает на кофейной гуще, редко использует сослагательное наклонение и в тех сомнительных местах, где моментом подключилась бы буйная фантазия ну хоть Быкова, Данилкин рыцарственно отступает на позиции беспристрастного исследователя. (Нет никаких документальных свидетельств романтических отношений с Арманд - ну и не наше дело их домысливать.) Ему хватает вкуса и ума не только не проводить произвольные параллели с текущим моментом, но и отказаться от далеко уводящих выводов и чтения морали. При этом анализ событий в их взаимосвязи и развитии, попытки разобраться, что же происходило на самом деле в мире, стране и ленинской голове, чем всё это кончилось и кончилось ли - довольно убедительны.

Кусая себя за хвост, назначаю плюсом противоречивые чувства: неужели тот самый Ленин? Почему бы и нет? История любит открытые финалы (и умеет их готовить).

Автор заканчивает свою книгу этими словами Гагарина, а мне захотелось ими начать ее.

"Из ресторана в космос не летают" Смысл нетрудно понять. Легкомысленно прожигающим жизнь путь в космос заказан".

Книги серии ЖЗЛ отличаются в большинстве своем тяжеловесностью, казенностью академического стиля и перегружены перечислениями источников и их цитированием. Автор данной книги приятно удивил своим нестандартным построением повествования хотя он тоже использует множество цитат, но источник их оказывается в конце книги, а потому цитаты органично вплетаются в сюжет, нисколько его не утяжеляя.
Наоборот цитаты показывают нам одни и теже события в восприятии разных людей, а потому отличающиеся иногда очень сильно как, например, рассказы о том как Гагарин получил травму, оставившую глубокий шрам над его левой бровью. Сюжет варьирует от романтического или официально героического до банально бытового в зависимости от того, кто об этом говорит.
А со времен "благословенных" или "проклятых" 1990-х ( здесь восприятие разнится) в моду входит "отрыть" что-нибудь гаденькое в жизни героя, о котором пишут газеты, сочиняют стихи и песни. Ведь, если даже найти какой-нибудь грязненький эпизодик, то он поднимет обывателя хотя бы в его собственных глазах на тот же уровень героя, при этом без всяких усилий. И вот такой "интервьюер" спрашивает :

"А было ли что-то такое ? (Автор вопроса при помощи интонации дает понять, что в идеале ему бы хотелось услышать о причастности юного Гагарина к серии ритуальных убийств".

Но увы и ах - не липнет грязь к плащу "рыцаря без страха и упрека". И множество людей описывают Гагарина человеком веселым, но одновременно и целеустремленным, который использует свою популярность не в корыстных целях, а помогая всем кто просит чем-то помочь.

Автор ведет читателя от скупых воспоминаний семьи Гагариных о двухлетней оккупации, о жизни будущего космонавта в вырытой землянке в огороде, так как немцы выгнали их из собственного дома.

"Для беллетриста особенный интерес представляет немец Альберт по прозвищу Черт, фамильный кошмар Гагариных, живодер и изверг. Без каких-либо усилий можно представить себе роман, написанный от его имени: 12 апреля 1961 года, ГДР, он узнает по радио, что русские запустили в космос человека, который родился в деревне Клушино, - и начинает вспоминать, что во время войны простоял несколько месяцев как раз в этой деревне, где все это время его изводил восьмилетний мальчишка; наверняка Альбертова версия событий чем-то отличалась бы от версии его контрагентов, Гагариных".

Но и без всякого вымышленного беллетриста преподователь Саратовского аэроклуба, где учился впервые летать Гагарин, скажет о насмешке истории и ее символизме:

" В середине 20 века мальчишка прозябал в землянке: совсем как троглодит - житель словно бы возвратившегося каменного века. А в это время немецкий ученый Вернер фон Браун готовил для своего фюрера "вундерваффе" - "чудесное оружие"... "Чудесное оружие" не помогло фашистам утвердить "Новый порядок", базирующийся на том, чтобы Гагарины, ютящиеся в землянках, работали на фон Браунов, роскошествующих во дворцах ...и через 16 лет после войны все тот же Вернер фон Браун - Вернер Коричневый , коричневый не только по фамилии, но и человеконенавистнической своей сути, - прослыл отцом американской астронавтики".

Символизм в том, что отец американской астронавтики и гордость американской демократии - нацистский преступник и партнер Гитлера. А насмешка истории, что русский конструктор Королев заткнул за пояс фон Брауна, со всей стоящей за ним мощью Америки. И первый спутник Земли - советский, и первые живые существа в космосе - собаки на советской ракете и первый человек в космической ракете, той самой звездной мечте Гитлера и фон Брауна - советский офицер. Это не просто насмешка истории, а смачный ее плевок!

Закончилась оккупация и на освобожденной территории открываются школы. Многие дети как и Гагарин старше на два года того возраста, когда начинают учиться.

"Н.В. Кондратьева, учительница Гагарина в 3-м классе, вспоминает, что "окна школы были наполовину заколочены досками", а ученики были постоянно полуголодными, на большой перемене она "шла с фанеркой в учительскую, где на каждого ребенка выделялся 50-граммовый кусочек хлеба, посыпанный сахаром, а потом с этой фанеркой обходила всех ребят, и каждый брал свой кусочек".

И дальше вся жизнь Гагарина ведет его к 12 апреля 1961 года. Он учится на "пятерки", читает книги летчиков и о летчиках, читает Циолковского и закаляет тело тренировками. Скептический читатель может усомниться в "пятерках" Гагарина и посчитать это позже подогнанной советской пропагандой. Но это задокументированный факт, так как рука судьбы направила журналистское перо многотиражки "Заводская правда" написать о лучших учениках школы рабочей молодежи и первым там оказалось имя "нашего Юры". И это 6 июня 1951 года, до полета Гагарина остается меньше 10 лет.

"Кстати, если уж на то пошло, "почему советский спутник оказался первым в космосе? Да потому, что у американцев были базы в Европе для военно-воздушных сил . Они могли бомбить Москву с европейских баз обычными самолетами.
А мы не могли ответить Америке никак... У нас был огромный стимул. Единственная возможность ответить американцам на удар по Москве - это ответный удар по Вашингтону и Нью-Йорку. Это все у нас понимали...И запуск первого спутника, который мы провели в спешном порядке, имел целью вовсе не изучение космоса. Главное было - показать американцам, что мы их можем накрыть. И они это поняли. Раз мы можем запускать спутники, значит, любой город Америки может быть, увы, поражен. Я считаю, что это - очень сильно способствовало сохранению мира."

Какое дежавю спустя 60 лет! Опять повторяется вариант Карибского кризиса, когда американцам пришлось утереться и отползти. Урок не усвоен.

А Гагарин тем временем, закончив Оренбургское летное училище, выбирает не теплую Украину или даже Оренбург, а выбирает как Саня Григорьев суровую Арктику. По тем временам как пишет Лев Данилин - это верх крутизны, еще круче только работа летчика-испытателя.

"Не просто летчик, а полярный летчик. Может летать зимой,ночью, в пургу, исключительно по приборам; и никогда не сдается. Как Саня -"Бороться и искать, найти и не сдаваться "- Григорьев в "Двух капитанах". Каверинский роман, кстати, вышел, когда Гагарин был еще подростком, а вот
экранизация - в1955 году, как раз примерно в тот момент, когда он совершает первые свои полеты.

А вскоре появляется советский спутник, с которого и начинается эра космонавтики. За ним выходит роман Ефремова "Туманность Андромеды", накрывший население СССР словно "психической бомбой", дав не абстрактное будущее, а конкретное. Гагарин среди тысяч других летчиков станет проситься в космос. А дальше годы отборов и подготовки, больше напоминающей изощренные пытки с физической и психической перегрузкой, первой команды из 20 человек.

И вот кульминация - полтора часа в космосе. А дальше началась не менее напряженная жизнз первого космонавта, состоящая из множества поездок по стране и по всему миру, выступления, конференции, интервью и снова поездки, конференции, встречи.

Конечно, "на руках весь мир его носил". Но не проигравшие американцы. Своры их шавок-журналистов постоянно пытаются ставить вопросы-ловушки и пишут гаденькие статьи - ну не умеют они проигрывать с достоинством.

Автору несомненно удалось уйти от официоза с одной стороны, а с другой стороны от сплетен всех официанток, когда-то работавших в отелях, где останавливался Гагарин, а, проходя мимо, мог улыбнуться и вызвать взрыв фантазий, которыe с годами стали путаться с реальностью.

Лев Данилкин настолько проникся жизнью и подвигом Гагарина, что даже упомянул о символизме роли Гагарина в истории человечества.

"Православная Пасха в 1961 году праздновалась 9 апреля. 12 апреля, соответственно было средой Пасхальной недели. Разумеется, важно не то, что была среда, а то, что была весна, что было утро, что он упал на пашню - ну да, как проросшее зерно, как вернувшееся солнце, как воскресшие Осирис, Адонис, как Христос; невозможно не обращать внимания на всю эту удивительным образом совпавшую символику , на то, как фантастически ловко он, среди прочего, вписался в календарный миф о возвращении-воскрешении....Полет был своего рода распятием, а возвращение - Пасхой....напоминает "явление Христа народу"...Вообще, если вы думаете, что все эти подозрительные совпадения - тоже "умер" и "воскрес"весной, тоже сын плотника - никому не приходили в голову, то вы ошибаетесь....Известная триада "Циолковский - Королев- Гагарин" соотносится с христианской тернарной моделью "Отец - Сын - Дух" слишком уж очевидным образом; но на самом деле такого рода "совпадений" было гораздо, гораздо больше. Анна Тимофеевна и Алексей Иванович - как Мария и Иосиф; немцы в Клушине - как Ирод; переезд в Гжатск - как бегство в Египет".

Можно добавить и возраст - 34 года.

Как и автору мне не хочется заканчивать на такой грустной ноте, хочется верить, что мечты Королева и Гагарина о полетах на Марс и Луну скоро сбудутся и мы увидим следующих героев космоса.
Книга читается с интересом и удовольствием, которого до этого я не испытывала, читая "ЖЗЛ".
Огромное спасибо Льву Данилкину.

Должны же быть какие-то границы. Должны быть какие-то рамки. Не знаю. Нормы какие-то. Пределы. Определенно, должны быть. Тем более, когда речь идет о «Молодой гвардии» и биографии известного человека.
Или не должны? И можно творить что угодно? А в отношениях «биограф/историческая персона» тоже действует пресловутое правило «никто никому ничего не должен»? Автор пишет биографию как хочет, и мое дело как читателя молча поглощать продукт и не вертеть носом?
Правда?
Ну, ок. Давайте попробуем.

***
Что для вас первый полет человека в космос? Кто для вас Юрий Гагарин? Что вы знаете о нем? Насколько ваше представление совпадает или наоборот разнится с официальной версией блестящей жизни героя? Каким образом мальчик из маленькой смоленской деревни добился того, что стал всемирно известным космонавтом, всеобщим любимцем, всюду узнаваемым героем, фаворитом и иконой? Какой путь он проделал от ремесленного училища в Люберцах до официального обеда у английской королевы?

Даже если вам кажется, что вы можете ответить на большинство этих вопросов, биография Льва Данилкина пополнит ваши знания интересными подробностями, любопытными деталями и проверенными историческими фактами. Живым, доступным для современного читателя языком, российский писатель, лауреат премии «Большая книга» (2017), литературный критик, Лев Александрович Данилкин расскажет вам о легендарной фигуре отечественной истории. В добрый путь, любознательный читатель!
***
Где-то здесь должна стоять табличка «Сарказм». Хотя, господа, пишу я сейчас чистую правду. Каждое слово. Но кто из нас не знает – стоит немного изменить тон, добавить парочку ядовитых метафор, немного издевательского подтекста, и пожалуйста. Восприятие меняется в корне. Так вот, именно такое впечатление у меня от биографии Гагарина пера Льва Данилкина.  Плохо скрытый сарказм вкупе с ядовитыми шпильками в адрес отказавшихся сотрудничать.

«И тогда как все остальные их одногруппники по ремесленному либо умерли, либо используют технологию «стелс» и никак не проявляются на радарах, Тимофей Андреевич, напротив, жив, здравствует и не делает вид, что автор книги о его однокашнике для серии «ЖЗЛ» – всего лишь еще одно докучливое насекомое, бьющееся к нему в окно».

Не так давно, читая биографию Александра II, я радовалась тому, что за историей жизни монарха отчетливо прослеживается фигура биографа. Автор не растворяется, но и не претендует на первенство. Тонкая грань, большой ум, истинное удовольствие от чтения. В этот раз я познакомилась с книгой, в которой тонкая грань превратилась в сарказм на грани фола, а большой ум едва не потерялся в современных метафорах и прямолинейном стёбе. И вроде бы все замечательно, сам Юрий Гагарин не осмеян, дань уважения отдана… Ну, т.е. – а к чему тут придираться-то? Ткните пальцем в чем тут проблемы-то? Все очень корректно. Угу. Действительно, все очень корректно, да вот только что-то неотступно коробит, царапает, раздражает и вызывает глухое недовольство. Ну вот какое-то неодобрение на пустом месте. Ну вот прям не знаю, почему.
 
«Счастливо избежавший депортации в Томск, Юрий Гагарин был призван в ряды Советской Армии 27 октября 1955 г….»

Табличка «Сарказм». На всякий случай, поясню: речь идет о том, что Гагарин избежал распределения в Томск. А вообще, таких примеров не мало. И лично мне каждый резал слух. Сравнение семьи Гагариных с семейкой Адамс, газетной заметки с «твиттер-посланием президента Медведева», описание занятий в «Дороге в космос» сравнивается с описанием занятий в Хогвартсе Джоан Роулинг. И проч. Я не знаю, господа, права я или нет. Да, я отлично понимаю, что это стиль автора, это его право и его инструменты, чтобы сделать текст более живым и ярким. Я понимаю, но принять не могу. Мне это мешало. Мне не хватало границ. Даже несмотря на то, что сама по себе книга мне очень понравилась и оказалась очень полезной. Во-первых, потому что я испытала неподдельное чувство гордости и патриотизма (я сейчас совершенно серьезно и без всякого стёба), во-вторых, потому что накануне 12 апреля, эта книга пришлась как нельзя кстати на работе, на основе фактов из нее я придумывала загадки о Гагарине детям, начиная с 5 и заканчивая 10 классом. Это действительно, интересная книга!
Но это не мой стиль. И не мой уровень границ…

Существует мнение, что о границах говорят те, кому больше не о чем говорить. Те, кто не хочет говорить о чем-то более серьезном и волнующем его. В данной ситуации я с этим утверждением не согласна. Я думаю, границы, которые устанавливает автор биографии со своим героем, непосредственно касаются границ в его взаимодействии с читателем. Сейчас мои границы нарушены. И мне это не нравится.

«В политике нет морали, а есть целесообразность. »
Книгу начал слушать в аудиоварианте в исполнении С.Кирсанова, который читает довольно быстро, поэтому сложные моменты и тонкости содержания, сознание пропускает, зато особенно выделяются места, где автор беззастенчиво надсмехается над главным героем. Чтобы уточнить действительное отношение автора к Ленину, прочитал несколько интервью с Л.Данилкиным и просмотрел видео с ним на YouTube. В итоге был в недоумении по поводу противоречия содержания книги и мнения самого автора о Ленине. Оказалось, что автор позиционирует нейтральное отношение к Ленину, нет у него к нему любви и ненависти. Идея о книге пришла во время оппозиционного движения белоленточников в 2011 году. Автор считает, что попытки задвинуть и забыть Ленина, несправедливы, что его идеи до конца не разрешились в России и еще актуальны. Хорошо, но зачем тогда столько издевательских и насмешливых строк в его сторону? Может это месть автора после прочтения им 55 томов Ленина?

Из интервью Л.Данилкина узнал, что в книгу вводится рассказчик, который исследует жизнь Ленина. Рассказчик сначала имеет одну точку зрения, скептическую, а в дальнейшем меняет её и относится к Ленину более серьёзно. Идея с рассказчиком затемняет мнение самого автора. Не видно, где кончается рассказчик и начинается автор. Более того, всё это начинает выглядеть как постановочная игра, в которой теряется смысл самой биографии как серьёзной работы. Автор скрывается за рассказчиком, говоря, что его мнение не сходится с мнением рассказчика. В итоге, по крайней мере до 2017 года, биография имеет малосерьёзный вид, описывающий реакцию на Ленина выдуманного рассказчика. Рассказчик, где не понимает Ленина, начинает мутить, хамить, язвить, принижать Ленина, внушая читателю, что все это ерунда.

Не смотря на то, что автор пытается скрыться за рассказчиком, его все равно слишком много в тексте. Сам образ рассказчика, отражает фантазию автора. В тексте множество комментариев по поводу эпизодов из жизни Ленина. Автор посещал ленинские места и делится с читателем о своих впечатлениях. Все это мало говорит о самом Ленине, но вынуждает меня, как читателя, оценивать психологические качества автора, который по мере рассказа лихо скачет по временным событиям, делая отступления от основного рассказа, выстраивает навороченные предложения, с обширными вложениями, объясняющими основную мысль. Прыжки как в рассказе, так и в предложениях, усложняют чтение. Добавим к этому эрудированность и интеллектуальность автора. Это конечно не недостаток, тем не менее дополнительно напрягает читателя, когда читая о событиях начала прошлого века встречаешь современный сленг или отсылку к героям произведений, фильма, сериала с выстраиванием метафор. Все это конечно украшает текст, но переизбыток, с несущественными деталями, утомляет и концентрирует не на биографии главного героя, а на авторе.
Примеры текса о Ленине:

«Единственное место во всем городе, где над Лениным могли помахать веером и смазать его синяки зеленкой … была «большевистская столовая», где как раз и нагуливали бока «ленинские бараны».

Представьте, что к вам подселяют буйного соседа, который воплотил в себе черты характера и особенности поведения алкоголика, склочника, домашнего тирана и финансового махинатора; у вас нет способов не только избавиться от него, но и прогнозировать, чего ожидать в ближайший час: он то ли подкрутит счетчик, то ли отравит собаку, то ли попытается приватизировать вашу жилплощадь, то ли набросится на вас с палкой с гвоздем.

автор изгаляется, глумится, грозит, проклинает, ерничает, финтит, стращает, костерит, чихвостит, умасливает – и долдонит, долдонит одно и то же по сто раз…»

О работе «Материализм и эмпириокритицизм»:

«Эта книга, по сути, целиком написана из вредности – представьте себе старуху Шапокляк, которая провалилась в энциклопедическую статью «Эмпириомонизм». Вредность эта вредит и самому автору. Раз за разом один и тот же прием: Ленин цепляется к какому-то невинно выглядящему фрагменту работы своего оппонента – и картинно, по-фома-опискински, хватается за голову: о ужас, что он такое говорит! «Публично протанцевал канкан»! Скатился в болото реакционной философии! Это не марксисты, это обитатели желтых домиков! Бейте его! Автор глумится, изгаляется, ерничает, долдонит одно и то же, хлещет «махистов» кнутом, льет ученикам «школки» Маха и Авенариуса на головы раскаленное масло, травит дустом; ленинская «полемика» напоминает технику «липкие руки» в китайском боевом искусстве вин чунь – когда атакующий, находясь на очень короткой дистанции, находится в постоянном контакте с противником и просто не дает ему нанести удар, работая руками и локтями часто, быстро, беспрерывно…»

Ну а смысл для читателя множества подобных изысков? Если только разрушить, если вдруг сохранился, памятник Ленину в своем сознании.

Примерно с момента германского «пломбированного вагона», рассказчик снижает степень глумления и издевательств над личностью Ленина в несколько раз. Автор… или рассказчик начинает по серьезному исследовать происходящие события, игнорируя недоказанные домыслы и наветы на личность Ильича.
Особенно интересует Л.Данилкина работа Ленина «Государство и революция». Он много внимания уделяет анализу этой работы.
Вторая версия рассказчика повествует о другой личности Ленина. Ленин первый по всей логике своего сумасшествия не мог стать Лениным вторым. Напомню, что автор отстраняется от своих рассказчиков, тем более запутывает читателя. Вкрадывается подозрение, может и вторая версия Ленина, это просто игра автора и глумление, но уже над лучшими чувствами читателя.

Вторая часть книги излечило раны от первой и скомпенсировало мою оценку в положительную сторону. Автор местами старался быть объективным, выдвигал собственные версии произошедшего и они были интересны, за ними чувствовался человек, а не мнимый рассказчик.

При восприятие книги в целом, обе части можно попытаться сложить. Первая часть разрушает советский культ, выделяет Ленина из обычных революционеров, показывая наружность без углубления. Вторая часть демонстрирует гениальность, масштабность, подвижность в мысли и действии. Обе части, для меня, говорят об одиночестве, об отсутствии равных сотрудников.

Главный недостаток книги – перебор с глумлением и ёрничаньем в первой части, от которых устаешь и отвлекаешься от основного текста.

Не знаю, в том ли дело, что моим первым чтением на английском была книга Марии Прилежаевой The Life of Lenin (с великолепными иллюстрациями Ореста Верейского), или в том, что я знал почти наизусть Книгу для чтения по истории Древнего мира , в которой воспевались восстание Спартака, восстания рабов на Сицилии и восстание Желтых повязок, или в чем-то еще, но герои революций всегда были в моем личном пантеоне. Жизнь в 90-е в «красном поясе» России, разруха, постоянное отсутствие электричества, выживание за счет участка с картошкой слегка способствовали нелюбви к новой власти, подхваченной у взрослых. В этом ключе резкий медийный натиск на старые символы, в том числе и на Ленина, коробил меня и вызывал к жизни еще большую симпатию к тем, кого высмеивали и хаяли. Нет уже давно той незамутненности, с которой я тогда смотрел на мир. Все обладает оттенками и полутонами. Но костяк миросозерцания, пожалуй, остался.

Поэтому, конечно, книга Данилкина как раз для меня. Данилкин (сильно изменившийся как автор со времен его веселого, но, пожалуй, поверхностного, Юрия Гагарина ) сумел меня подкупить тем, что прошел большую эволюцию от первых глав к заключительным пассажам. То, что начиналось для него как довольно легкая прогулка по ленинским местам (жестко заданный формат – тут Ильич жил и делал то-то, а я в начале XXI века нашел здесь а) то же место б) новодел в) музей и т.д.) превратилась в некий диалог со своим героем. Автор бросил в утиль почти все новомодные словечки, которыми пестрели первые пара-тройка сотен страниц, избавился от легковатого тона и стал писать о человеке, который решился.

Салонным марксистом быть довольно легко. Марксизм, в известном смысле, это просто здравый смысл в науке, позволяющий понимать, что, в конечном счете, заставляет двигаться государственные машины. От этого понимания довольно далеко до создания подпольной партии и попытки взять власть.

Самое интересное в книге – именно описание этого процесса превращения теоретика, интеллигента, пусть и сварливого, колкого, занудно-мелочного, в человека, который решился взять власть в распадающемся государстве. Видно, что многие крупные фигуры в большевистской партии не были готовы к этому переходу, все ждали созревания неких условий или как-то по-иному успокаивали себя. А вот Владимир Ильич потому и стал демиургом XX века, что решился.

Заметную часть книги я прочитал во время пребывания в питерском 1-м меде. Было как-то странно сознавать, что решение о захвате власти принималось совсем рядом, на набережной Карповки, что бывшая Широкая с квартирой Елизаровых тоже рядом. В Питере до сих пор столько ленинских мест, что в известном смысле это все еще Ленинград.

Удивил меня и Ленин - кремлевский мечтатель, без всяких кавычек. В первые годы после Октября он привечал всяких безумных и полубезумных изобретателей, которые обещали быстрые результаты для народного хозяйства. В памяти осталась только более-менее сработавшая электрификация, но ей дело, мягко говоря, не ограничивалось.

Мрачная и печальная картина угасания Ильича страшна для меня. Мой дед тоже умер после серии инсультов, и я хорошо представляю эту картину распада личности, эту боль для родных и неравнодушных. Трагический финал, тяжелый, давящий, точка бифуркации, после которой Советская власть явно пошла по-иному пути (хуже или лучше – знать нам не дано).

Ленин потускнел. Его высмеяли, стерли и задвинули довольно далеко. Его нет в общественном дискурсе, он не существует (почти) как медийная фигура. Это довольно легко объяснимо – его нельзя вставить в рамки современного консенсуса. Так, Сталин – «эффективный менеджер» и т.п.. а Ленин? Все эти сравнения а-ля Фейхтвангер (Ленин – Цезарь Советского Союза, Сталин - Август) были уместны при советской власти, а теперь это не работает. Даже и в советском дискурсе было трудно представлять Ленина как отца-основателя государства, если принять во внимание его идеи об отмирании оного, о мировой революции и прочих вещах, с трудом укладывающихся в тот мир, который создал Сталин и который по инерции просуществовал до середины-конца 80-х.

Автор этого крупного тома упоминает множество книг и фильмов, к месту вплетает милый моему сердцу Хрустальный мир Пелевина, рассказывает о восприятии современниками ключевых работ Владимира Ильича. Но все это такое необязательное, такое красиво-оберточное в сравнении с самим Лениным. Автор часто старался переключиться обратно на рассказы о прелестях Капри и ощущения от современного Шушенского, но не смог, Ильич владел им, притягивал, сковал и заставил писать только о себе.

После выхода книги Данилкин в интервью предавался радужным мечтам, что Ленин станет для нас кем-то вроде Конфуция для Китая. Не думаю, что он прав. Не впишется этот космический человек даже в такой дискурс. Мы видим последние искры той эпохи, когда человечество надеялось на то, что мир может быть более разумным благодаря деятельности людей.

P.S. Молодая Крупская и правда слегка похожа на Скарлетт Йохансонн. Было бы любопытно увидеть фильм об Ильиче с ней и Ди Каприо.

Люблю я книги серии «ЖЗЛ». Хотя они очень изменились в последние годы. И если раньше это были приглаженные и подстроенные под цензуру биографии, то сейчас частенько идёт обратный процесс: нарыть как можно больше недостойных поступков «великих», вывалить компромат, извалять главного героя в дерьме и доказать, что он — проект эпохи и грамотного пиара, а так, собственно, ничего особенного, обычный человек и даже почти посредственность. Этакая жёлтая пресса под обложкой солидного издания (встречались мне такие книги, к сожалению).
Очень боялась я, что и с Гагарином проделают то же самое. Начиная с детства, я очень много читала про первого космонавта. Но в советское время книги про Гагарина напоминали рассказы про Ленина — этакие правильные, наглаженные, симпатичные и умные мальчишки (юноши, мужчины). Только один с ранних лет грезил о счастье всего человечества, а другой бредил небом и звёздами.

Но, к счастью, обошлось. И хотя Лев Данилкин не оставил за бортом некоторые «горячие» эпизоды биографии Гагарина, но вот что удивительно, эти факты ничуть не умоляют заслуг первого космонавта, а просто являются штрихами к портрету живого человека, а не идеального советского правильного глянцевого коммуниста.
Глядя на огромный список перелопаченной литературы, я понимаю, что труд любого биографа подобен труду шахтёра: шлака много, полезных ископаемых не очень.
О Гагарине писали очень много, но, к сожалению, практически всё было подправлено, вычеркнуто, переписано в угоду «интересам партии и советского народа». Идеология. Первый человек в космосе должен был быть олицетворением продукта Советской эпохи — непогрешимым, обаятельным, идеальным. И получается, что от живого, со всеми недостатками и проступками, с неудобными и некрасивыми страницами биографии человека, остался этакий приглаженный бравый советский офицер, которому, правда, очень тяжело давались все интервью и конференции, потому как он очень боялся сказать что-то не то.

Мне очень понравилось как Данилкин собрал биографию Гагарина из уже ранее опубликованных материалов, мемуаров, художественных книг. Получился такой симпатичный коллаж из разных цитат, который то подтверждает, то уничтожает миф о Гагарине-суперчеловеке.

Самое главное подтверждение — это то, как человек шёл к своей мечте, как много учился и работал над собой, как бешено тренировался, не жалея себя, и как бесстрашно вступил в Неизвестность, под названием Космос. И как бы не пытался кое-кто сейчас принизить подвиг этого человека — подумаешь, полтора часа в Космосе! Ерунда какая! — это совершенно не так. Вдумайтесь,он был Первым. Ведь никто не знал что там будет. Никто не мог предполагать как поведет себя ракета в черной бесконечности. Никто не гарантировал, что космонавт вообще сможет вернуться назад и при этом остаться в полном здравии. Да, были эксперименты с животными. Но очень уж разными были итоги таких вот космических путешествий. И сюрпризов до последнего времени было предостаточно. Да и у Гагарина не всё в полёте было гладко. А уж приземление было практически катастрофичным. Но вот Фортуна всё же была на его стороне и всё закончилось не так-то плохо.
В книге собраны воспоминания о Юрии Алексеевиче от разных людей. Тут и близкие родственники, и одноклассники, и земляки, и сослуживцы. Воспоминания разные, но вот характер в них вырисовывается один — это по-хорошему упёртый, очень цельный человек, балагур, весельчак, но очень принципиальный, требовательный, ценящий дисциплину и порядок, а так же, работоспособный и умеющий учиться. А ведь как много замечательного -то в нём было!

А вот и другие, не очень-то красивые или просто нелепые истории.
Одна из них об избиении курсанта Гагарина. Избили его достаточно жестоко, Юрий даже в госпиталь попал. За что? Да за то, что очень уж правильным был и закладывал командирам по полной своих товарищей, которые опаздывали из увольнительной или за другие проступки.
Очень, по-моему, яркий штришок к характеру.
Несколько довольно забавных эпизодов посещения Лондона и встречи с королевой. О том, как посмотрев на многочисленные столовые приборы рядом со своей тарелкой, Гагарин взял ложку и, улыбнувшись, сказал: «А давайте есть по-русски?!» На что королева радостно воскликнула: «Давайте! Давайте есть по-гагарински!»
Или анекдотичный эпизод с лимоном, ломтик которого Гагарин выловил из чашки и сжевал «на глазах у изумленной публики».
А вот и совсем некрасивая история из разряда «он, она и его жена». Вот на ней совсем не хочется останавливаться, но это факт, который не красит первого космонавта, но, опять же, очень «очеловечивает» его.

У Данилкина получилась интересная книга. Конечно, он не смог ответить на главный вопрос: как и почему погиб Гагарин. Видимо, ещё не время для таких откровений. Не очень хорошо описаны и последние годы жизни Гагарина. Всё-таки должно быть побольше причин для объяснения неудач и плохого настроения. И ещё мне очень не хватило семьи в этой книге. Хотя здесь есть реальное объяснение: жена Гагарина, Валентина, всегда была закрыта для прессы и своих дочерей научила тому же. При написании книги, Лев Данилкин обращался к ней, но она сотрудничать с очередным биографом не стала. Ну, что же. Имеет право. Тем более, что негативного опыта общения с журналистами у неё больше, чем достаточно.

И тем не менее, книгу стоит прочитать. И тем, для кого Гагарин — икона и идеал. И тем, для кого — фантазия и продукт советской идеологии. И тем, кто ничего не знает об этом человеке.
А он достоин того, чтобы его помнили. И ценили. И не забывали. Он — часть нашей непростой истории. И наша гордость (простите за пафос)!

And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action.
Вильям Шекспир, "Гамлет", 1603

Что же это такое – книга литературного критика (неплохого, но порой довольно поверхностного) о первом космонавте? Удобоваримо ли это? Сразу бросается в глаза, что такая книга не может быть обычной, она таит в себе (или просто обещает) возможности, но вот степень их реализации абсолютно непредсказуема.

Данилкин угадал с формой – книга создана для нынешних читателей и полностью состоит из довольно коротких цитат, надёрганных из колоссального количества источников. Клиповое мышление во всей красе (и я почти не иронизирую).

Именно эта калейдоскопичность создает любопытный эффект. Оказывается («подтверждается» будет точнее), что Гагарин – это просто миф. Все очевидцы расходятся в деталях по всем пунктам. Описания последних дней перед полетом, утра старта, встречи на Земле, прибытия поисковых групп – все это не сходится в 10-15 источниках даже в малейших деталях. Место посадки гуляет по карте, цвет скафандра меняется постоянно, фуражка становится то пехотной, то артиллерийской. Никто не может сказать - как было на самом деле, да и не было этого «на самом деле» в реальности. Т.е. было, конечно, но как – никто никогда и не узнает, источники нам точно не помогут.

Но Данилкина это совсем не смущает. Наоборот, эта разноголосица вместо стройного хора даёт понять, что событие свершилось действительно очень крупного масштаба, и люди сразу начали вплетать в то, что они видели, свои впечатления, мечты и фантазии.

В ситуации, когда каждый из нас знаком с каноническим мифом (году в 92-93 мы в первом или втором классе читали какие-то лубочные рассказы о приземлении в степи), на первый план выходят неожиданные подробности, которые никто не скрывал, но которые скрадывались при первом знакомстве. Меня впечатлило то, что Гагарин еще в 1951 году делал доклад по Циолковскому. Вспоминал ли он его десять лет спустя? Выстраивал ли сам для себя цепочку шагов, которая привела его на стартовый стол?

Ещё книга Данилкина подарила мне потрясающего человека. Механизатора Мишанина. Он был в полевом стане, когда приземлился Гагарин и (отдельно) спускаемая капсула. Этот наш человек успел раньше военных, залез в капсулу и нажал все тумблеры (слегка испугавшись зловещего тикания после очередного нажатия), а также сумел стянуть тюбики с космическим питанием. Он явно проходит по разряду «Эту страну победить нельзя».

Финальным, крупным и впечатляющим мазком были книги Гагарина, его читательский список. Не только русская классика, не только переформатировавшая воображение советских людей Туманность Андромеды , не горьковский список "Жизнь молодого человека" ()Бальзак, Стендаль, Гёте) или Артур Кларк. «Маленький принц», «Старик и море», Уловка-22 (sic!). Живой человек был куда рельефнее своего образа (банально, но убедиться в этом каждый раз интересно).

И радио. Представьте себе тот мир, где радио было главной артерией коммуникации. И создаётся впечатление, что новости распространились быстрее, ибо радио работало постоянно. И не только в домах, но и общественных местах. Да, сейчас доступ быстрее, он-лайн, но он происходит по запросу. А тут люди в поле слушали сообщения о первом пилотируемом полёте и не слишком сильно удивились Гагарину, разве что только тому, что по радио говорили, что он ещё над Африкой, а он уже у Энгельса.

Данилкин создал дайджест, приправленный короткими авторскими вставками. Можно считать, что он принёс Гагарина поколению 2000-х.

Но так ли всё радужно и просто? Увидел ли я живого Гагарина в потоке противоречащих друг другу свидетелей? Он ли это или всё тот же плакатно-экранный образ? Удалось ли Данилкину, используя свой метод компиляции, вскрыть скорлупу?

Дальше...

Строго говоря – нет. Калейдоскопичность калейдоскопичностью, но довольно скоро ты начинаешь чувствовать то же, что и при чтении книжных рецензий автора. Попсовость. Да, именно так, поверхностность восприятия. В какой-то момент Гагарин вообще перестаёт существовать, автор добивается решительной победы анализа, раскладывая героя на атомы, а синтеза даже не начинает. Вот они, десятки, сотни голосов, но где между ними человек?

Данилкин разбрасывается, часто уходит в детали, которые не рисуют искомого портрета. Его зацикленность на сторонних людях, которая, по явной идее, должна была создать контекст (все эти механизаторы, одноклассники, официанты, сослуживцы), создаёт лишь информационное болото. Много в книге лишнего, что не мешало бы при редактуре отсечь.

То, что явно впечатляет Данилкина – СССР ранних 60-х, когда всем, не только самим гражданам первого в мире социалистического государства, казалось, что у нас может получиться, подано им слишком разрозненно, так что, опять же, целостную картину приходится восстанавливать по крупицам, самому. И мои же восторги по поводу радио (т.е. того, как это подано в книге) начинают на фоне разброса и пересортицы казаться частным случаем на пёстром фоне.

Список книг? А что он доказывает? У нас нет и крупицы данных, чтобы понять, как он эти книги воспринимал (по крайней мере, в этой книге и намёка нет).

В который раз я думал о косности нашей пропагандистской машины. Долгие годы после первого полёта тщательно нажимали на то, что с кораблём всё было хорошо, никаких проблем при посадке не было, всё штатно. От этого сам Гагарин просто вставал в ряд Белки, Стрелки, Чернушки и Звёздочки, сел-слетал. Куда существеннее и мужественнее смотрелся бы он, если бы сразу говорили о том, как он преодолел жуткое вращение, в которое ушёл корабль после ошибки в расстыковке. О том, как он сумел вскрыть кислородный клапан после катапультирования, после того, как кислород не поступал шесть (sic!) минут. Какова была бы реакция, если бы он упал на поле под Саратовом мёртвым? Все эти проблемы и его на них реакция рисуют самого Гагарина куда рельефнее, чем однообразные мантры о чудесной автоматике.

P.S. Одному мне кажется, что со скафандром Джона Гленна что-то не так? Он выглядит как карнавальный костюм, нет?

Первым делом, конечно, меня взволновало слово "клудж", наверное, на это и рассчитано, так как слово не то чтобы в повседневном обиходе. Спасибо гуглу, "клудж" — это самоделка из подручных деталей, которая тем не менее выполняет своё предназначение. Например, если ты собрал рацию из утюга, изоленты и двух шестерёнок от настенных часов, а она вдруг возьми и заработай — это клудж. Впрочем, сам Данилкин использует другое значение этого слова "программа, которая не должна бы работать, потому что она написана вопреки правилам, а поди ж ты работает".

Сначала я немного скептически отнеслась к книге, потому что на скромной обложке уж очень нескромные слова: Данилкин заявляет, что он единственный человек в мире, который для себя прочёл полное собрание сочинений Ленина, Проханова и Фоменко (кстати, как я полагаю, именно это позволило ему себя самого назначить лениноведом, так что скоро у него выходит книжка про Ленина). Это как-то очень... Странно. Неужели он действительно думает, что больше никто в мире этого не читал? У всех-всех спросил? Это не такое уж достижение, чтобы им хвастаться, так что наверняка есть и другие упорные и упоротые чтецы, которые тоже обладают подобным статусом, просто не находят нужным вдруг им размахивать. Вторая подозрительная вещь — а чего это книга так отлично издана? Белоснежная тонкая бумага, качественный переплёт, тонкая книжица, казалось бы, но весит, как твоя мамка кирпич. Тираж почему-то нигде не указан. Аннотация загадочная, как опять же мамка твоя, потому что в ней сказано: "Ради этой книги объединились писатели и медийные личности, которые не могли бы объединиться никогда: Джулиан Барнс, Дмитрий Быков, Леонид Парфенов, Мишель Фейбер, Стиг Ларссон, а также... Джеймс Бонд!" Никто в книге не объединялся, это Данилкин бегал, думал и пахал, как о всех этих персонах написать, а кое с кем и встретиться. В общем, сплошные загадки. Правда, потом я увидела, что это не одна книга такая загадочная, а целая небольшая серия, и успокоилась. Значит, надо.

Определить жанр "Клуджа" довольно сложно. Это публицистические тексты: очерки, эссе, трэвелоги и другие сложно поддающиеся классификации заметки. Они довольно умело перемешаны, так что за долгим описанием какого-нибудь сугубо путешествия идёт бодренькое и литературоведческое, ведь мы же за этим к Данилкину идём, за книжками. Всё правильно, книжный критик, не литературный. Его путешествия можно только позавидовать, а то, что некоторые из них он умудряется соединить с литературными встречами и местами — ещё круче. Вообще, он хороший рассказчик, задорный, с юмором, любопытный и такой... По-хорошему раздражающий что ли. Как был в конце девяностых путешественник из Америки, снимавшийся в телешоу, где он постоянно докапывался до разных животных: дёргал аллигаторов за хвост, тыкал в змей палкой и всячески старался их растормошить (насколько я помню, во время такого очередного тормошения он трагически и погиб, так что берегись, Данилкин! На всякий случай). Данилкин тоже старается растормошить писателей, с которыми общается, так что Джулиан Барнс чуть не выпинывает его из гостей, а Иванов хмурится и мрачнеет.

Для книжного, а не литературного критика его язык как раз подходит более всего. не так сухо, как пишут академики, не так развязно, как личный блог, но количество знаний по теме больше, чем у среднестатистического читателя, для которого он всё это и пишет. Все материал из "Клуджа" можно условно разделить на три группы: трэвелоги (привязанные и непривязанные к литературе), мысли вслух о каких-то отвлечённых проблемах, не связанных с литературой, и, собственно, то, что мы и ждём от этого автора — литературные записки. В частности, заглавный материал "Клудж" очень хорош, так как даёт достаточно подробный, но в то же время краткий срез современной русской литературы, про которую очень многие любят говорить, что в ней читать нечего, не ознакомившись даже с кем-то глубже топовых фигур Прилепина-Пелевина-Акунина и прочих на слуху. Есть кого читать у нас, очень даже есть, просто искать достаточно сложно. Поэтому и нужны нам не только литературные критики, витающие в эмпиреях храма литературной недостижимой вечности, но и простые добротные чтецы, которые могут честно сказать, кому стоит читать книжку, а кому не стоит — и нужно ли вообще это делать. Экономия времени налицо, ведь если слушать самих господ книгоиздателей (что неудивительно), то кругом одни шедевры на шедеврах и шедеврами погоняют. Впрочем, именно литературного гайда из "Клуджа" как сборника не получается, это сборная солянка, тот самый клудж, который должен каким-то образом заработать, но пока непонятно, как именно. Обаятельно и неглупо, но только в том случае, если вам нравится стиль Данилкина и не нужно цельное содержимое.