Лучшие друзья

Как обычно в то памятное лето моего детства, я сидел на дереве. Старая ветла, скромно поправляя ещё зелёную шевелюру, слеповато склонилась над Оболенькиным прудом и замерла, стараясь получше разглядеть своё отражение в тёмном зеркале воды. По её причудливо изогнутому стволу можно было без труда добраться до широкой развилки. С моего наблюдательного пункта открывался вид на бескрайние поля, уходящие за горизонт. Родные просторы пробуждали во мне чувство свободы: как телесное единение с природой и возвышенное, почти сакральное состояние духа одновременно.

Деревенская вольница по понятным причинам была недоступна мне в пионерском лагере, куда я каждый год ездил на одну смену. Зато после линеек на плацу и утренних зарядок под баян особенно приятно было самому решать, чем заняться. Промчаться со свистом в ушах на велосипеде до магазина и обратно не меньше трёх раз подряд, потом накупаться до посинения в пруду с чудным названием Гамазей, а в пасмурную погоду залечь под шум дождя на терраске, листая старые журналы «Вокруг света» и «Крокодил».

Весёлый ветер, пролетая мимо второпях, насвистывал знакомую мелодию, затем вдруг возвращался и неожиданно приглашал меня – витать в облаках за компанию. Я не раздумывая соглашался. Приученный мамой к чтению, я никак не мог понять, почему детство считается самым счастливым временем жизни. Только из книг я знал о весёлых ребячьих забавах: как мои сверстники азартно играют в «войнушку», строят шалаши, ищут клады или пробираются в чужие сады в поисках приключений.

У меня не было своей постоянной компании. Всю неделю я с нетерпением ждал выходных: скорей бы приехали дорогие гости, мои родные. Дом оживал от смеха и веселых разговоров, а на рассвете наполнялся дурманящим запахом бабушкиных ватрушек с творогом.

В воскресенье, ни свет ни заря, мы всей гурьбой отправлялись в лес за грибами и возвращались с полными корзинками. А потом по заведённому ритуалу, с шутками да прибаутками, усаживались на крыльце и чистили добычу. Баба Ксеня на керосинке жарила картошку с грибами – фирменное блюдо уходящего лета от нашего непревзойденного шеф-повара.

В другой раз под началом Крестны, моей второй бабушки, мы отправлялись на рынок в Дмитров торговать вишней: когда урожай выдавался на редкость щедрым, товар везли в огромных бельевых корзинах. А после базарных хлопот нас ждала заслуженная награда: поездка на машине к Каналу имени Москвы – купаться и загорать.

В будни я пытался подружиться с местными ребятами. Помню, как деревенский заводила по имени Валерка выкопал у себя на огороде настоящий подземный ход – почти что линию метрополитена мелкого заложения. Для первого испытания он вместе с младшим братом запустил в тоннель черного котенка. Испуганный первопроходец с белыми усами, громко мяукая, обрушил своды первой ветки сельской подземки, так и не дождавшись открытия большого диаметра.

Отчего-то я не прижился в озорной компании: особенно после одного случая, надолго засевшего в памяти. Дядя Коля, родной брат моего деда, смастерил для меня чудесный лук и оригинальную стрелу. На домашних испытаниях всё прошло блестяще: стрела взмывала в небо, поднимаясь выше купола церкви. Воодушевлённый, я с видом будущего победителя явился на деревенский турнир. Но стоило мне на секунду отвлечься, как кто-то незаметно и очень аккуратно подпилил мой лук. В самый ответственный момент он хрустнул и сломался. Думаю, без Валерки эта пакость не обошлась. Сначала я сильно расстроился, а потом, спустя много лет, вдруг понял: а нечего было гневить Бога – стрелами выше маковки храма пулять!

Я продолжал поиски лучших друзей. Однажды деревенские пацаны устроили настоящую битву – начали кидаться друг в друга кусками кирпича, который выковыривали прямо из кладки старой церкви. Почему-то и я втянулся в это «сражение», встав на сторону тех, кто был в меньшинстве. На беду, случилось это ровно за день до приезда мамы – меня подбили в тот момент, когда я нагнулся за «снарядом». Ребята как ни в чём не бывало встретили её словами: «Вашему сыну голову пробили кирпичом!» Бедная мама примчалась домой в ужасе, ожидая худшего. К счастью, всё обошлось лёгким касательным ударом и даже без сотрясения мозга – должно быть, он был для этого слишком маленьким. Надо ли говорить, что «правительство» в составе бабушек и мамы наложило строгие санкции на моё общение с местными хулиганами?

Был ещё один запоминающийся случай – на весенних каникулах. Когда я случайно познакомился у пруда с первыми встречными ребятами, мы, будто это разумелось само собой, решили покататься на самодельном плотике. Конечно же, из всей команды исследователей нашего собственного озера Титикака именно я упал в ледяную воду и вернулся домой насквозь мокрым. К удивлению бабушек, я даже не простудился, и потому меня не ругали – только строго-настрого запретили встречаться с остальными членами экипажа.

Запомнилась и дружба с ребятами «с Подгоры» – так звали район на окраине деревни. Летом гусеничные тракторы таскали дёрн на прицепах из стальных листов. Мы катались на них в облаках пыли до самого заката. Домой я приходил грязный, как трубочист. Меня мыли в тазу на улице холодной водой: бабушка не пускала ночевать с «чёрными ногами», пугая цыпками – болезнью, которую, по её мнению, приносила грязь.

Однажды я споткнулся при погрузке на прицеп. Лист железа, сточившийся от вечного трения о землю, превратился в настоящую гильотину. Хорошо, что обошлось всего лишь порезанным пальцем на ноге, а не отрубленной головой. Глубокая рана с обильным кровотечением, к сожалению, поставила точку на моих подгорных приключениях тем летом, а заодно и на дружбе с новыми товарищами. А ведь мы только начали строить настоящий шалаш!

Были и другие знакомые. Но, кажется, они больше хотели покататься на моём стареньком мопеде, доставшемся от деда, чем дружить по-настоящему. С виду эти знакомые казались вежливыми и культурными, чем особенно нравились моим родственникам: те были готовы чуть ли не подарить им мой мопед. До чего же пай-мальчики были приветливыми и улыбчивыми! «Аж тошнит!» – любила выражаться моя мама. В итоге их тоже исключили из списка моих контактов: видимо, я оказался недостоин общения с «хорошими» мальчиками.

Когда в младших классах школы нам задали сочинение на тему «Мой лучший друг», я выбрал Кифирчика – так мы звали моего сверстника по фамилии Никифоров, жившего по соседству. Оба его родителя трудились на совхозной ферме: мать – дояркой, отчим – разнорабочим.

Мы часто наведывались в коровник, где, зажав нос, пили парное молоко прямо из-под коров в условиях, мягко говоря, далёких от стерильности. После этого непременно прыгали с крыши сарая в бурьян или бродили по кладбищу: других развлечений у нас особо и не было. Что именно я тогда написал в сочинении, уже не помню, но, судя по всему, выходило, что мы с Кифирчиком – не разлей вода.